Убийство от-кутюр. Кто подарил ей смерть? - Мойес Патрисия

Она молча села и ждала теперь, когда Сэндпорт начнет допрос. Инспектор тоже, кажется, был тронут ее страданиями, ибо начало допроса получилось каким-то скомканным. Сэндпорт попытался выразить соболезнования несчастной даме. Вайолет склонила голову и чуть слышно прошептала:

— Благодарю вас.

— Я понимаю, вам очень тяжело говорить, миссис Ван дер Ховен, — продолжал Сэндпорт, словно и сам испытывал сейчас огромное личное горе, — но вы должны нас понять. Нам непременно нужно задать вам несколько вопросов. И вы должны ответить на них.

— Разумеется. Я все понимаю.

— Ну хорошо… Как я знаю, вы и ваш супруг привезли огромный букет роз вашей матери.

— Да. — Голос Вайолет был едва слышен. — Две дюжины цветков сорта «баккара». Мы привозим их каждый год. Она очень их любит… то есть любила.

— Ваш муж профессионал в деле выращивания цветов?

— Да. Мы живем в Алсмере. Это самый крупный центр разведения цветов в Голландии.

— Итак… — Казалось, Сэндпорт стушевался и несколько секунд примерялся, как лучше задать следующий вопрос. Наконец заговорил: — Простите меня за то, что я сейчас произнесу, миссис Ван дер Ховен, но я могу высказать предположение, что вы знакомы с различными инсектицидами, какие принято использовать в оранжереях.

Вайолет отрицательно покачала головой:

— Не совсем так. Пит у меня настоящий эксперт. Что касается меня, я практически никогда не захожу в оранжереи.

— Вам знакомо средство «Улетайка»?

— Я слышала о таком. Долли использует его здесь, и мама всегда беспокоится о том… беспокоилась, чтобы оно не попало каким-нибудь образом в дом. Она никогда не позволяла заносить его в помещение. Пит, конечно же, не притрагивался к нему.

— Нет? Вы хотите сказать, он его не использует?

— Никогда не использовал. Он говорит, это слишком опасно.

— Но какие-то инсектициды он должен применять?

— Да, конечно. Но только не те, которые содержат паратион.

— Выходит, что привезенные вами розы никогда не опрыскивались этим или подобным ему средством…

Вайолет чуть не задохнулась от ужаса:

— Что вы такое говорите! Конечно, нет! Надеюсь, вы не думаете, что…

— Нет, разумеется, нет, мадам. Мы просто обязаны спросить вас об этом. Пустая формальность, если начистоту.

— Тогда вам должно быть известно, что маму отравили именно паратионсодержащими инсектицидами, — совершенно спокойно ответила Вайолет. Генри подумал, что сейчас в ней говорит голос того, чьи самые невероятные страхи оправдались, но подтверждение этого является теперь чуть ли не облегчением.

Сэндпорт прокашлялся.

— Ну… строго говоря, мадам, не совсем так. Мы пока что ничего такого не можем утверждать со стопроцентной уверенностью. Но все указывает на то. Поэтому пока что мы имеем право лишь на предположения. Отчет патологоанатома прояснит случившееся и ответит нам на вопрос, правы мы или нет.

— Я все понимаю. — Вайолет чуть склонила голову — августейшая особа, дающая свое королевское согласие. — В таком случае я, конечно же, расскажу вам все, что мне известно. Пит — мой супруг — особенно берег эти розы и ухаживал за ними с исключительной осторожностью и заботой. Он очень любит мою мать, и его всякий раз охватывает чувство гордости, когда он привозит сюда лучшие экземпляры. Голландцы очень гордятся своим занятием и плодами своих трудов, разумеется. — Эти слова многое говорили о характере Вайолет, которая немного воспрянула духом, и ее речь не прозвучала высокомерно. — Он срезал цветы вчера вечером и сам упаковал их в одну из наших специальных коробок, обеспечивающих вентиляцию. Такую тару мы используем при экспорте цветов во все страны мира.

— Вы путешествовали вечерним паромом из Хука в Харидж?

— Да. Мы приехали в Хиндчерст примерно без четверти час. Дэффи и Чак встретили нас, потому что мамин «бентли» сломался и был не на ходу. Долли, как я хорошо помню, сразу же выхватила коробку у Пита из рук, едва мы вошли в дом. Впрочем, она всегда так делает. Потом она снова внесла их в гостиную, но уже в вазе, однако мама заставила ее убрать их. У нее имеется… имелся такой предрассудок, будто подарки нельзя показывать до начала вечеринки. Бедная мамочка! — Вайолет помолчала. — Она верила в судьбу, понимаете ли.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да. Все это так печально. Значит, вы больше эти розы не видели?

— Нет, только когда… когда мама умерла. — Голос Вайолет хотя и звучал хладнокровно, но был сейчас едва слышен.

— Все ясно, мадам. Итак… вы приехали сюда как раз перед обедом и сели за стол вместе со всей семьей. Чем вы занимались потом?

— Я поднялась в комнату разобрать вещи. Пит пошел в сад. Разобравшись с багажом, я спустилась, и мы вместе пошли погулять в лес. Вернулись мы часов в пять, и успели как раз вовремя. Умылись, переоделись…

— А вы знали, мадам, что ваш муж провел достаточное количество времени в оранжерее сегодня днем? — резко и очень быстро проговорил Сэндпорт.

Однако Вайолет будто и не почувствовала перемены в его голосе.

— Вполне возможно. Теперь я вспомнила, когда вы мне это сказали. Да, я вернулась в дом первая после прогулки. Пит задержался на пустоши, рассматривая кусты вереска. Вполне вероятно, что потом он зашел в оранжерею, чтобы поговорить с Долли. Он восхищается этой женщиной. Он не раз говорил мне, какой она чудесный специалист и как ловко в одиночку справляется с таким огромным садом.

Пит Ван дер Ховен, очевидно, больше всего беспокоился о супруге. Вайолет идеализировала мать, и он искренне попытался объяснить это Сэндпорту на ломаном английском. Она очень огорчена. Нет, не до истерики, конечно, но, может быть, даже слишком спокойно восприняла потерю. Он боится, что она может в любую минуту сломаться. И еще ему хочется поскорей вернуть ее домой, в Голландию. Он уже планировал отъезд и был морально готов к поездке.

С трудом инспектору удалось вернуться к допросу и к насущным делам. Пит с пренебрежением подтвердил, что никогда не позволил бы себе пользоваться ни «Улетайкой», ни какими-либо другими пестицидами, содержащими паратион. Он знал, что Долли применяла их, и мог понять ее. Такие аэрозоли считаются очень эффективными и действуют моментально.

— Мисс Долли должна отсекать крючки.

— Что-что? — нахмурился Сэндпорт.

— Срезать уголки, — пояснил Генри.

Пит просиял:

— Да-да, все правильно, просто у меня с английским не все в порядке. Я обсуждал именно это с мисс Долли сегодня. Эта ваша «Улетайка» очень опасна. Я говорю ей, а она говорит мне, что в доме ее никогда не бывает, она ее туда не заносит. Только в оранжерее. Я говорю ей, чтобы она берегла себя тоже. Она очень много времени проводит в оранжерее. Она засмеялась, когда я так сказал.

— Так вы видели баллон «Улетайки» в оранжерее, верно?

— Да, я видел жестянку — эту баночку, или как вы там ее называете. Потом я пошел к своей Вайолет. Она так счастлива быть в Англии и вместе со своей милой мамой. А вот теперь…

Пит опять принялся рассуждать о супруге, и остановить его смог только Сэндпорт, когда разрешил ему вернуться к комнату — комнату Дали, — чтобы быть рядом с супругой. Он ушел, едва волоча ноги, хотя было видно, как ему хотелось убыстрить шаг.

Скорее для соблюдения формальностей Сэндпорт задал несколько вопросов и Эмми. После того как закончил делать записи в блокноте, он откинулся на спинку стула и обратился к Генри:

— Ну кажется, все, господин старший инспектор. Больше я пока что ничего сделать не могу. Только завтра, когда мы получим отчеты. Но, принимая во внимание, что леди была убита оральным способом, так сказать, приняв внутрь дозу «Улетайки», и я думаю, что вы поддерживаете эту версию, основным предметом для подозрений остается торт.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Если говорить о предположениях, — осторожно начал Генри, — то я согласен с таким заключением. Хотя…

— Мадам Дюваль, — продолжил Сэндпорт, — забрала торт из магазина. Ее муж даже не видел его. Коробку никто не открывал, пока торт не оказался здесь. Наиболее разумной версией будет следующая. «Улетайку» ввели в марципановый домик после того, как торт попал в буфет на кухне. Мисс Долли вполне могла сделать это. Миссис Ван дер Ховен тоже имела такую возможность, пока ее супруг оставался в оранжерее. И еще, простите меня, вы или ваша жена тоже могли, — закончил он и неловко рассмеялся.