Наизнанку (СИ) - Медведева Евсения

— А чего тянуть? — Оксана вздернула подбородок, вытягивая и без того лебединую шею.

— Оксан, осади! — Маринка ткнула её в бок, но решительно настроенная Оксана даже не шелохнулась, продолжая сверлить томным взглядом Олега. Весь ее вид говорил о состоянии боевой готовности. Да от нее несло этой решимостью за километр. Я чуть не взорвалась, когда она скинула шелковый шарф, скромно переброшенный через плечи, при одном только появлении Олега в зале. Конечно, его сложно не заметить, но оголяться при виде первого встречного — это было основным ее жизненным кредо.

— Отстать, я не учу тебя семейной жизни, а ты не учи меня холостяцкой. Ясно? — казалось, что ничто не может оторвать ее от выбранной цели, даже любимая сестра. Поэтому она отмахнулась от Маринки откровенно пренебрежительным жестом. — Ну, так что? Женат? Хотя… Признаться, меня это совершенно не беспокоит.

— Хм… — Олег как-то резко дернулся и нагнулся над столом, впившись взглядом в Оксану. Мощная ладонь впивалась в тонкую ткань скатерти, казалось, что был слышен треск напряжения. Он поджал губы и прошелся по ней взглядом, но, не увидев для себя ничего интересного, снова отвернулся. — Да… Определенно. Ты одна из них…

— Из каких? — Оксана была явно не готова к такому повороту. Уверена, что в ее хорошенькой головке был выстроен длинный диалог, в котором не было места его словам, произнесенным в абсолютно пренебрежительном тоне. — Какие еще они? Что ты несешь?

— А какая разница? Тебя же это не беспокоит. — Олег пожал плечами, так и не повернувшись к своей собеседнице. Я чуть сжала его ладонь, потому что не ожидала настолько резкой реакции. Но Олег быстро отпустил моё колено, забирая с собой так нужное мне спокойствие.

— Нет уж. Договаривай. — Оксана теперь просто не могла уняться. Щеки зарумянились, губы превратились в тонкую нить, а нос раздувался в гневном дыхании. Она резко дернула рукой, пытаясь перехватить ладонь Олега, но тот все видел, даже находясь спиной к нам. — Никто никогда не разговаривал со мной в подобном тоне!

Олег обернулся, еще раз окинул ее взглядом и вздохнул. Красивое лицо исказилось гримасой сдерживаемого раздражения. Было видно, что ему все это не нравилось. Хотелось спросить, почему он так напряжен и встревожен. Только сейчас увидела нервный бег глаз по залу, тяжелые вздохи, какую-то обреченность во взгляде. Я поежилась, ощущая страх. Самый настоящий. Такой глубокий и густой, что стало холодно. Тонкий шелк моего брючного костюма перестал согревать, вытягивая остатки тепла из тела.

— Чего вы хотите, Оксана Константиновна? — на выдохе выпалил он, окинув зал ресторана ленивым взглядом. — Только прямо, без лирики. Я этого очень не люблю.

— А чего можно хотеть от высокого сексуального мужика? — чуть помедлив сказала Оксана, растянувшись в улыбке.

— Тогда пошли! — он резко встал, набрасывая на плечи пиджак, и протянул руку очумевшей Оксанке.

— Чего? — она подавилась сигаретным дымом, раскашлявшись громкими спазмами.

— Ты же не в шахматы мне сыграть предлагаешь, поэтому идем. И побыстрее, а то скоро торт будут резать. Я очень люблю сладенькое.

— Никуда я не пойду. Охренел, что ли? Кто ты такой? Охранник? Вот сиди и охраняй тело Её величества! — она злобно ткнула пальцем в мою сторону. — А обо мне тебе придется лишь мечтать!

— А чего же ты, деточка, делаешь абсолютно прозрачные и неприлично пошлые, как твоё платье, намеки каким-то там охранникам?

— Не думала я, что ты такой кретин!

— Спасибо! — Олег довольно откинулся на мягкую спинку стула и сложил руки на груди. Я еле сдерживала смех, потому что впервые за вечер увидела его настоящую улыбку. Черт! Да ему всё это нравится!

— А тебе говорили, что твоя улыбка больше похожа на оскал? — Оксана хваталась за последние ниточки надежды остаться в победителях. Но было видно, что Олег настроен весьма решительно. Он почти не смотрел на нее, постоянно осматривая зал ресторана, замыкая взгляд на циферблате своих часов.

— Говорили.

— А ты?

— А я… — Олег свел брови, словно увидел что-то интересное. — А я привык благодарить за комплименты. Деточка…

Олег

Зал опустел. Нет, вернее, дальние родственники, друзья семьи продолжали прибывать, но те, за кем я следил, пропали. Не было ни Моисея с братьями, ни Лазаря с парнями, даже Куранов куда-то смылся, пока я отвлекся на эту стервозину.

Оксана Моисеева — дочь младшего из братьев. Как ни странно, но Константин — единственный, у кого два ребенка. Остальные, так сказать, сильно схалтурили, остановившись на дочерях. Когда мне Янка что-то там говорила за завтраком про свою сестру, я не придал этому значения, хотя видел, насколько она нервничала, описывая сестру. А теперь мне и подавно было неинтересно. Хотелось побыстрее посадить ее на самолет и не забыть убедиться, что он взлетел, унося с собой отвратительный аромат парфюма.

— Олег? Моисей зовет. — Голос Бубы прозвучал у самого уха как-то слишком громко и неожиданно.

— Да? Пороть будет? — рассмеялся, внимательно наблюдая за лицом Бубы. Он округлил глаза и нервно сглотнул слюну. В точку… Медленно осушил бокал виски, забросив в рот несколько, еще не успевших растаять льдинок и встал. Окинул зал взглядом, вспоминая все доступные выходы. Меховой полушубок Янки валялся на соседнем стуле, подобрал его и положил ей на колени.

— Ты чего? Мне не холодно, — она подняла свои голубые глаза, и я вздрогнул. Не знаю почему, но стало как-то непривычно. Что-то непознанное новое волной обрушилось на меня. Хотелось схватить ее в охапку и бежать. Но… Сплошные «но».

— Соберись. Я скоро вернусь, и мы уезжаем.

— Куда? Олег! Это мой День Рождения!

— Яна… Сейчас не время! — рявкнул. Понимал, что перегнул, но только это могло быстро донести важную информацию в ее голову. Только сквозь выступившие на миг слезы, она могла собраться и молча кивнуть.

Буба продолжал стоять за спиной, не сводя с меня глаз.

— Что? Приказали привести любой ценой?

— Скала! Что ты говоришь?

— А чего тогда мнешь ствол в руке? А? — кивнул на карман брюк и направился в сторону уже знакомого коридора в подвальное помещение, где находился кабинет Моисея. Вдоль стены стояли охранники, опустив голову. Да мне и не нужны были их глаза, потому что знал, что произойдет дальше.

— Олег. Придется оставить ствол. — Охранник преградил мне путь к двери, как только рамка металлоискателя разрушила тишину коридора.

Выбросил ствол на тумбу и решительно шагнул к двери, открывая ее ногой. Но это было последнее, что я видел. Темнота….

***

— Очухался? — знакомый хрип доносился откуда-то издалека. Резкая боль пронзила голову, концентрируясь где-то у затылка. Как только открыл глаза, теплая жидкость просочилась в глаз, размывая картинку. Дернул руками, но бесполезно, они были связаны за спиной. Кожей ощутил прохладное касание металла. Наручники.

— О! Моисей! А я-то думал, чего это ты ко мне сегодня ни разу не подошел. Обиделся, что ли? — пересохшее горло саднило, а вылетавшие звуки больше походили на хрип.

Моисей стоял в паре метров от меня, скрестив руки за спиной. Он внимательно следил за мной, словно боялся пропустить малейшее движение, взгляд или вздох. Казалось, что он приготовился. Будто просто ждал отмашки, чтобы взорваться. Но мне нужно было время. Выдохнул и, пользуясь моментом, окинул взглядом кабинет. Вдоль стен стояли парни, они старались не смотреть в мою сторону. У стола «папы» стоял Костя. Он вертел в руках мой ствол, пытаясь прочесть гравировку на рукоятке.

— Кто ты такой? — вдруг заорал Моисей, подскакивая ко мне. Было заметно, как его трясет. Морщинистое лицо то бледнело, то румянилось, как свежий персик. Глаза стали прозрачными, как ключевая вода. — Никто! Слышишь? Еще никто меня не провел. И тебе не удастся! Никому не позволю гнать дурь в мой город! Хотел провернуть все за спиной? Да? Ан нет, Призрак… Я думал, что ты умный мужик, а ты так себе… Грязь под ногами. Думаешь, раз снюхался с Янкой, то приму тебя и твое дерьмо с распростертыми объятиями? — Он нагнулся так близко, что в нос ударил резкий запах виски и пряность его сигар. — Нет, Скала. Я куплю доче новую игрушку, а ты исчезнешь с лица земли. Я раскусил тебя. Вижу насквозь. Твоя маска таинственности, вседозволенности — не что иное, как пустота и продажность. Ты пустое место. Шавка без роду и племени, готовый за зелень американскую убить любого. Ты один, а мы — семья! У тебя же на лице написано, что ты «шкура»!