Союз летящих - Завацкая Яна

В этот момент она почувствовала, как чьи-то руки взяли ее за плечи.

Собственно, почему чьи-то. Это были руки Дьена. Он ничего не говорил, но каким-то образом держал ее за плечи. И пока это так — она не умрет. Она лежит в его руках. Он держит ее. С ней ничего не может случиться.

Это неважно, что она убийца. Для него — совершенно неважно.

В следующую минуту завеса разодралась, и в ее мозг потоком хлынули голоса тайри. Локальная сеть взволнованно переживала за нее и обращалась к ней.

"Алейн, что с тобой?"

"Не сходи с ума! Ты же была готова к этому".

"Алейн, тебе надо прийти в себя!"

И звонким светлым колокольчиком — голос Линны, юной тайри, новой сестры:

"Алейн, ты должна жить! Слышишь — ты должна жить! Ты неправа! Ты должна была это сделать! И вовсе не все равно, кто и кого убивает!"

И она бросила ей несколько образов, близких им обеим — образов из Второй Мировой войны; и фашистские концлагеря, и знамя над Рейхстагом, и горящие деревни, и Зою Космодемьянскую, и летчика Экзюпери…

Алейн не знала, права ли Линна, но наверное, именно ее неистовая убежденность повлияла на организм. Алейн почувствовала себя лучше. Выпрямилась.

"Но как же теперь быть?" — тихо спросила она сеть.

"Возвращайся домой в первую очередь. Отдохни, восстановись. Мы потом подумаем об этом", — сказала Ташени.

Дьен все это время так и не произнес ни слова. Но не отрываясь, издалека будто бы держал ее за плечи.

Энергия лилась чистым ручейком, отогревала посиневшие пальцы Алейн, билась веселым потоком в сердце.

Алейн выпрямилась. Ей было по-прежнему тяжело на душе, но силы ее вернулись. Она снова стала тайри.

"Спасибо", — прошелестела она в сеть. Ей все же было стыдно перед остальными, несмотря на все хорошее, что ей было сказано. Но теперь она могла действовать.

Алейн встала, еще раз окинула взглядом камеру — и мгновенно перенеслась в свою квартиру, в районе Бонн-Бойель, где ее радостно приветствовал беспокоящийся друг кэриен.

Ноги были ватными, но голова уже не болела, кто-то заботливо снял спазм. Алейн выпила в кухне минералки. Поднялась наверх и уселась в свое кресло, глядя на карандашный набросок лица Дьена, сделанный так давно… В первый раз после убийства она обратилась к другу.

"Денюшка…"

Так она называла его, впервые попав на корабль тайри. Когда прошла робость, Алевтинка начала что-то понимать вокруг себя, и красивый недосягаемо умный барин оказался нежным возлюбленным.

Теплая волна в ответ затопила ее.

"Я так испугался за тебя. Аленькая, ты могла умереть. Умереть совсем. Отдать керу. Аленькая, не надо. Пожалуйста, живи".

Она лежала словно в его руках, неподвижно, безжизненно. Она не была в силах что-либо произнести. Ей было стыдно говорить, стыдно и страшно.

Она и тепла этого не заслужила.

"Это слишком, — произнесла она с трудом, — "я перешагнула какую-то грань, понимаешь? Оттуда нет возврата".

"я знаю, как это больно. Мне случалось это делать, Аль".

И он впервые в жизни послал ей несколько образов — которые раньше она не видела никогда. Его воспоминаний. За сотни лет войны на планетах инферно — действительно, случалось всякое.

"Это наша слабость. Люди не понимают того, что убивая другого — убиваешь себя. Мы понимаем. Это плата… за все, что нам доступно. Это неизбежная плата".

"Ты так говоришь, как будто это просто боль, — с горечью ответила Алейн, — если бы это было так, я бы перетерпела, мало ли боли я знала. Но дело не в этом, Дьен, совсем не в этом. Я в самом деле поняла, что мы… наверное, неправы. Так нельзя. В этих делах не работает арифметика. Убить одного, чтобы спасти тысячу? Но этот один — целый мир, со своей любовью, своими мечтами, своим опытом, он уникален, он — целая вселенная. Что дает мне право уничтожить его? Другое дело — одрин, гниющая оболочка, в которой человек убит во время инициации. Но здесь человек не убит. Почти ни в ком из людей душа не убита. Что дает мне это право? Теоретическая возможность спасти тысячу? Но мы не можем смотреть далеко в будущее и не можем просчитать последствия хотя бы лет на триста — что если причинно-следственная цепочка в будущем приведет к большим жертвам из-за моего убийства? Как мы можем формировать будущее прямо сейчас, если мы видим только его небольшой кусочек? Выход лишь один — не убивать. Мы ошиблись, Дьен. Ты… наверное, прав, ты такой железный, и ты сам прошел через такое, что… в общем, это твое дело. Но я не могу больше".

"Тогда вернись, детка. Не надо больше, правда, — ласково ответил он, — Я вижу, что ты не можешь, что у тебя больше нет сил. Я давно это вижу, и если честно, мне бы хотелось, чтобы ты больше не занималась этим, никогда. Вернись на Тайрон. На Лив-Лакос или Имельхе… Эндорагон… Вспомни, как там хорошо. Просто живи. Тебе досталось слишком много, уже хватит, просто хватит. Отдохни, вылечи свои раны. Я буду возвращаться к тебе постоянно. Вернись, Аленький, вернись!"

Она заплакала.

"Я не могу, Дьен. Как я буду жить дальше? Человек, которого я убила, больше не живет. А я вернусь на Лив-Лакос, буду плавать в зеленом океане, да? Как я буду общаться с другими тайри? Ты хороший, ты все понимаешь, ты родной. Но ты же знаешь, мы живем только в Союзе, и как теперь? Они все добрые, все любят, все простят меня, но я-то как буду рядом с ними? С нормальными? Никогда не делавшими такого…"

Такого еще не было. Отчаяние захлестнуло ее, несмотря на присутствие Дьена, несмотря на то, что он обнимал ее. Ничто не могло ее больше спасти, и Алейн почувствовала, как черная пелена надвигается снова, и сосуды мозга сжались, как раскаленный обруч вокруг головы.

"Остановись!" — в ее мозг ворвался скрежетом голос Ульвира Черного.

"Алейн! Соберись. Ты можешь потом умирать, сколько тебе вздумается, но сейчас у нас Глобальная Сеть. Ты брала на себя обязательства, не забывай! Ты должна ответить".

— Глобальная сеть, — вслух прошептала Алейн, пораженная этим событием.

Хотя Союз Тайри и представляет из себя единый разум, по сути — сверхразум, меняющий Вселенную, выступающий как единое целое, механизм его действия не менее сложен, чем механизм действия единичного человеческого мозга. Можно представить каждого отдельного тайри как клеточку этого мозга. Возбуждение, возникшее в одной-единственной клеточке, может быть настолько сильным, что охватит весь окружающий ее участок или даже весь мозг. Но постоянно каждый участок мозга занят чем-то своим, и каждая клеточка выполняет собственную задачу.

Именно так происходит общение в самом Союзе Тайри. Каждый участок Союза — каждая локальная сетка — занята своими интересами и делами. Даже шесть потоков мышления, которыми обладает тайри, не позволяют ему воспринимать одновременно более миллиарда других разумов (это не говоря уже о человеческих, кэриен и других рас — разумных существ в галактике биллионы и биллионы).