Тропинка в зимнем городе - Иван Григорьевич Торопов

На следующее утро, ровно в девять, требовательно заверещал телефонный звонок. Заведующий отделом Никита Петрович протянул трубку только что возникшей в дверях Светлане:

— Тебя…

— Я слушаю.

— Светлана Николаевна, здравствуйте. Это говорит Пунегова, — послышался в трубке знакомый голос. Но как же он изменился со вчерашнего дня. — Я все уже знаю… — длинные провода, несущие этот голос, нисколько не скрадывали его дрожи и скорби.

— Софья Степановна, я собиралась сама рассказать вам обо всем, но увидела Пантелеймона Михайловича и поняла…

— Да-да. Но что же мне теперь делать, Светлана Николаевна?! Я всю ночь плакала… сердце разрывается на части, никакая работа не идет в руки… Могла ли я хотя бы подумать, что мой Сашик… что он способен…

— Я сочувствую вам, Софья Степановна. Но прошу учесть, что не хочу причинять лишнего зла вашему сыну, а вам — боли…

— Какой позор, какой позор… Сегодня я даже боюсь выходить из своего кабинета. Боюсь смотреть людям в глаза. А теперь еще и вы меня ославите… неужели вы будете писать об этом в газету?

— Но разве дело, Софья Степановна, только в огласке? — она не сумела сдержать возмущения. — Дело прежде всего в случившемся. И еще в том, чтобы постараться вернуть этих юнцов — в том числе вашего сына — на путь праведный. И чтобы этот пример…

— Извините меня, Светлана Николаевна, я понимаю… но от горя я совсем потеряла голову… значит, вы не будете настаивать на судебном разбирательстве?

— Я думаю, что лучшее решение этого дела — общественный суд. Пусть молодежь соберется — например, в клубе механического завода, с участием представителей школ, предприятий, где учатся и работают эти парни, — выслушают их, выскажут свое мнение, обсудят…

— Но разве нельзя избавить Сашика от этого? Он же совсем еще ребенок. Эти бандиты наверняка запугали его, заставили… он теперь так мучается, так страдает… я просто боюсь за него…

— Софья Степановна, неужели вы думаете, что мне самой доставляет удовольствие заниматься этим делом? Или, как теперь говорят, мне больше всех надо?.. Ведь, откровенно говоря, мне проще всего пойти и обычным порядком заявить в милицию… вот, может быть, тогда огласки и впрямь будет меньше — решат, как велит закон… я, конечно, могу понять, что такое израненное материнское сердце. Потому и не сделала этого до сих пор…

Когда она положила трубку, Никита Петрович сказал:

— Послушай, Света, а может, и вправду тебе стоит пойти в милицию? Ведь нельзя без ее участия. Как бы и впрямь не получилось — в обход закона… Ты помнишь, к нам в редакцию приходил полковник? Славный дядька. Вот посоветуйся с ним… Ведь еще и неизвестно, какие подвиги… в кавычках, разумеется… числятся за этой шайкой-лейкой. Ты уверена, что они впервые вышли на такое дело? А вдруг эти ночные волки уже давно рыщут по городу…

— Но ведь они совсем еще мальчишки, Никита Петрович!

— Бывает и так: мал да удал… в кавычках, конечно… Это же групповой разбой… тут будь начеку… Непременно сходи к Михаилу Андреевичу.

15

Геннадий возвратился с работы хмурый. Разделся молча, причесал перед зеркалом волосы, еще влажные после заводского душа, а потом уж спросил у лежащего в кровати Кима:

— Ну как, сегодня никто с покаянными речами не являлся?

Ким заметил, что хотя друг и шутит, но сам чем-то удручен.

— Что случилось, Гена?

В Генкиной душе и впрямь кипела, не находя выхода, злость. И сейчас, после этого вопроса, уже не могла не выплеснуться:

— Этот наш Кузов слишком много стал себе позволять… Задрал нос так, что дождь прямо в ноздри льет!

— А что случилось? — засмеялся Ким. Кузовом рабочие цеха, для краткости, прозвали мастера Кузовкина.

— Представляешь, иду сейчас с завода, встречаю Васю Куликова, а он жалуется: мол, Кузов не велел фельдшеру мне бюллетень выдавать. Вася руку сильно поранил в цехе, пошел в санчасть, а там фельдшер юлит: «Может, обойдешься без больничного? Кузовкин, мастер твой, обещал перевести на другую работу — полегче…» Соображаешь, что к чему? Ведь если Куликову дадут бюллетень — в цехе случай производственного травматизма. И, значит, мастер лишается премии! Фельдшер тоже…

— А если у человека случится заражение? — возмутился Ким.

— В том-то и дело! Я и говорю — зарвался этот Кузов! А ведь когда пришел после института молодым инженером, совсем другим был: и вежлив, и чуток, и к рабочим с уважением…

— Теперь за деньгой погнался. Женился, расходы возросли, жена небось требует то да сё…

— Но ведь нельзя же здоровьем человека рисковать ради премиальных! — не мог успокоиться Генка. — Вот я завтра же, на разнарядке, все ему выскажу напрямик! А не подействует — пойду в партком.

— У него теперь и на меня зуб: тоже ведь бюллетень требуется…

— Мы за тебя всей бригадой отработали, — сказал Гена. И спохватился, вспомнив разговор с Кузовкиным о нем. Мастер сказал Геннадию Игнатову: мол, если поднатужитесь и без Коткова дадите полную выработку, можно будет бюллетень не выписывать, а включить его фамилию в наряд, как работавшего… а то, дескать, бюллетень могут еще и не дать — начнут допытываться, как да что, ушибся ведь не на заводе, не производственная травма, может, подрался по пьянке, тогда — прогул… Генке сперва показалось, что Кузов печется о Киме, проявляет чуткость к человеку, а теперь понял подоплеку этой заботы: не о человеке она, а о премиальных рублях…

— Нда-а, — вздохнул Геннадий. — Прямо на глазах людская совесть протухает, как непросоленная рыба… Неужели из-за женитьбы, из-за жены? Ну, если так, то мы с тобой, Кимка, давай поостережемся жениться, а?

— Идет! — засмеялся Ким. — Да здравствует пролетарий-холостяк! Ему терять нечего, даже собственных семейных уз…

— А то женишься и тоже — голову под крылышко, тоже начнешь кланяться и гнуться там, где надо стоять прямо, как штык! — убежденно заявил Гена и, подумав, добавил: — Нет, я сейчас же побегу, разыщу этого Кузова…

— Почему непременно сейчас? Можно и завтра…

— Нет, завтра пыл поостынет, а нынче еще разогрет мотор — будет ходче на оборотах!

Снова оставшись один, Ким долго и тепло думал о друге. Теперь он с особой остротой понял, как щедра была к нему судьба, когда по приезде в город столкнула именно с этим рабочим парнем. А ведь могла подсунуть в дружки и рвачей вроде Кузова, и пьянчуг да хулиганов вроде этих юнцов, что угостили его свинчаткой…

Как различно живут люди в одних и тех же условиях, как