ДАртаньян в Бастилии - Николай Харин

– Не хочет?! – удивился Портос.

– Нет же! Вы меня не так поняли, господин Атос! Господин Портос! – воскликнул Планше, избегая встречаться взглядом с Гримо, который воззрился на него с немой укоризной.

– Я не настаиваю, любезный Планше, – мягко проговорил Атос, но в тоне его несчастному Планше послышался новый оттенок. Оттенок легкого презрения. Планше знал, что Атосу, как никому другому, свойственно презрение к опасности. Перед лицом ее граф де Ла Фер превосходил благородством самых благородных, а мужеством – самых мужественных. Планше представил себе Атоса на бруствере бастиона Сен-Жерве с развевающимся знаменем в руках.

Потом перед его мысленным взором предстал его господин в тюремной камере… Этого сердце честного Планше вынести не могло.

– Сударь, раз вы рискуете собой ради господина д'Артаньяна, то мне и подавно полагается быть там, куда вы пойдете, и делать то, что вы будете делать. Располагайте мной, я еще не подвел ни разу, не подведу и впредь!

– Отлично сказано, Планше! Отлично! – одобрительно прогудел Портос.

– Что ж, я и не сомневался в твоем решении, Планше, – так же мягко ответил Атос. – А теперь надо отполировать до блеска шпаги, почистить и зарядить пистолеты, осмотреть мушкеты. Через несколько часов начнет темнеть, а мы отправимся в казармы. Там узнаем новости.

Позже, когда слуги занялись осмотром и подготовкой вооружения, Гримо не выдержал. Он толкнул Планше локтем в бок и спросил:

– Струсил?

Планше оставил шпагу, клинку которой он старался придать сходство с зеркалом, и сердито ответил:

– Ты хочешь сказать, что мы и не в таких переделках бывали! И ты прав, Гримо. Ведь я ни минуты не колебался, когда господа мушкетеры (Планше по привычке называл всю троицу не иначе как «господами мушкетерами») предложили мне участвовать в ночном штурме Бастилии, и моей вины в том нет, что он не удался. Но теперь-то, сам посуди, если ты еще не разучился думать своей головой, как разучился говорить языком, весь Париж только и говорит, что о побеге из Бастилии. И всем уже известно, что бежал какой-то важный испанец, шпион короля Филиппа. И что брат нашего короля поднял мятеж и идет на Париж, а этот испанец у него командует кавалерией! А побег-то устроили мушкетеры! Ты понимаешь, чем это пахнет, дурья голова?

Эшафотом на Гревской площади!

Вместо ответа Гримо только ухмыльнулся.

– Что ты хочешь этим сказать?! – разъярился Планше.

– Хм, – ответил Гримо.

– Что такое?! Что за идиотская ухмылка?!

– Гревская площадь – дворянам. Для тебя – Трагуарский Крест.

Глава сорок третья

Логика господина кардинала

Хорошенько выбранив Рошфора, его высокопреосвященство успокоился и, следовательно, смог прибегнуть к помощи своей недюжинной логики. Он вдруг вспомнил, что еще ничего толком не узнал о таинственном доме на улице Медников, где его подручным так и не удалось захватить неуловимого д'Эрбле.

– Впрочем, оставим эту материю, – все еще немного ворчливым тоном заявил кардинал. – Что, вы говорите, нашли там, в этом подозрительном доме?

Рошфор обстоятельно описал все обнаруженное в результате осмотра дома, каковой был произведен от подвала до чердака.

– Все свидетельствует о том, что там занимались алхимическими опытами, ваше высокопреосвященство.

Кардинал презрительно фыркнул:

– Искали философский камень!

– Еще мы там нашли вот это. – И Рошфор подал Ришелье круглую плоскую коробочку, которую он извлек из кармана. Внутри коробочки была мазь зеленоватого цвета с терпким запахом. Его высокопреосвященство понюхал содержимое коробочки, наморщил нос, закрыл коробочку крышкой… и вспомнил.

– Любопытно, – проговорил он. – Любопытно, что такую же мазь герцог д'Эльбеф получил от лекаря королевы-матери, когда обратился к нему за средством от болей в суставах. Герцог показывал ее мне. – Ришелье задумался. – Кстати, Рошфор, – заметил он немного погодя. – Этот врач из Люксембурга, о котором столько говорят. Отчего он не живет во дворце? Около своей госпожи. Мы бы тогда располагали о нем всеми необходимыми сведениями.

– Совершенно верно, ваше высокопреосвященство, – подтвердил Рошфор. – У нас достаточно верных людей в Люксембургском дворце.

– Да-да! – улыбнулся кардинал. – Особенно полезны горничные, фрейлины, лакеи, повара… К ним относятся как к мебели, к части интерьера… Забывая при этом, что они такие же люди, как и их хозяева, и имеют глаза и уши.

Он бережно снял со стола пушистую кошку, которая забралась на бумаги министра. Кардинал удобно устроил зверька у себя на коленях и почесал ему за ушком. Кошка замурлыкала от удовольствия и зажмурила свои зеленые глаза.

Кардинал, видимо, радовался не меньше кошки, а Рошфор, наблюдая подобные сцены неоднократно, всякий раз думал, что и великие мира сего имеют забавные причуды и слабости. Кроме того, конюший его высокопреосвященства отмечал снова и снова, что его патрон любит кошек куда больше, чем людей.

– Странно, не правда ли? – продолжал кардинал, следуя своим мыслям. – Я в последнее время только и думаю об атом лекаре, который пользует не одну Марию Медичи, а кажется, половину Парижа, но он совершенно неуловим.

А я между тем нуждаюсь в толковом враче. Вы точно знаете, что он поселился за пределами Люксембургского дворца, Рошфор?

– Совершенно точно, ваше высокопреосвященство.

– Прикажите проследить за ним, когда он выйдет от королевы-матери и отправится к себе домой. Неплохо было бы узнать о нем побольше, прежде чем я возьму его к себе на службу.

– Ваше высокопреосвященство собирается взять этого врача к себе на службу?

– Поменьше вопросов, Рошфор, побольше дела. Пусть ваши люди проследят за медиком. Надо узнать, где он живет. Да выберите кого потолковее, а не тех болванов, которых вы пустили по следу д'Эрбле. Слышите?

– Так точно. Будет исполнено, ваше высокопреосвященство.

– Что же касается самого д'Эрбле, то его надо побыстрее разыскать и арестовать. Он мне нужен живым и здоровым. У меня к нему накопилось много вопросов.

– Все будет исполнено, ваше высокопреосвященство.

– В таком случае можете идти, не хочу более вас задерживать, у вас достанет работы, – язвительно заключил кардинал. – Погодите! Коробочку оставьте мне, я хочу кое в чем удостовериться.

Когда Рошфор ушел, Ришелье повертел в руках коробочку с зеленоватой мазью и вызвал секретаря, который обязан был неотлучно дежурить в соседнем помещении. Иногда у министра возникала надобность в секретарях и писцах даже посреди ночи. Бессонница – спутница великих людей – часто заглядывала в кардинальскую опочивальню.