Рожденные ползать - Александр Анянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На посадку заходил какой-то самолет. Панин, приглядевшись к бортовому номеру, хлопнул меня по плечу:
— Сашок, это кажись твоя 20-ка. Все, кончайте лясы точить, панове. Пошли, продолжаем работать.
Мы отправились назад, но по дороге я продолжил приставать к своим товарищам с вопросами:
— Сегодня наши целый день с ракетами на полигон ходили? Кто-нибудь знает, какие результаты?
— Какие там результаты! Смеешься? — посмотрел на меня, как на идиота Борзоконь. — Ты же видел, как эти ракеты пускать. Летчик еще кнопку не нажал, а уже полные штаны удовольствия. В таких условиях если он не то чтобы в мишень, а хотя бы в полигон ракетой попадет, ему уже Героя Союза давать можно.
— А вообще, как учения проходят? — поинтересовался я.
— Молчат летчики, как воды в рот набрали. Шушукаются только между собой. Видать хвастаться нечем, — предположил капитан.
— Я слышал, вчера им перехватчики здорово врезали, когда наши пытались к объекту «противника» прорваться, — поделился информацией Панин. — Там, говорят, такие маты в эфире стояли, что просто уши заворачивались. Наши шли звеном во главе с комэском. Попытались проскочить на сверхмалой, чуть ли не ниже верхушек деревьев, так их и там истребители достали. Один из них к Паханову так близко подошел, что едва не столкнулись. Когда Пахан, прилетел назад, так своим шлемом от злости об бетонку шарахнул, что чуть не разбил вдребезги. А перехватчика, вроде бы, потом спрашивают, мол, зачем хулиганил, так близко подлетал к «противнику»? Ведь можно же было издалека его заснять. А тот отвечает: я прошлый раз на учениях такую фотографию уже привозил. Так мне сказали, что далеко очень — не попал. Вот в этот раз я и решил так заснять, чтобы у «противника» рожу было видно. Что б уж точно не отперся, будто бы его не догнали!
Посмеявшись, я продолжил расспросы:
— А все-таки, зачем эти учения? Какая у них цель, какие задачи? А то мы, я имею в виду техническую часть эскадрильи, ничего не знаем, как котята слепые.
Капитан удивленно посмотрел на меня и поинтересовался:
— А тебе не один хрен? Много будешь знать — спать плохо станешь.
Теперь пришла моя очередь удивляться:
— Как это? Ведь когда каждый, от рядового до генерала, хорошо понимает задачу, стоящую перед подразделением, тогда он лучше, более инициативно работает. Потому что понимает, что от его личных усилий и от его вклада в общую копилку зависит успех всей операции, а может быть и победа!
— Если рядовой на войне будет понимать задачу всей операции, на уровне генерала, тогда он может просто не согласиться с той ролью, которую ему отводят, и вообще не пойдет в атаку. Вряд ли кому-нибудь понравится такое планирование: одному — ордена, другим — дырка в голове, — Борзоконь горько усмехнулся. — Поэтому тебе командиры и не рассказывают ничего. Не хотят, чтобы ты догадался, что во время войны с тобой будет.
— Постойте, но ведь есть же уставы, есть наставления. Есть заранее разработанная тактика для действий полка в случае войны.
— Есть, все у них есть. И стратегия и тактика, — вмешался в разговор старший техник. Внезапно глаза его зло блеснули, и он досадливо махнул рукой. — Если хотя бы один самолет полка в военное время к объекту противника прорвется и ядерный боеприпас сбросит, то считай, полк свою задачу выполнил и полег геройски не зря! Вот тебе и вся тактика!
Разговоры прекратились, мы брели, думая каждый о своем. Я представил себе, что началась война. Мы выпустили одноразовых летчиков в последний полет. После взлета машин одноразовые техники разбрелись по аэродрому, в ожидании ответного ракетно-ядерного удара. И тот естественно не заставил себя долго ждать. В это время в небе парит одинокий самолетик. В его кабине — Паханов. Это то, что осталось от нашего полка после прорыва ПВО противника, где-нибудь в Западной Германии. Возвращаться комэску некуда — нашего аэродрома больше не существует. Паханов летает, пока не выработалось горючее, потом катапультируется. Катапультируется и не знает, что прямо под ним очаг химического заражения. И что там его уже поджидает большой и очень пушистый северный зверек. Вот так то, товарищ подполковник, надо было тренироваться надевать противогаз и ОЗК, пока была возможность!
Подойдя к своему самолету, я решил осмотреть кабину, но возле стремянки столкнулся нос к носу с главным радистом эскадрильи — Якимявичусом. Примерно с минуту мы с ним препирались, кому первому работать в кабине. Спор быстро перешел на повышенные тона. Дело уже почти доходило до драки, когда рядом с нами появился вездесущий Панин. Тезка мягко взял меня за рукав и отвел в сторону. Якимявичус с видом победителя полез наверх по стремянке.
— Санек, — начал старший техник, заглядывая мне в глаза. — Слушай меня внимательно. Никогда не трогай радистов. Понял?
— Да ладно тебе, — я окинул взглядом худого низкорослого Витаса и иронически поинтересовался. — Ты что же думаешь, я его испугался?
— Ничего я не думаю, — отрубил Панин, потом, немного помолчав, спросил: — У тебя дети то есть?
— Нет, — удивился я неожиданному вопросу.
— Тем более, не трогай!
— Ничего не понимаю? А при чем здесь это?
— Вот сейчас радист сидит в кабине, — терпеливо, как ребенку начал объяснять Панин. — А ты знаешь, что он там делает?
— Нет, не знаешь, — не дожидаясь моего ответа, Сашка ткнул в каплеобразный нарост в передней части самолета, выкрашенный серой краской. — А вот это что такое, ты знаешь?
Я кивнул головой. Это был излучатель аппаратуры радиоэлектронной борьбы, или попросту РЭБ, предназначенный для глушения связи противника и установки помех для его локатора и прицела.
— Так вот, — продолжил Панин. — Естественно, этот излучатель направленного действия — на того, кто сидит в кабине не действует. Работает он бесшумно, никто его не видит и не слышит, а мощность у него о-го-го! — Сашка развел руками, словно бы показывая что-то очень большое. — В общем, если РЭБ излучатель несколько минут поработает, пока ты внизу под самолетом крутишься, то детей у тебя никогда не будет. И самое главное, ни один врач не определит причину. Понял теперь, почему с радистами лучше не связываться?
В это время к нам подошли Борзоконь с Петровым.
— Да уж эти радисты. Это такие выдумщики, — начал капитан, услышав концовку разговора. — Аналогичный случай, — затянул он знакомую песню, как, обычно ставя ударение на букве «а» во втором слове, — произошел в одном из гарнизонов Подмосковья. Служил там один радист, и была у него автомашина «Запорожец». Водил он лихо, никогда ограничений скорости не соблюдал, поэтому постоянно получал штрафы. И вот однажды ему это порядком надоело, и мужик решил с этим покончить раз и навсегда. Думал-думал, и придумал. Свистнул на аэродроме аппаратуру оповещения об облучении и четыре датчика к ней. Поставил на приборной панели своей машины индикатор облучения, а датчики установил на передний и задний бампера, по два на каждый.
Мы с интересом слушали. Индикатор облучения представлял собой небольшой приборчик, в виде контура самолетика с лампочками вокруг. Когда локатор вражеского самолета или ракеты начинал свою работу, то одна из лампочек загоралась, предупреждая об облучении и показывая с какой стороны, происходит атака.
— Теперь, — продолжал Дед, — как гаишник не прячется, но только ему стоит свой радар на «Запор» навести, индикатор в кабине тут же начинает мигать, водитель тормозит и милиция остается ни с чем.
Капитан подождал, пока мы закончим смеяться, и поднял указательный палец вверх:
— Но это еще не все. Однажды ехал тот мужик с нормальной скоростью и вдруг индикатор сработал. Ну, ему что, у него то все в порядке. Едет дальше. Тут его останавливают и показывают радар. А там — скорость на 20 километров выше положенной. Радист естественно понимает, что его накалывают, и начинает спорить. Спорил-спорил, но когда ему сказали, что права не отдадут, решил не связываться и дать взятку. Короче, отпустили его гаишники, но обиделся он на них сильно, и решил наказать. Спер на службе аппаратуру РЭБ и поставил ее у себя в багажнике. Так, как у «Запора» багажник впереди, то получилось классно. Теперь, как только индикатор в машине замигает, офицер вместо того, чтобы жать на тормоз, просто включает РЭБ на полную катушку. После чего спокойно проезжает мимо поста ГАИ, со злорадством наблюдая, как мусора недоуменно трясут ни с того ни с сего сдохший радар. При этом аппаратуру свою старается не отключать как можно дольше, потому что гаишники не должны оставлять после себя потомства!
Мы согнулись пополам от смеха. Не смеялся только один Панин. Я еще никогда не видел его таким — усталым и озабоченным.
— Дед, кончай байки травить, — прекратил он наше веселье. — Вон летчик на твой аэроплан пришел. Иди заводи.
— О, вспомнил! — воскликнул вдруг Петров. — Анекдот вспомнил. Рассказать? — и, не дожидаясь нашего согласия, начал: — В понедельник утром техник кричит летчику: — Наливай! То есть — раздавай! В смысле — раздевайся! Тьфу, черт — заводи!