Воспоминания о службе - Борис Шапошников

На границе с Австрией все было спокойно. Иное дело в Германии. Уже в ночь на 19 июля разведывательные части дивизии и пограничники сообщили, что за германской границей слышен колокольный звон и зажжены вехи. Так традиционно немцы объявляли об угрожающем войной положении. Днем 19 июля это подтвердила и агентура.

Мой постоянный и проверенный агент — поляк из Заверн, — оказался военнообязанным и призывался по мобилизации. Я приказал воинскому начальнику передать его в штаб 14-й дивизии на укомплектование, приобрел ему повозку и пару лошадей для разъездных надобностей, пополнил его гардероб на случай переодевания.

Медленно проходил день и вечер. Я прилег подремать, когда около 11 часов вечера меня разбудил дежурный по штабу. Он принес телеграмму из Петербурга, адресованную начальнику гарнизона Ченстохова. Она гласила: «Германия объявила нам войну. Сухомлинов». Немедленно доложив эту телеграмму начальнику штаба и позвонив начальнику дивизии, отправился к другому телефону, соединившему меня со станцией Гербы-прусские, вызвал к телефону командира разведывательного эскадрона 14-го гусарского полка и передал ему приказание о немедленном переходе границы и уведомлении о том же второго командира эскадрона, стоявшего южнее, у деревни Конописка, с приказанием и ему начать разведку с переходом границы. Командир эскадрона со станции Гербы просил подождать часа полтора, так как темно, кругом лес, ничего не видно… Дав согласие, я вернулся к себе в комнату.

Итак, война началась!

О ходе мобилизации на ченстоховском сборном пункте я уже говорил. В остальных районах, подчиненных по боевой задаче начальнику 14-й кавалерийской дивизии, мобилизация проходила нормально. Фактически два дня для мобилизации были выиграны. Оставалось еще 20 июля для завершения работ ченстоховского сборного пункта и отправки по железной дороге 7-го стрелкового полка. 19 июля агент штаба дивизии, побывавший в Силезии, доложил о подвозе к Люблинцу пехоты и артиллерии немцев. Очевидно, в Люблинце сосредоточивался весь 63-й пехотный немецкий полк. Телеграмма Сухомлинова говорила только об объявлении нам войны Германией. Какова же позиция Австрии, из-за которой и вспыхнула война? Ведь на фланге 2-й бригады 14-й кавалерийской дивизии висела 7-я австрийская кавалерийская дивизия. Поэтому, когда ночью начальник дивизии явился в штаб, я предложил ему запросить начальника штаба Варшавского военного округа Орановского о позиции Австро-Венгрии. Телеграмму послали, но ответа на нее штаб дивизии так и не получил.

По разработке 1912 года 2-я бригада должна была идти в набег на Люблинец с целью выигрыша времени для мобилизации. Я доложил начальнику дивизии и полковнику Дрейеру о том, какие силы мы имеем перед собой теперь, в 1914 году, а не в 1912-м. Указал, что в Люблинце встретим пехотный полк с артиллерией, а с фланга нам будут угрожать четыре эскадрона 11-го конноегерского полка, поддержанного, возможно, пехотой. А так как нам оставалось в Ченстохове провести лишь один день, да к тому же прикрыть посадку в эшелоны 7-го стрелкового полка, то я находил, что набег на Люблинец в данных условиях не целесообразен, он может привести только к бою ради боя. Дрейер горячо высказался за то, чтобы предпринять набег, так как он-де указан в разработке. Новиков колебался. Попросив разрешения готовить штаб дивизии к выступлению, я покинул кабинет.

Наступил рассвет. Оба наших разведывательных эскадрона перешли границу, и первый с боем занял станцию Гербы-прусские, а второй столкнулся со стоявшим на бивуаке батальоном немцев. Когда разъезд — 9 человек с офицером — неожиданно показался на поляне, в немецком батальоне поднялась паника. С криком «Казаки!» одни бросились бежать в лес без ружей, другие к ружьям. Испугался и наш разъезд. Он повернул обратно и шесть верст скакал галопом, пока не перескочил границу, которая отныне не имела значения, но по привычке успокоила людей, оказавшихся «дома». По донесению разведывательных эскадронов, все приграничные деревни были пусты, брошены жителями.

К западу от деревни Козегловы стояла 2-я сотня 14-й бригады пограничников, которая должна была перейти границу и вторгнуться в находившиеся здесь имения князя Гогенлоэ. Однако этого сделать не удалось: пограничники встретили ружейный огонь пехоты, по-видимому, частей, стоявших в Бейтене.

От пограничных частей со стороны Бердзина и Сосковец донесений не поступало.

Колебания Новикова продолжались, пока не пришла телеграмма от генерала Орановского, составителя разработки боевой задачи 14-й кавалерийской дивизии. Телеграмма предлагала принять все меры, чтобы «не подвергнуться отдельному поражению». Это приказание ничего не говорило о том, предпринимать ли набег на Люблинец или нет. Новиков перестал колебаться и решил занять 2-й бригадой 14-й дивизии позицию к западу от Ченстохова. К северу от железной дороги расположились пять сотен 14-го Донского казачьего полка в спешенном порядке, а южнее — части 14-го гусарского полка с четырьмя орудиями. Замаскированных два орудия 23-й конной батареи поставили непосредственно у шоссе. Штаб дивизии разместился в деревне Каводжа, имея у себя в резерве только 50 человек конно-саперной команды.

В 9 часов утра 20 июля две бригады дивизии с 23-й конной батареей выступили для занятия позиции к западу от Ченстохова. С утра на немецкой территории шли столкновения разведывательных частей. Около 12 часов дня наш разведывательный эскадрон, занимавший станцию Гербы-прусские, под натиском эскадрона конницы противника и роты самокатчиков отошел из Гербов-прусских и Гербов-русских. Через некоторое время поддержанный одним эскадроном гусар наш эскадрон снова занял станцию Гербы-русские и вел бой за станцию Гербы-прусские.

Около трех часов дня, когда штаб дивизии находился в деревне Каводжа, в его расположение был доставлен из Ченстохова курьер австро-венгерского посольства в Петербурге, везший с собой дипломатическую почту и имевший на это соответствующие удостоверения. Так как пассажирские поезда южнее Ченстохова к австрийской границе уже не шли, то он решил обратиться к начальнику гарнизона за получением пропуска. Невыясненная позиция Австрии в войне и нежелание пропускать курьера через те станции, где у нас не было войск, привели к решению отправить его в сторону немцев, с которыми уже велись военные действия. Поэтому на бланке полевой книжки я написал ему пропуск через боевые линии, и курьер вместе с почтой был отправлен на подводе в сторону Гербов.

До наступления темноты шла борьба передовых частей за Гербы-прусские и Гербы-русские. К ночи гусары вынуждены были оставить обе станции и отошли к деревне Трапезуры. Южный разведывательный эскадрон гусар, выяснив, что к деревне Боропув подошел кавалерийский полк немцев, поддержанный пехотой, отступил к деревне Конописка. От 3-й и 4-й конных сотен 14-й бригады пограничников получили донесение, что около пяти часов вечера в районе Сосковец и Бендзина появились крупные разведывательные конные части немцев, которые и заняли эти два пункта.