Анатолий Тарасов - А. Горбунов

— Какую свою команду, венскую или гренобльскую, вы считаете сильнее? — поинтересовался Тарасов.

— По-моему, на Олимпиаде наша команда была более мощной и лучше подготовленной, — ответил Брюер, которого в составе сборной Канады на Олимпиаде в Гренобле (1968 год) не было.

— Как сыграли бы лучшие профессиональные клубы — «Монреаль Канадиенс», «Торонто Мэйпл Лифс», «Бостон Брюинс» — с советскими командами?

— Если бы вы приехали на серию матчей в Канаду, то в первых встречах победили бы канадцев, а позже канадцы побеждали бы вас.

Этот ответ Брюера Тарасов записал слово в слово и попросил собеседника пояснить свою мысль. (Заметим, что разговор состоялся за четыре года до Суперсерии-72, в которой сначала, в Канаде, действительно побеждала сборная СССР, а потом стали выигрывать канадцы.)

— Профессионалы, — сказал Брюер, — пока не будут побиты, никого из любителей не считают за стоящего противника. Значит, вероятна их неполная мобилизация. Но главное в другом. Ваша тактика, ваша манера игры пока неизвестна профессионалам. Но, проиграв матч, они смогут перестроиться, принять контрмеры, и тогда ваши сильные игровые козыри будут биты. Вы сможете победить канадцев вначале за счет необычной игры. Вы действительно играете в какой-то иной хоккей.

Тарасову захотелось поспорить. Он взял с тарелки четыре сэндвича и положил их между собой и Брюером. Затем пояснил: хоккей складывается из четырех главных компонентов — атлетизма, индивидуального мастерства, тактических построений и волевой заряженности игроков. И предложил Брюеру обсудить, кому, по каким компонентам следует отдать предпочтение.

Начали с атлетической подготовки. Тарасов выразил убеждение, что у советских хоккеистов более развиты быстрота и ловкость: «У наших игроков достаточно силы, хотя они не всегда умело направляют ее в единоборстве — не хватает навыка, а иногда и характера». «Брюер в ответ стал убеждать меня, — вспоминал он, — что профессионалы физически очень развитые люди. Они могут без устали кататься, всегда готовы к жесткому единоборству. Он уже протянул было руку за сэндвичем, желая превосходство в атлетизме взять себе. Я не уступал:

— Разве ваши так называемые любители во многом уступают профессионалам в атлетической подготовке? Ведь все канадские хоккеисты из одного материала, у вас единая методика воспитания игроков высокого класса!»

Брюер, подумав, ответил, что действительно физически любители и профессионалы примерно равны, хотя у последних лучшие условия для подготовки.

— Вот скажите, — продолжил Тарасов, — против наших ребят в Вене в прошлом году легко было играть или трудно?

— Тяжко. Они быстры и назойливы.

— Так можно сэндвич атлетизма я возьму себе?

Брюер соглашается. Итак, 1:0.

Тарасов поинтересовался мнением оппонента об индивидуальном мастерстве.

— Мне очень импонирует ваша легкость в обращении с шайбой, — отвечал Брюер. — Пасы ваших ребят всегда точны и неожиданны. Обводка сложна и скрытна. И не является самоцелью — чувствуется широта ориентирования хоккеистов. Я считаю, что лучшие ваши игроки могли бы играть в лучших профессиональных командах…

«То ли поколебленный моей настойчивостью в споре об атлетизме (а я, должен признаться, ни за что не хотел это бесценное качество нашего хоккея отдавать профессионалам), то ли по собственному разумению, но вдруг канадец второй сэндвич тоже стал отдавать мне, — вспоминал Тарасов. — Я отказался его принять, сказав, что у меня на сей счет другое мнение. Звезды канадского хоккея, такие как Халл, Микита, Бельвью, Хоу, Пилот и некоторые другие, пока превосходят наших игроков в сумме технических приемов. В частности, в силовой обводке, нацеленной на ворота, в постоянной заряженности для броска, в приемах добивания, подправления шайбы, в создании помех вратарю, в силовых приемах у бортов канадские профессионалы сильнее. Все это они исполняют надежнее, с этаким — нелишним — оттенком артистизма. Безусловно, сказывается столетняя история канадского хоккея, большое количество искусственных катков, обучение игре с раннего возраста. Сказав это, я предложил индивидуальное мастерство считать за канадскими профессионалами. Мой собеседник не без удовольствия придвинул сэндвич к себе».

Третий компонент — тактика.

Тут сразу заговорил Брюер. Он сказал, что у всех канадских команд единая тактика. Она лишь может изменяться за счет индивидуальных действий игроков, их вдохновения. Тарасова такая трактовка удивила. Он сам не раз подмечал у канадцев тактический трафарет, а теперь это свое наблюдение услышал как теоретическую догму из уст человека, хорошо канадский профессиональный хоккей знающего.

Уступать превосходство в тактике Тарасову не хотелось. Он напомнил Брюеру историю официальных советско-канадских встреч на чемпионатах мира. Сказал, что известные эксперты зачастую высоко оценивали тактическое содержание игры советской сборной, отмечали тактические новинки в решающих турнирных матчах. Брюер выслушал Тарасова, внимательно посмотрел ему в глаза, что-то прикидывая в уме, и, хотя и без особой охоты, вручил сэндвич Тарасову.

Оставался последний компонент — волевая заряженность.

Брюер почему-то молчал. По-видимому, он хотел узнать сначала мнение Тарасова. Тарасову всегда импонировала боевитость канадцев, их игровой настрой, хоккейный патриотизм, беспощадность к себе и к противнику. Любительские сборные Канады выходили на матчи с советской командой не играть, но сражаться. Тарасова привлекало в канадцах отсутствие жалости к себе.

Однако Тарасов полагал, что понятия о высоком уровне волевой заряженности у советских и канадских хоккеистов и тренеров принципиально разные. «Когда мы, советские тренеры, говорим о волевом воспитании, — утверждал он, — то нам и в голову не приходят такие вещи, как драки (матч в Калинине — действительно исключение. — А. Г.), чувство мести, жестокость. Наше воспитание в спорте основывается на морали советских людей, на нашей этике и культуре. Но канадцы, по-видимому, для достижения побед не станут задумываться о таких вещах и будут пользоваться своими приемами и методами, выходящими за рамки правил и не укладывающимися в наши понятия о спортивной чести и солидарности».

Искренние рассуждения Тарасова о «морали советских людей» и «наших понятиях о спортивной чести и солидарности» с головой выдавали его идеализм. Столь же искренними всегда были суждения Тарасова о том, что дело его жизни — воспитание людей коммунистического завтра, а спорт вообще и хоккей в частности — средство достижения цели, причем очень важное, поскольку затрагивает самые разные возрастные группы.