Вся правда о нас - Макс Фрай

До сих пор толком не представляю, во что именно я тогда превратился. И хвала Магистрам, что так. Надеюсь, этот светлый образ никогда не уставится на меня из зеркала. Меньше знаешь, крепче спишь.

Судя по выражению лица моей жертвы, я был невообразимо прекрасен. Но кроме ужаса в её глазах горело любопытство. Самое настоящее любопытство, высшей пробы: «Ух ты! Откуда такое чудо взялось? Это, что ли, он превратился? Интересно, как это делается? А я бы смогла? И что теперь будет? Оно меня съест? Или просто во что-нибудь этакое превратит? И что я при этом почувствую?..»

Ну и ярость моя, конечно, сразу прошла. С умилением она неважно сочетается. И когда я полез в карман лоохи за сигаретами, у меня уже было всего две руки. Это точно, я их сосчитал.

— А почему ты меня не убил? — спросила Нур Иристан.

Она снова сидела на своей груде сена и вид имела почти разочарованный. Пообещал и не убил, каков подлец!

— Потому что ты дура, — сердито сказал я. — Глупым людям нельзя умирать молодыми. Вам надо жить как можно дольше, чтобы успеть поумнеть. Смерть — серьёзная работа, дураков до неё допускать нежелательно.

— Ничего себе — «молодыми»! Мне уже почти пятьсот лет! — совершенно по-детски возмутилась она.

— Значит, у тебя запоздалое развитие, бывает. Ничего не попишешь, придётся пожить ещё.

Нур Иристан испытующе уставилась на меня. Явно пыталась понять, можно ли мне верить. И, похоже, пока склонялась к тому, что с этим делом лучше повременить.

— Если бы собирался убить, я бы в тебя просто плюнул, — сказал я. — Прямо с порога, чего тянуть. У меня, видишь ли, слюна ядовитая. Один добрый человек когда-то вот так удачно меня заколдовал. Благодетель, драть его четырежды во всех колодцах.

— Это ты к чему? — подскочила она.

— К тому, что нет никакого смысла сопротивляться. Я к тебе поговорить пришёл, а не убивать.

— В это довольно трудно поверить, — откликнулась Нур Иристан. — Но поскольку я до сих пор жива, видимо ты всё-таки говоришь правду. Не знаю, что там у тебя со слюной, но ясно, что убить ты можешь кого угодно. Просто не хочешь. Интересно, почему?

Хороший вопрос. Особенно в устах человека пятисот лет от роду. Впрочем, готов спорить, большую часть этого времени леди проспала. Какой с неё спрос.

— Потому что всякая жизнь — драгоценность, — наконец сказал я.

— Какая странная идея, — удивилась Нур Иристан.

И задумалась. Надолго. Я был не против, как раз хотел спокойно покурить. Не декламируя при этом пафосные банальности. Больше одной за утро — уже перебор.

— На самом деле, я вовсе не собиралась причинить тебе вред, когда усыпляла, — наконец сказала она. — Просто тебя спящего я уже неплохо знаю. С тобой спящим мы партнёры по игре, а это — хорошее начало дружбы. Поэтому мне было бы проще говорить с тобой во сне, вот и всё. А ты так рассердился!

— А кто бы не рассердился, когда его без спроса пытаются заколдовать? — усмехнулся я.

— Я! — пылко воскликнула Нур Иристан. — Я бы совсем не рассердилась! Я бы очень хотела, чтобы ты меня заколдовал. То есть, не обязательно ты. Всё равно кто. Это же так интересно!

Я совсем растерялся. До сих пор думал, что характеристика «безумная ведьма» — это просто художественное преувеличение. Мы же часто называем друг друга безумцами, когда сердимся или, напротив, восхищаемся. Или выражаем несогласие, или хотим пристыдить.

Но теперь я заподозрил, что учитель Нур Иристан называл её безумной вовсе не потому, что сердился. Он просто констатировал факт. И её коллеги, урдерские Глашатаи Воли Старших Деревьев, ровно тот же факт констатировали. И им, безусловно, видней. А я даже запаха безумия не способен различить, вот ведь влип.

Нур Иристан, похоже, примерно представляла ход моих мыслей. И снисходительно усмехнулась.

— Опять думаешь, что я дура? Думай, мне не жалко. Но я только и хотела сказать, что магия, которая творится наяву — это настоящая жизнь. А жизни слишком много не бывает. Поэтому пусть лучше меня заколдуют, чем вообще ничего никогда не случится, я так на это смотрю.

И тогда до меня наконец начало доходить, с кем я связался. У Меламори, когда она сокрушалась, что бросила учёбу у арварохских буривухов, были такие же отчаянные и одновременно мечтательные глаза.

— Ладно, если хочешь, я тебя заколдую, — сказал я. — Наяву. Мне не жалко. Но сначала давай просто поговорим.

— О дереве по имени Дигоран Ари Турбон? — понимающе кивнула она. — Скажи мне, ты его полюбил?

От такой прямоты я даже немного растерялся.

— Да не то чтобы именно я. И не только его. Но в целом да, ты мыслишь в правильном направлении.

— О! Не только его! То есть, остальных вы тоже полюбили? Всё получилось! — торжествующе воскликнула Нур Иристан. И расхохоталась от избытка чувств — громко и звонко, как в моих снах, когда делала особо удачный ход.

— Что именно получилось? — спросил я. — В чём состоял замысел? Тебе было нужно, чтобы кто-нибудь полюбил Ди и его семейство? Но зачем?

— Затем, что настоящая магия изменяет Мир, — твёрдо сказала она. — А любовь — это очень серьёзное изменение.

— Да, пожалуй.

— И это изменение внесла я! Хотя ничего толком не умею, кроме сновидений. А это всё-таки не настоящая магия.

— Да с чего ж ты взяла, что не настоящая?

Нур Иристан растерянно моргнула. Явно не ожидала такого вопроса. Наконец сказала:

— Я с детства умею делать со сновидениями всё, что заблагорассудится. Но реальность от этого никогда не менялась. Когда заболел мой отец, я пять ночей кряду видела сон о том, как он выздоравливает, но это не помогло, нам всё равно пришлось звать знахарку. Когда я на кого-нибудь сердилась, могла хоть год кряду видеть во сне, как я его убиваю, но наяву человек оставался жив и благополучен. И сколько бы драгоценных кладов я ни находила в сновидениях, наяву мы оставались бедняками, каких поискать. Во сне я могу быть царицей Мира, но рано или поздно всё равно придётся просыпаться, вот в чём штука!

— Можно посмотреть на это иначе, — заметил я. — Как бы хорошо ни обстояли мои дела наяву, рано или поздно придётся заснуть. И всегда есть шанс огрести в сновидении столько неприятностей, что с ума сойти впору. Одно время мне часто снились кошмары, и я ничего не мог с ними поделать — в точности, как ты с врагами, бедностью и болезнями наяву.

— Но рано или поздно ты обязательно просыпался! — упрямо сказала она.

— Совершенно верно. А потом обязательно засыпал, и всё начиналось сначала. Никакой разницы.

— Ты меня совсем запутал, — вздохнула Нур Иристан. — А всё равно уметь колдовать наяву гораздо важнее, чем во сне. Я точно знаю.

— Ладно, не будем спорить. У тебя есть мечта научиться колдовать наяву. Кстати, не то чтобы невыполнимая. Уверен, стоит тебе переехать поближе к Сердцу Мира, и всё пойдёт как по маслу. У нас все быстро учатся магии. Вот, скажем, родные нашего общего друга Дигорана Ари Турбона. Казалось бы, вообще не люди, а просто сны, приснившиеся дереву. Тем не менее, уже колдуют вовсю. Отличные, кстати, они у тебя получились. Такие славные люди, невозможно их не любить. Ты всё как надо сделала.

— Ну, по правде сказать, их достоинства не моя заслуга, — смущённо улыбнулась Нур Иристан. — Это Дигоран Ари Турбон захотел именно такую семью. Добрую умную сестру, красивого увлечённого друга, талантливую племянницу, или племянника, он никак не мог решить, кто лучше, девочка или мальчик, вот и получилось… ну, ты сам знаешь, что. Дигоран Ари Турбон придумал их задолго до того, как мы познакомились. Он же очень старое дерево. Тысячи три лет ему, как минимум, а точно он сам не знает, давным-давно сбился со счёта. Насмотрелся, как живут люди — он-то, в отличие от меня, успел застать Саллари процветающим городком — и сам захотел стать человеком. И чтобы у него была человеческая семья. Рассудил так: родители, жёны и дети — это слишком, к такой степени близости он пока не готов, а вот сестра, племянник и друг — именно то что надо. Рос и представлял, как бы отлично они жили тут, в Саллари, все вместе. Только друг иногда уезжал бы по делам. Но потом обязательно приезжал бы — хороший повод устроить пирушку! Дигоран Ари Турбон так здорово всё придумал, что почти поверил в их существование. А когда вспоминал, что на самом деле он дерево, и никакой семьи у него нет, тосковал. Сам не заметил, как эти выдуманные люди стали главным смыслом его жизни.

— Бедняга, — искренне сказал я.

Потому что очень легко мог представить себя на его месте.

— Когда я пришла в Саллари, мы с Дигораном Ари Турбоном сразу заключили сделку, — говорила Нур Иристан. — Я мастерю для него достоверные счастливые сны с участием его вымышленного семейства, а он за это делает Саллари полностью безлюдным. Городок к тому времени и так пришёл в упадок, но всё же какие-то люди тут жили, а мне они не нужны. Мешают сосредоточиться на сновидениях. Ну и вообще докучают… Эй, не смотри на меня так! Мы не утопили их в море, хотя некоторые вполне того заслуживали. Просто внушили им желание попытать счастья в каком-нибудь другом месте. И отлично всё получилось, сам видишь.