Вся правда о нас - Макс Фрай

Городок Саллари, вернее, то немногое, что от него осталось, стоял довольно далеко от моря — там, где тёмно-синие камни побережья постепенно уступали место обычной почве, и можно было легко вырыть яму под фундамент, посадить сад, развести огород. Поэтому шагал я долго, наверное, больше получаса. Но не сказать, что это пошло мне на пользу. Идей в голове так и не прибавилось. Ну, правда, согрелся от быстрой ходьбы, и то хлеб.

Впрочем, не настолько, чтобы расстаться с одеялом. Увы, совсем нет.

Я думал, что в единственном обитаемом доме Саллари, где живёт Лесничая Смотрительница, гениальная сновидица по имени Нур Иристан, топится печь, и я сразу отличу его от прочих по дыму, струящемуся из трубы. Однако никакого дыма не было. И надежда, что опознать её жильё можно будет по застеклённым окнам и запертой, или хоть в каком-то виде существующей двери, тоже не оправдалась. Единственный более-менее целый дом, который при большом желании мог сойти за нормальное жильё, был обставлен кое-какой ветхой мебелью, но пустовал. Вероятно, он предназначался для туристов. В смысле, паломников, ну или как тут называются люди, которым приспичило побывать в месте заключения исторического договора с морем. Что ж, по крайней мере, мне стало ясно, почему посол Чангайской империи разбила столько посуды, вспоминая этот гостеприимный приют. Она совершенно не преувеличивала, описывая перенесённые неудобства. Скорее, наоборот.

Потом я осмотрел остальные дома, вернее, руины, в которые их превратило время. Выбитые окна и двери — это ещё ладно бы, у большинства строений не было даже крыш. А некоторые и стен не досчитывались. И деревья — не огромные, как на берегу, а обычные — росли не только снаружи, но и внутри. И трава пробивалась сквозь половицы. Совсем молодая, сочная, первая весенняя трава.

В конце концов я отказался от идеи отыскать смотрительницу, руководствуясь здравым смыслом, и решил отправиться к ней Тёмным путём. С самого начала надо было так сделать, но я тянул время, как мог. Неловко, да и просто жалко будить человека до рассвета. А теперь уже наверное можно, потому что пока я скитался среди руин, утро окончательно вступило в свои права. Даже солнце показалось из-за горизонта — маленький ярко-оранжевый шар, совсем не похожий на привычное нам, жителям Хонхоны, большое бледное светило. Как будто я на другую планету попал, а не просто на соседний континент.

Если бы не удобная особенность Тёмного Пути, который позволяет мгновенно добраться до цели даже в тех случаях, когда её местонахождение неизвестно — просто точно сформулируй, куда именно тебе надо, и вперёд — я бы наверное до сих пор слонялся среди руин, пугая диким взором и пёстрым одеялом редких паломников и лесных птиц. Ни за что её не нашёл бы. Потому что пожелав оказаться рядом с Нур Иристан, Лесничей Смотрительницей Саллари, я обнаружил себя в подвале.

Ну конечно. Подвалы-то я не обыскивал, хотя, если по уму, именно с них и следовало начинать. А где ещё можно относительно удобно устроиться в доме, от которого остались три полуразрушенные стены и небольшой кусок крыши, угрожающе нависающий над покосившейся верандой?

Впрочем, оказавшись в подвале, я далеко не сразу обнаружил там следы человеческого присутствия. Ни намёка на мебель, даже какого-нибудь ящика или плоского камня вместо стола, ни матраса ни подстилки, ни сундука. Только груда сена в дальнем углу; впрочем, такого душистого, что человека, устроившего для себя подобное ложе, я вполне мог понять.

Но на сеновале тоже никого не было, во всяком случае, так мне показалось поначалу. Потом я услышал звук, похожий на шум моря, только очень тихий — так могло бы шуметь совсем маленькое море, умещающееся в тазу — и вдруг понял, что это дыхание. Человека нет, а дыхание есть. Невидимая она, что ли?

Оказалось, действительно невидимая — пока спит.

По мере того, как Нур Иристан просыпалась, её тело постепенно проявлялось на фоне сухой травы. Первыми возникли руки, крупные, с длинными пальцами, явно очень сильные, хоть и прозрачные — пока. За руками последовало небольшое крепкое тело в длинном вязаном балахоне и только потом лицо. Неожиданно молодое и смутно знакомое — где-то я уже видел эти мягкие, словно бы не до конца прорисованные черты.

Она открыла глаза, тёмно-серые, как штормовое море. Увидела меня, безмятежно зевнула, улыбнулась, сказала:

— Злок-йок, не мой, а зелёный. Я проиграла, ты пришёл.

Ничего себе поворот.

Ну, зато сразу ясно, где я её видел. В моих снах сероглазая леди выглядела старше и, пожалуй, гораздо эффектнее. Но она, она, сомнений нет. Надо же, какая хитрая, заранее позаботилась завести полезное знакомство в Тайном Сыске столицы Соединённого Королевства. Интересно, как вычислила, что именно я ей пригожусь? Или просто снилась всем нашим без разбору? И ещё кумонской Хальфагуле Цияне, и членам кангонского Совета Общего Порядка, и куанкулехским Мастерам Высочайшей Справедливости, и даже парочке каких-нибудь туланских профессиональных подозреваемых, улыбалась, кидала кубики, рассуждала о свободе и играх, очаровывала, незаметно пробиралась в сердце. Очень предусмотрительно! Когда созданное тобой сновидение скачет с ножом по всем странам и континентам, сложно заранее угадать, кто первым заявится по твою душу на рассвете, до отвращения наяву.

И ахнет, узнав тайного сердечного друга из своих снов. Вот как я сейчас.

— Все бы так проигрывали, — наконец сказал я.

— Да ну, ничего хорошего, — она снова зевнула. — Ты пришёл слишком рано. Я рассчитывала, что у нас есть хотя бы полгода. А лучше — больше.

— Полгода — на что?

— Успеть подружиться. Так крепко, чтобы остаться друзьями даже после того, как ты найдёшь меня наяву. Но мы не успели, ничего не поделаешь. Теперь ты меня убьёшь.

— С чего ты взяла? — опешил я.

— Ну так известно же, что вы, угуландские колдуны, убиваете всех, кто покушается на вашу власть над Миром.

— Ух ты! — восхитился я. — Правда? Слушай, отличная новость! Теперь если кто-нибудь покусится на мою власть над Миром, я буду знать, что делать.

— Я думала, ты только во сне весёлый, а ты и наяву такой, — удивилась Нур Иристан. — Редко так совпадает.

Протянула мне руку — я решил, женщина хочет, чтобы я помог ей подняться, но, вцепившись в мою ладонь, она неожиданно потянула меня к себе, да с такой силой, что я потерял равновесие и рухнул в мягкое сено.

Не то чтобы это было неприятно. Пахучая сухая трава, ласковая легкая ладонь на лбу, тёплые губы, касаясь уха, тихо шепчут какие-то слова — не то на чужом языке, не то просто неразборчиво, да какая разница, когда так хорошо…

Дырку над ней в небе, она же пытается меня усыпить! — вдруг понял я. Рад бы сказать, что вовремя опомнился, но на самом деле, поздновато, потому что тело к тому моменту уже налилось сладким свинцом, я не то что вскочить, а пошевелиться не мог.

Ну, то есть как — не мог. Просто это было довольно трудно.

Шурф однажды рассказывал мне, что отыскал в Орденской библиотеке сведения о чрезвычайно полезном древнем заклинании, позволяющем отменить практически любое чужое колдовство — если конечно не прозеваешь нужный момент, успеешь произнести заветное короткое слово прежде, чем противник завершит свою работу. Я, помню, ужасно заинтересовался, но потом, как всегда, на что-то отвлёкся и попросить: «Научи», — так и не сообразил. Что, с одной стороны, довольно досадно. А с другой, невелика беда. Потому что у меня есть собственный способ отменить, причём не только чужое колдовство, а вообще всё, что мне по каким-то причинам в данный момент не нравится — прийти в ярость.

Плохо одно: прихожу я в это прекрасное состояние крайне редко. Впрочем, все мои близкие сейчас дружным хором сказали бы, что это как раз очень хорошо. Их можно понять.

Счастье, что тогда, в Саллари, я пришёл в ярость мгновенно, как будто кнопку нажали. Сам от себя не ожидал. Причём, подозреваю, просто от стыда — это надо же, так глупо попасться! Как будто не к незнакомой безумной ведьме в гости пришёл, а к своей старинной подружке. Нашёл, когда расслабляться, доверчивый идиот.

В общем, буквально секунду спустя я уже стоял на ногах. И сероглазая любительница колыбельных тоже стояла. У неё не было выбора: я очень крепко её держал. Всеми тридцатью восемью руками, или сколько их там у меня в тот момент оказалось. Ну или не руками, а просто такими штуками, которыми чрезвычайно удобно кого бы то ни было держать. А ещё удобнее разрывать на куски, но в такие крайности я всё же стараюсь не впадать. Однажды попробовал, не понравилось[34]. Я вообще недолюбливаю физический труд.

До сих пор толком не представляю, во что именно я тогда превратился. И хвала Магистрам, что так. Надеюсь, этот светлый образ никогда не уставится на меня из зеркала. Меньше знаешь, крепче спишь.

Судя по выражению лица моей жертвы, я был невообразимо прекрасен. Но кроме ужаса в её глазах горело любопытство. Самое настоящее любопытство, высшей пробы: «Ух ты! Откуда такое чудо взялось? Это, что ли, он превратился? Интересно, как это делается? А я бы смогла? И что теперь будет? Оно меня съест? Или просто во что-нибудь этакое превратит? И что я при этом почувствую?..»