ОТКРОВЕННО. Автобиография - Андре Агасси

- Андре, - кипятится он, - этот урод объявил нам войну. Мы с ним еще встретимся, с этим недоноском. Мы с ним схлестнемся на чемпионате США. А до тех пор будем тренироваться. Мы ему отомстим.

Я вновь перечитываю слова Беккера. Я не могу в это поверить. Да, конечно, он недолюбливает меня, но чтобы настолько!.. Опустив глаза, я обнаруживаю, что непроизвольно сжимаю и разжимаю кулак.

- Ты слышишь меня? - продолжает бушевать Брэд. - Я хочу, чтобы ты сделал этого урода!

- Считай, что он готов.

Мы чокаемся бутылками, скрепляя нашу клятву.

Более того, обещаю себе, что продолжу побеждать и после Беккера. Я просто-напросто больше не буду проигрывать. По крайней мере в ближайшем будущем. Я устал от поражений, от разочарований и от тех, кто презирает мою игру так же, как я сам.

И ВОТ ПРИХОДИТ ОНО - лето 1995 года, Лето Мести. Подгоняемый злостью, я буквально врываюсь в финал вашингтонского турнира. Сейчас мой соперник - Эдберг. Я играю гораздо лучше, но в Вашингтоне под сорок, а на чудовищной жаре все игроки равны. С самого начала матча не могу сосредоточиться, никак не войду в привычный ритм.

К счастью, Эдберг тоже не может. Я выигрываю первый сет, он - второй, в третьем я быстро захватываю лидерство - 5-2. Болельщики ликуют - по крайней мере те из них, кого еще не сразил солнечный удар. Матч несколько раз останавливают, чтобы кому-то из зрителей на трибунах могли оказать медицинскую помощь.

Выхожу на финальную подачу. И - вот оно, то, чего я опасался. У меня начинаются галлюцинации. Я не понимаю, в какой игре участвую. Может быть, это пинг-понг? Как, я должен перекидывать через сетку этот желтый ворсистый мячик? Кому? У меня стучат зубы. Я вижу, как с другой стороны сетки ко мне приближаются сразу три мяча, и бью по среднему.

Я надеюсь лишь на то, что у Эдберга - тоже галлюцинации. Вдруг он отключится раньше, чем я? Тогда я буду назван победителем. Жду, внимательно наблюдая за противником, но тут у меня сводит желудок. Эдберг выигрывает подачу.

Теперь он подает. Я прошу остановить матч, отхожу за линию и извергаю свой завтрак прямо в декоративный цветочный горшок рядом с кортом. Когда возвращаюсь к игре, Эдберг без проблем удерживает подачу.

Я вновь подаю. Мы втягиваемся в долгий и вялый обмен ударами, бессильно кладя мячи в середину корта, - будто десятилетние девочки, играющие в бадминтон. Он вновь отбирает мою подачу.

По пяти. Я роняю ракетку и, шатаясь, ухожу с корта.

Согласно неписаному правилу - хотя, возможно, где-то оно записано, - если ты уходишь с корта с ракеткой в руках, ты проиграл. Так что я оставляю ракетку на корте, чтобы дать зрителям понять: я еще вернусь. Даже в коматозном состоянии я помню о правилах тенниса, но не забываю и о законах природы. Все, что вошло в меня, на этой жаре должно выйти, и очень скоро. По дороге в раздевалку меня несколько раз тошнит. Забегаю в туалет и извергаю из себя продукты, которые ел несколько дней назад. А может, и несколько лет назад. Кажется, я впадаю в кому. Но кондиционер в раздевалке и образовавшаяся наконец пустота в желудке помогают мне вернуться к жизни.

Судья стучит в дверь:

- Андре, вас лишат очков, если вы сейчас же не вернетесь на корт.

Желудок пуст, голова кружится. Я выхожу. Отбираю у Эдберга мяч. Не спрашивайте меня - как. И вновь выхожу на финальную подачу.

Шатаясь, подхожу к сетке, над которой уже склонился Эдберг, близкий к обмороку. Церемонию награждения мы оба выдержали с трудом. Когда я получил кубок, меня чуть не вырвало прямо в него. Затем мне передали микрофон для благодарственных слов - он тоже вызвал приступ! тошноты. Но я все-таки умудрился извиниться за свое поведение, особенно перед теми, кто сидит рядом с пострадавшим цветочным горшком. «Кроме того, - сказал я, - хочу выдвинуть официальное предложение о перенесении турнира в Исландию. А сейчас извините, меня снова тошнит». С этими словами я бросил микрофон и убежал.

Потом Брук спрашивала, почему я просто не ушел с корта.

Да потому, что это Лето Мести.

После матча Таранго публично осуждает мое поведение. Он требует объяснить, почему я покинул корт. Таранго заявил, что из-за меня за-держался матч в парном разряде, в котором он должен был играть. Мой враг раздражен. Я доволен. Хочется вернуться на корт, найти тот самый цветочный горшок, завернуть его в подарочную упаковку и послать Таранго с запиской: «Вот тебе аут, мошенник!»

Я ведь ничего не забываю. И Беккер скоро убедится в этом на собственной шкуре.

Из Вашингтона лечу в Монреаль, где стоит благословенная прохлада. Побеждаю там Пита в финале: в трех тяжелых, жестких сетах. Победить Пита всегда приятно, но в этот раз я почти равнодушен. Я жажду встречи с Беккером. Я обыгрываю Чанга в финале турнира в Цинциннати, благодарю Бога и лечу в Нью-Хейвен, обратно в жестокое пекло летнего солнца северо-восточных штатов. Дойдя до финала, встречаюсь с Крайчеком - высоким, почти двухметровым, здоровым, но удивительно легким в движениях спортсменом. Два шага - и он уже у сетки, рычит - кажется, готов зубами вцепиться тебе в сердце. Крайчек - обладатель сильнейшей подачи. Мне не хочется мучиться с ней три часа. Я выиграл три турнира подряд - надолго ли еще меня хватит? Впрочем, Брэд на корню пресекает подобные разговоры:

- Ты всего лишь тренируешься, не забыл? Еще один матч не на жизнь а насмерть - после многих таких же. Ну и сыграй его как следует!

Я стараюсь. Крайчек тоже. Он выигрывает первый сет 6-3. Во втором у него было два матч-пойнта. Но я не сдаюсь, довожу сет до тай-брейка и побеждаю, затем выигрываю третий сет. Моя беспроигрышная серия насчитывает уже двадцать матчей, я лучший в четвертом турнире подряд. В этом году выиграл шестьдесят три из семидесяти матчей, в том числе сорок четыре из сорока шести на твердом покрытии. Журналисты спрашивают, чувствую ли я себя непобедимым, отвечаю - нет. Они думают, что это лишь скромность, но я с ними честен. Это - единственно возможное ощущение в мое Лето Мести. Гордость вредна, стресс полезен. Я не хочу уверенности. Мне нужна ярость. Бесконечная, всепожирающая ярость.

НА ТУРНИРЕ только и разговоров, что о моем соперничестве с Питом. Их подстегивает и новый рекламный ролик, недавно выпущенный Nike, в котором мы выходим из такси в центре Сан-Франциско, натягиваем сетку и начинаем играть. Воскресное приложение к The New York Times печатает большой материал о нашем соперничестве, о том, сколь разительно мы отличаемся друг от друга. Корреспондент описывает, насколько Пит погружен в теннис, как он любит эту игру. Интересно, что еще он наговорил бы о разделяющей нас с Питом пропасти, если бы знал мои истинные чувства к теннису.