Через год в это же время - Софи Касенс

освобождалось драгоценное пространство, которое мама могла использовать для выращивания овощей. Она заразилась страстью к овощам от Тары.

– Глобальное потепление означает, что мы должны сами все для себя выращивать, – говорила она в качестве оправдания.

– При чем тут глобальное потепление, разве что все станет расти быстрее? – спрашивал отец.

– Ну, когда помидоры дойдут до десяти фунтов за корзинку, поскольку уже негде будет выращивать овощи, ты только порадуешься тому, что у нас есть их немножко на собственном заднем дворе, ведь так? – говорила мать Минни, свободной рукой смахивая с глаз мокрую от пота прядь волос.

– Если нам всем придется жить под водой, тебе бы лучше научиться строить подводные лодки или отрастить жабры, – отвечал отец.

– Как-то странно разбирать сарай, – сказала Минни, отступая немного назад и окидывая все взглядом. – Дом совсем по-другому выглядит без него. – На ней был голубой джинсовый комбинезон, в руке она держала киянку размером с коробку для обуви. – Никогда не замечала, как много света он закрывает. Смотрите-ка, теперь в кухню светит солнце!

– Идеально для выращивания всякой всячины! – восторженно округлив глаза, воскликнула мать.

– А я буду скучать по этому сараю. Вы хоть знаете, сколько часов я в нем починил?

– Ты будешь точно так же счастлив и на чердаке, – быстро возразила Конни.

– На чердаке не так много света, – проворчал отец.

– Ну а здесь тебе приходилось постоянно наклоняться, разве не так?

Когда сарай был полностью разобран и доски сложены в отцовском фургоне, Минни вернулась в дом, чтобы поставить чайник и нарезать фруктовый пирог, который принесла с собой. Пока она ждала, когда закипит чайник, ее взгляд бродил по полкам, изучая кулинарные книги матери. И между Найджелой Лоусон и Джейми Оливером она заметила старую серую папку. Минни рассеянно вытащила ее и стала перелистывать. Раньше она никогда в эту папку не заглядывала. Лишь время от времени ей показывали какие-нибудь заметки или свидетельства и аттестаты.

Минни увидела грамоту, полученную Уиллом в школе на конкурсе по орфографии, заметку, которую он написал для местной газеты о возрождении танцевальной музыки драм-н-бейс. Минни покачала головой и улыбнулась. Потом нашла статью о Квинне – первом ребенке девяностых годов… но следующий листок заставил ее замереть. Это было меню ресторана «У Виктора», первого, где работала Минни. А за ним лежало рождественское меню ресторана «Ле льё де раконтр». Минни принесла его домой, чтобы показать родителям, где теперь работает. Дальше обнаружились первые рекламки предприятия «Ничего трудного» и несколько рецептов пирогов, которые Минни тоже показывала родителям. Минни быстро пролистала содержимое папки до конца – здесь хранились меню всех мест, где Минни вообще работала, ее мать все сохранила. Минни зажала рот ладонью, чтобы сдержать рыдание. Возможно, мать вовсе и не была разочарована в ней…

– Ты нам принесешь по чашечке чая, милая, или как? – послышался из сада голос матери.

– Да, иду! – откликнулась Минни.

У нее сорвался голос, она почти пропищала эти слова. Быстро сложив все листки обратно в папку, она вернула это хранилище на полку.

– Блаженные небеса, да это же черт знает как вкусно! – воскликнул ее отец, когда они уселись на заднем крыльце с толстыми ломтями пирога.

– Спасибо. Я положила побольше вишни, как раз так, как ты любишь, пап, – сказала Минни, потом повернулась и посмотрела на мать, и ее глаза вспыхнули нежностью.

– И чего ты на меня так уставилась, чего-то хочешь? – с подозрением спросила Конни.

– Ничего, – улыбнулась Минни. – Я скучаю по выпечке, но еще больше – по постоянным клиентам. На прошлой неделе у меня был выходной, и я заглянула в местный общественный клуб, чтобы повидать их. Старая Мавис Махони умерла, а я даже не знала, что она болеет.

– Ну, по крайней мере, она пожила немало. Одна из подопечных в моей палате тоже вчера умерла, а ей, бедняжке, было всего двадцать четыре. Жизнь – драгоценный дар, не стоит тратить время на пустые сожаления.

Отец Минни поперхнулся.

– Кон, ты как-то по-другому вдруг заговорила, – откашлявшись, произнес он. – Что это на тебя нашло?

– Она прокладывает путь сквозь тревожность, пап, – ответила Минни, изо всех сил сдерживая улыбку.

Отец засмеялся:

– А потом она заявит, что отправляется в какой-нибудь центр йоги, чтобы очистить жакры.

– Чакры, – с улыбкой поправила его Конни, садясь в позу медитации и молитвенно складывая перед собой ладони.

– Ну вот, приехали! – покачал головой отец. – Ладно, я не куплюсь на эту новую женщину «никаких сожалений». Мне всегда казалось, что список сожалений просто отпечатан у тебя внутри, а, Кон? И первым в этом списке стоит то, что ты вышла за меня замуж.

– Нет. – Конни испустила протяжный вздох. – Это как раз лучшее, что я сделала в жизни, Билл… вышла за тебя и родила тебе детей. И это я не стала бы менять ни за что на свете.

Родители Минни взялись за руки, сжимая пальцы друг друга.

Минни смотрела то на одного, то на другого. Она и вспомнить не могла, когда они вели себя так: поддразнивали друг друга, смеялись, выражали любовь и нежность. В подростковом возрасте Минни казалось, что разговоры взрослых вертятся по одному и тому же кругу: дела, которые нужно сделать, дела, которые еще не сделаны… И если отец смеялся, мать тут же начинала язвить. Когда вечером мать наконец садилась отдохнуть, отец тут же решал выточить или вычистить какую-нибудь важную деталь очередных часов. Минни редко становилась свидетелем такой близости между ними. Словно мать приняла вдруг некое противоядие тем горьким пилюлям, которые глотала всю свою жизнь.

Может быть, отношения между ее родителями были именно такими до того, как у них появились дети? Может быть, тяготы семейной жизни на время отогнали любовь и нежность? Когда Минни была здесь в прошлый раз, то видела, как мать растирает спину отцу, стоя рядом с ним в кухне… За тридцать лет Минни ни разу такого не видела.

– Минни Му, ты о чем-то сожалеешь или тоже собираешься начать думать «без сожалений»? – спросил отец.

– Я сожалею, что меня назвали Минни чертовой Купер, – ответила Минни, весело подталкивая отца в бок локтем.

– Ой! А я не сомневаюсь, что однажды это принесет тебе пользу.

Минни посмотрела в ясное сентябрьское небо и немножко подумала.

– Наверное, я сожалею о том, что отказалась от «Ничего трудного».

– У тебя были причины. Милая, ты поступила абсолютно правильно, – возразила мать.

Минни не привыкла к такой версии своей матери – утешающей, сочувствующей. Она замешкалась, повернулась к отцу, потом снова отвела взгляд.

– Ты уверен, что у нее нет опухоли в мозгу