Не от мира сего - Иеромонах Дамаскин (Христенсен)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В письмах о. Германа к Елене Юрьевне, как и у всякого русского, преобладали чувства, поэтому он просил написать и о. Серафим, чтобы обрисовать положение вещей беспристрастно. Приводим полностью одно из его писем — в нем ясно изложены древнейшие принципы монашеской независимости:
Дорогая Елена Юрьевна!
Вы знаете, что уже не один месяц пребываем мы в беспокойстве из‑за дальнейшей судьбы нашего Братства, да и всей нашей миссионерской работы в Церкви. В письмах о. Германа к Вам описываются более наши теперешние треволнения, нежели основополагающие принципы, которые подвигали и подвигают нас на дела.
Пишу к Вам по–английски, дабы избежать столь присущей русскому стилю чувственной окраски и изложить как можно короче и яснее наши обстоятельства и чаяния. После Владыки Иоанна Вы с Иваном Михайловичем стали нам наставниками, и до чего же горько: у Вас на глазах наша миссионерская деятельность может и закончиться.
Конечно, сейчас нам угрожают, и угрозы весьма серьезны, но нетрудно понять их причины. Всё просто: управляющий епархией не понимает ни нас, ни нашей работы, он лишь пытается использовать нас в своих целях. Правда на нашей стороне, мы не нарушали ни духовных, ни церковных канонов. Глупо (да и невозможно) «открывать монастырь» против воли двух живущих там братий. Указ о монастырях нашего Синода дает монахам право самим избирать настоятеля, да и суть монастырей в Православии в том, что они — независимые духовные центры со своей обособленной жизнью, без вмешательства епископов, если, конечно, те не возьмутся переиначивать установленный порядок и всю церковную жизнь. Таков монастырь в идеале. потому‑то монастыри и вдохновляют веру православных, что являют молитвенную и проповедническую жизнь во Христе без помех мирского бытия: мелочных приходских забот, капризов епископов и тому подобного.
Наша ошибка в том, что с самого начала мы не выступили на защиту этого краеугольного принципа. Владыке подумалось, что мы дали слабинку и он сможет из нас веревки вить. Ошиблись мы и доверившись ему поначалу. Признаем Вашу полную правоту касательно архиепископа. Теперь же мы полны решимости бороться за независимость, которую Церковь по канонам обязуется обеспечивать монастырям.
Монашеское послушание — никоим образом не рабство, иначе бы Церковь разделилась на «рабов» и «тиранов». Такое в разные времена пытались осуществить, но попытки эти исходили не от Церкви и не от монашества. Все православные христиане, и особенно монахи и монахини, пытаются отсечь свою волю и вести жизнь богоугодную. Но склоняться перед тиранией, которая разрушает богоугодные дела и гасит искру монашества в душах своих жертв, значит насмехаться и издеваться над Православием и монашеством.
Нам такое не пристало! Заявляем об этом решительно и в полном послушании Церкви и законным церковным порядкам. Молимся о том, чтобы твердость наша не повлекла раздора, чтобы мы и впредь жили, не нарушая буквы, ни духа церковных правил. Однако памятуем, что правила были уготованы человеку, а не человек — правилам, и что превыше всех законов дух, их породивший. И дабы сохранить этот дух, мы готовы поступиться буквой того или иного закона, коль скоро с его помощью пытаются сокрушить нас и наше дело. По сути, если строго блюсти букву каждого правила, православных христиан и вовсе не останется! Даже епископ в Сан–Франциско и сам «неканоничен», поскольку не дозволяется переводить епископов из одной епархии в другую (кстати, это положение недавно вызвало немалые распри в Греческой Церкви). Также несоответствует канонам рукоположение во дьяконы до 25–ти, а во священство до 30 лет, т. е. почти все наши батюшки «неканоничны».
Поверьте, несмотря на недавние невзгоды, мы не сломлены духом. Напротив, коль скоро под угрозой оказалось само наше существование, мы еще больше уверились, что избрали верный путь по благословению и при поддержке Владыки Иоанна. И мы перенесем все страдания, а если Господь призовет, примем и мученичество. Нынешние испытания, выпавшие нам, еще раз подтверждают, сколь неугоден дьяволу наш путь, поскольку он истинен.
Похоже, Вы склоняетесь к тому, что нам не удастся идти по этому пути, приняв монашество. Мы же, напротив, уверены, что лишь в монашестве, со всеми тяготами и испытаниями, ему присущими, дело наше расцветет и принесет самые обильные плоды. В миру всё было просто: мы много трудились, но не ведали нападок и невзгод. Теперь же всё трудно: нас гонят со всех сторон, испытания и искушения на каждом шагу. С точки зрения духовности, это доказывает, что наш путь сейчас правильнее, чем когда‑либо.
Мы слабы и грешны и замахнулись не дело много выше наших сил и талантов. Господь, однако, умножает нам помощь, и мы идем вперед, с горестями, но в уверенности, что с нами Бог, не оставляет нас и Владыка Иоанн. И сейчас Господь не оставит нас, коли дело наше Ему угодно, не даст свернуть нам на тропу псевдоправославия!
Слава Богу за всё! Ни на минуту не сомневайтесь: мы не оставили пути, на который нас благословил Владыка Иоанн. Молитесь о нас, дорогая Елена Юрьевна, не разуверяйтесь в нас, не оставляйте нас без мудрых назиданий! С любовью во Христе, нашем Спасителе, многогрешный монах Серафим.
P. S. Уже написав эти строки, довелось о. Герману и мне прочитать речь Владыки Виталия (Максименко)[41] при наречении его во епископы. Он в частности говорит о том, что вдохновило его на великие подвиги в молодые годы, на чём зиждилась его духовность. Мы сходимся с ним во всём, хотя и не свершили и сотой доли того, что удалось ему. И пример его достоин подражания. Мы полностью уверены, что только таким путем можно принести пользу Церкви Христовой. Фарисеи, конечно, уличат Владыку в «своеволии» и «непослушании», однако он столько свершил во имя Церкви, пребывая в ней! Каждое деяние его пронизано огнем яркой духовности, коей недостает сегодняшней Церкви. Как хотелось бы нам так же возгореться сердцем!
Из речи при наречении еп. Виталия Джорданвилльского (1934 г.):
«Не скрою от вас, да вы и сами, богомудрые отцы, а особенно блаженнейший мой авво, знаете, что всю жизнь я избегал занятий уже налаженных, дающих обеспечение, положение и почет, а предпочитал работать там, где ни я никому не мешаю, ни мне — никто: предпочитал своими силами добиваться того, в чём был убежден, что считал своим идеалом. Предпочитал препоясываться сам и ходить, аможе хотел, работать так, как был убежден.
Большую часть жизни я отдал церковно–народной работе в Почаевской Лавре[42], при типографии преподобного Иова[43], а в последнее десятилетие — восстановлению этой самой типографии на Карпатах среди русского народа. Здесь я был сам хозяин, сам и работник».
Со временем, по словам о. Серафима, братия стали «спокойнее и тверже». Он писал: «Мы прозрели. Столько произошло за этот год, столько прояснилось.»
Перемирие
Превыше всего берегите благословение Владыки Иоанна.
Еп. Нектарий.
В НАШИ ДНИ преобладает мнение, — отмечал о. Серафим, — что монастырь — это сборище случайных людей, объединенных единой, вполне определенной задачей, которую ставит перед монастырем Церковь: быть ему летней резиденцией епископа, или «туристической базой» для причта, или просто поставщиком рабочей силы для церковных нужд. Монахи — те, кто добровольно пошел в «рабство», чья личность полностью подавлена «начальством» якобы во имя послушания и кого церковные организации могут использовать по своему усмотрению. Самые расторопные выбиваются в иерархи, кому везет меньше, идут на приход священниками и уж только круглые дураки остаются в монастыре, разве что пасти коров. В таком образе монашество предстает чем‑то вроде духовной гимнастики (поклоны, послушания и пр.), и упражнения эти нетрудно выучить в «монастыре», а выучив, так же нетрудно сделаться монахом любого другого монастыря, одаривая всех и каждого плодами своих духовных упражнений, мало- помалу поднимаясь по иерархической лестнице. Повезет — станешь епископом и тогда волен сам муштровать других. Но НЕТ! Монашество в истинном своем виде — это выраженное стремление души ко спасению, а общая жизнь в монастыре предполагает единство разных людей в помыслах и чаяниях душ, их желание стать одним целым, каждая клеточка которого подвигает другую ко спасению».
Сколько бы ни черпали братия убедительных примеров подвижничества из житий отшельников и монахов–миссионеров, находились люди, кто не верил, с подозрением относился к «извилистому» пути, избранному братией. Одним из таких был иконописец о. Киприан. В Джорданвилле он взял на себя труд лично остепенять тех, кто отходил от бытующих церковных устоев, считал такой отход прелестью, т. е. духовным заблуждением. В том же духе воспитал он и немало «удачливых» служителей церкви. В том числе двух епископов. За такую усердную бдительность его прозвали «милицией прелести». В 1971 году он написал отцам в Платину: «Немедленно собирайте вещи и приезжайте к началу поста в Джорданвилль. Я пришлю к вам в помощь Потовку. Положение ваше критическое, и вы вот–вот впадете в прелесть. К тому же Джорданвилль вымирает, и через 10 лет здесь некому будет работать. Приедете вы, и возможно, ваш пример вдохновит и других».