Кесарево свечение - Василий Аксенов

Более бессмысленной дуэли, пожалуй, не знала ни русская, ни французская литература. Все трое должны были стрелять по команде «арбитра чести» по той мишени, на которую глаз ляжет. Что из этого получится, никто не предполагал. Ворр-Ошилло надеялся, что старперы промажут, а он потом с американцем выпьет в спокойной обстановке. Вдруг барон и профессор заявили, что будут стрелять в воздух, потому что не хотят осквернить образ своей прекрасной дамы убийством. Ильич Гватемала предложил партнерам стрелять в него.

— Погибнуть ради любви — разве это не высокая участь? — вопросил он. — В век цинизма и сарказма принять пулю чести — разве это не благо? — Разумеется, он умолчал, что стрелять в него — это все равно что стрелять в воздух.

За этими распрями их и застало передовое подразделение Уссала Ассхолова. Как в масках, так и без оных оно являло собой лики ада. Барон и профессор решили, что они уже в аду, и только вопрошали Всевышнего: «За что, за что?», как будто не было за что. Гватемала, постоянно помня заповедь бойца-интернационалиста, немедленно стал частью окружающей среды, то есть растворился в стене грота.

Пленников ждали все прелести хуразитской цивилизации, которая, как мы уже указывали, была намного древнее русской. Пленникам для начала засунули в задние проходы по стволу оружия. Потом, вынув стволы, отдубасили прикладами. Затем решили позабавиться, то есть отрезать каждому по голове. В это время раздался громоподобный глас Кашама:

— Уссал, тебе что, удовольствие дороже революции? Ну-ка гони эту сволочь на обменный пункт! За каждого возьмем по сто лимонов!

Благодаря этому приказу в прессе за генералом закрепилось звание «прагматика».

Покажется неправдоподобным, но первый штурм «Бельмонда» был отбит. Крымская вохра отеля оказалась хорошо натренированной для отражения взбунтовавшихся дикарей. Хуразиты двигались к отелю не спеша, как бы растягивая удовольствие, постреливая по светящемуся в ночи глобусу на башне, останавливаясь помочиться возле скульптур или навалить кучу в клумбу, однако на открытом пространстве между парком и отелем, когда они строились, чтобы с воем «Хуррафф Хуразу!» броситься в атаку, крымчане забросали их гранатами со слезоточивым газом, а растерявшихся и сбившихся в кучу чертей стали поджаривать при помощи специальных антидикарских огнеметов. Делалось это в соответствии с требованиями школы отельного сервиса, то есть по-английски и в сослагательном наклонении: Wouldn't you mind, savages, if we try something hot on you?[119]

Уцелевшие повстанцы попытались удрать, но в тыл им ударил вовремя прибывший с моря объединенный отряд отечественного бизнеса, а именно 000 «Природа» вкупе с «Шоколадом и прочее». Эти уже обходились без сослагательного наклонения, а просто крыли духов матом и автоматными очередями.

Так погибло целиком передовое подразделение Уссала Ассхолова. Историческое событие, которого так жаждали хуразиты, свершилось. В течение многих последующих веков судьба передового отряда приводилась в пример подрастающим поколениям как вдохновенный подвиг во имя Родины, Расы и Великих Богов. Маленькая информация для заинтересованных лиц: рабы Ассхолова уцелели и были переправлены в один из баров отеля на поправку.

Увы, на этом в ту ночь все не кончилось. Из глубины острова Кубарь, где давно уже существовало фактически независимое дикарское царство, к побережью катили все новые полки боевиков. Плохо вооруженные и окончательно разложившиеся под влиянием рыночных отношений гарнизоны регулярной армии распадались под ударами. Казачество спонтанно вооружалось, но толку от этого хаоса было мало. Хуразиты захватывали сторожевые хутора и тысячами гнали население вперед в качестве живого щита.

Революционск-Имперск горел. Правительственные здания, хотя и не были еще взяты (генерал Кашам врал), находились под непрерывным минометным огнем. Флот отошел от стенок и встал посередине залива. Без приказа из Москвы он не собирался обстреливать бандитов, однако приказа не поступало. Кремль еще не выработал своей концепции в отношении «этнических недоразумений на Кукушкиных островах».

Губернатор Скопцо-внук, успевший все-таки на краденой «Газели» добраться до своей канцелярии, рыдал в трубку телефона. Дежурный кремлевский экскурсовод недоумевал:

— Вас плохо слышно. Почему вы смеетесь?

— Я не смеюсь, я плачу! — кричал Скопцо-внук. — Ельцина позовите!

— Президент в отпуске, — сухо отвечал дежурный.

— Мы погибаем! Архипелаг в огне! — снова рыдал Внук. Дежурный пришел в раздражение:

— Послушайте, Федот Федотович, позвоните-ка нам из «Бельмонда». Там все-таки нормальная связь.

— Из «Бельмонда»? Ха-ха, «Бельмонд» окружен, он под обстрелом!

Тут наконец кремлевский дежурный заволновался: что-то личное, очевидно, было у него в «Бельмонде». Связь сразу улучшилась. Стали соединять с силовыми министерствами. Там, к сожалению, все было как всегда: кто-то дремал, кто-то орал, кто-то раздражался. Один чин даже спросил: «А разве эти острова наши, а не английские?» Все звучали как спросонья, а ведь это на архипелаге была ночь, в Москве за двенадцать часовых поясов, можно предполагать, было утро.

Наконец определились. Ждите помощь. В Мурманске батальон морской пехоты выразил желание навести порядок на Кукушкиных островах. Всего один батальон? Это не простой батальон, это непобедимый. Лучшее, чем располагаем на данный момент. Так, запишите: субмарины вылетают послезавтра рейсом «Кукушкиных крыльев». Оплату билетов вы берете на себя.

— Какую оплату? — завопил тут губернатор, как будто к нему в штаны уже хуразит с ржавым ножом пробирается. — Вы понимаете, о чем вы говорите? Мы гибнем, товарищи кремлевские трутни!

Последовало молчание, затем совершенно другой голос, сухой и властный, произнес:

— Оплату батальона возьмет на себя отель «Бельмонд»!

При всем своем сатанинском величии Очарчирий Восемнадцатый Заведоморожденный любил СМИ. На каждом включении эфира погибающий народ архипелага и отдыхающий народ остального мира видел Верховного Колдуна в его дворце на Шабаргэ сидящим на троне в окружении телекамер. За троном стояли закованные русские рабыни. Временами по их обнаженным телам прогуливался кнут. Рейтинг этих программ был высок. Позднее рассказывали, что в Америке многие телезрители переключались с бейсбола на «Бунт в России». Многие, правда, думали, что идет неплохой голливудский сериал.

В этот раз Очарчирий много говорил о погибшем передовом подразделении Уссала Ассхолова. Он воздавал должное его героизму и самоотверженности и возлагал вину на сионистский заговор буржуазных наймитов. Русские алкоголики так воевать не могут. В спины нашим юношам стреляли буржуазные евреи Масада. Иным обозревателям, в частности Евгению Киселеву и Кристине Аманпур, пришло в голову, что он неспроста так много говорит об ассхоловцах. Похоже, что он хочет подорвать авторитет генерала Кашама, этого бывшего московского партийца не совсем чистого хуразитского происхождения. Комментаторы волновались, не зреют ли зерна раздора среди вождей восстания?

Один из комментаторов спросил, каковы конечные цели Движения. Очарчирий обжег его взглядом, но потом, вспомнив об американских правилах, улыбнулся. Мы собираемся разрушить Российскую Федерацию. Да хватит ли у вас бойцов? — вопросил простодушный. Очарчирий охотно пояснил: каждый хуразит по своей огневой силе — в прямом и переносном смысле — равен пятистам русским олухам. Из этого расчета у нас бойцов достаточно.

Вдруг произошел скандал. Какой-то петербуржец из молодых да ранних небрежно поинтересовался: правда ли, что весь сыр-бор разгорелся из-за десяти «бильярдов», которые Артемий Артемьевич Горизонтов отказался положить на алтарь Хуразу?

Такого раньше не случалось: всемогущий Очарчирий ответил вопросом на вопрос. Откуда у вас эти сведения провокационного, сукин сын, характера? Юнец в галстучке селедочкой хмыкнул: «Из кругов, близких к администрации.»

Низко, вулканно, со страшными вспышками разящих глаз, с пузырящейся слюной, Верховный Колдун завопил:

— Это Скопцо! Это его стиль! Кого может избрать ничтожный народ, если не самое большое ничтожество?! Холуй кремлевских холуев хочет устроить и здесь, как в презренной Москве, войну компроматов! Воины Хуразу ответят на это войной тесаков! А когда ко мне приведут на веревке Скопцо, я съем его печень!

После каждой встречи с вождем на экранах обычно появлялся глава хуразитского агитпропа, кандидат диамата Овло Опой, который гордился быстро прилепившейся к нему кличкой «Анчачский Геббельс». В этот раз он разъяснил, что съедение печени надо понимать фигурально как метафору священной непримиримости хуразитов. Позже, когда эпизоды съедения печени у еще живого врага, нередко прямо на поле боя, стали проникать и на западное телевидение, Овло Опой применил другое оружие: испепеляющий страх. Да, наши воины возродили этот гордый древний обычай, и пусть об этом знают наши враги!