Утерянные победы - Эрих Манштейн

Первый эшелон штаба армии, для того чтобы быть ближе к обоим фронтам армии, разместился уже 21 сентября на КП в Ногайской степи в Аскания-Нова. Аскания-Нова ранее принадлежала немецкой фамилии Фальц-Фейн. Раньше это было известное во всей России образцовое хозяйство, теперь же имение стало колхозом. Здания были запущены. Все машины были разрушены отступавшими советскими войсками, а обмолоченный хлеб, ссыпанный горами под открытым небом, был облит бензином и подожжен. Кучи хлеба тлели и дымились еще целые недели, потушить их было невозможно. Аскания-Нова называлась так потому, что здесь в свое время приобрел большой участок земли герцог Ангальтский, уступивший впоследствии имение семейству Фальц-Фейн. Во всей России и далеко за ее пределами Аскания-Нова была известна своим заповедником. Прямо посреди степи поднимался большой парк с ручьями и прудами, на которых жили сотни видов водоплавающей птицы, от черно-бело-красных уток до цапель и фламинго. Этот парк в степи был поистине райским уголком, и даже большевики не притронулись к нему. К парку примыкал огороженный участок степи, простирающийся на много квадратных километров. Там паслись самые различные животные: олени и лани, антилопы, зебры, муфлоны, бизоны, яки, гну, важно шествующие верблюды и много других животных, которые чувствовали себя здесь довольно хорошо. Только немногие хищные животные содержались в открытых вольерах. Говорили, что там имелась и змеиная ферма, но Советы якобы перед своим уходом выпустили всех ядовитых змей на волю. Однако наши поиски змей не увенчались успехом, хотя все же оказалось, что они существовали. Однажды была объявлена воздушная тревога. Начальник штаба полковник Велер предусмотрительно приказал в свое время отрыть у здания штаба щель, и по его команде все офицеры штаба спокойно направились туда, соблюдая, как и всегда на военной службе, субординацию. Когда появились первые низко летящие самолеты противника и все направились к ступеням, ведущим в щель, полковник Велер вдруг остановился на нижней ступени, как вкопанный. Сзади него раздался голос одного из офицеров: «Осмелюсь попросить вас, господин полковник, пройти немного дальше. Мы все еще стоим снаружи». Велер с яростью обернулся, не подвинувшись ни на шаг, и крикнул: «Куда дальше? Я не могу! Здесь змея!» И, правда, все подошедшие увидели на дне щели змею довольно неприятного вида. Она наполовину приподнялась, яростно раскачивала головой и время от времени издавала злобное шипение.

Выбор между самолетами противника и змеей был решен в пользу самолетов. Конечно, этот комический случай явился темой наших разговоров за ужином. Начальнику инженерной службы рекомендовали включить в программу боевой подготовки, наряду с обнаружением мин, также и обнаружение змей. Кто-то предложил доложить ОКХ об этом новом виде оружия противника, применяющемся, по-видимому, исключительно против штабов соединений. Но вообще тогда приходилось проверять все здания, нет ли в них мин замедленного действия, так как в Киеве немецкий штаб, а в Одессе румынский штаб погибли от таких мин.

В этом заповеднике происходили и другие смешные случаи. Однажды наш начальник оперативного отдела сидел за своим рабочим столом, углубленный в карты. В одноэтажное здание забрела ручная лань и с любопытством рассматривала своими кроткими глазами висящие на стене схемы. Потом она подошла к полковнику Буссе и довольно неделикатно толкнула его мордой в поясницу. Он не любил, когда ему мешали за работой, вскочил со стула и закричал: «Это... это уж слишком... это же...» – и, обернувшись, увидел вместо ожидаемого нарушителя спокойствия преданные и меланхоличные глаза лани! Он вежливо выпроводил необычную посетительницу. Когда мы уходили из Аскании-Нова, он захватил из вольера двух волнистых попугайчиков по имени Аска и Нова. Они весело порхали по комнате оперативного отдела. Правда, они мешали нам меньше, чем бесчисленные мухи, особенно любившие красный цвет. Результатом этого было то, что на картах, висевших на стене продолжительное время, войск противника, отмеченных красным, постепенно становилось все меньше. К сожалению, в действительности было наоборот.

Другую маленькую историю, иллюстрирующую взаимоотношения внутри нашего штаба, рассказывает один из офицеров штаба: «Мы, младшие офицеры штаба, находились под строгим присмотром начальника оперативного отдела полковника Буссе. Он называл нас обычно просто „ребята из оперативного отдела“. Но, конечно, даже самый строгий присмотр не мог повлиять на наш молодой темперамент. Так, однажды мы устроили для узкого круга вечеринку с водкой. Она состоялась в комнате оперативного отдела, где мы обычно спали все пятеро, кто на полевых койках, кто на столах, тесно прижавшись друг к другу. После полуночи, когда были переданы последние сводки, наш праздник достиг своего апогея. В коридоре школы, где находились служебные помещения и комнаты командующего и начальника штаба, мы устроили торжественное шествие в ночных рубашках. Начали маршировать поодиночке, и при этом обнаружились существенные разногласия между пехотинцами и кавалеристами. Команды и возражения гулко раздавались в пустом коридоре. Вдруг все застыли, как соляные столбы. Медленно открылась одна из дверей, и в ней показался генерал фон Манштейн. Он обвел нас своим холодным взором и сказал вежливо вполголоса: „Господа, нельзя ли потише? Вы, чего доброго, разбудите начальника штаба и Буссе!“ И дверь закрылась».

Обострившаяся обстановка перед фронтом армии заставила нас организовать 29 сентября передовой КП в непосредственной близости от угрожаемого участка фронта. Такая мера всегда целесообразна в критической обстановке, так как она препятствует переходу подчиненных штабов в более удаленные от фронта места, что всегда производит на войска неблагоприятное впечатление. В данном случае эта мера была в особенности необходима, так как некоторые румынские штабы имели явную склонность возможно скорее перебраться в тыл.

В тот же день немецкий горный корпус и лейб-штандарт начали наступление с юга во фланг противнику, прорвавшемуся на участке 3 румынской армии и не сумевшему полностью использовать свой первоначальный успех. В то время как здесь удалось восстановить положение, наметился новый кризис на северном фланге 30 ак. Здесь не выдержала натиска румынская кавалерийская бригада, и потребовало мое весьма энергичное вмешательство на месте, чтобы предотвратить ее поспешное отступление. Перебросив сюда лейб-штандарт, удалось затем ликвидировать наметившуюся здесь угрозу прорыва.

Хотя обстановка на Восточном фронте армии, как показано выше, была очень напряженной, для нас в ней все же скрывалось одно большое преимущество. Противник вновь и вновь наносил фронтальные удары своими двумя армиями, чтобы сорвать наши намерения в отношении Крыма. И, видимо, у него уже не было резервов, чтобы прикрыть себя со стороны запорожского и днепропетровского плацдармов на Днепре, откуда его северному флангу угрожала 1 танковая группа генерала фон Клейста. Через несколько дней после того, как я изложил свои соображения по этому поводу командованию группы армий «Юг», 1 октября был отдан соответствующий приказ. В то время как 11 армия по-прежнему приковывала к себе все еще наступающего противника, на севере постепенно стало усиливаться давление на него со стороны 1 танковой группы. Противник потерял инициативу. 1 октября командование армии уже отдало приказ 30 ак и 3 румынской армии перейти в наступление или начать преследование противника, если он будет отходить. В последующие дни удалось во взаимодействии с 1 танковой группой окружить основные силы обеих армий противника в районе Большой Токмак – Мариуполь (Жданов) – Бердянск (Осипенко) либо уничтожить их в параллельном преследовании. Мы захватили круглым счетом 65000 пленных, 125 танков и свыше 500 орудий.