Покушение на шедевр - Дэвид Дикинсон

Без пяти три в дверях показались присяжные. Они не спеша уселись на скамью для жюри. Это было их последнее появление на публике. Две минуты спустя свои места заняли двое юристов — у обоих был весьма торжественный вид.

— Уважаемые члены жюри! — начал судья Браун, глядя на двенадцать добропорядочных граждан. — Наше дело оказалось весьма необычным. Благодарю вас за то внимание и терпение, которое вы проявили, выслушивая свидетелей. Однако неожиданности еще не кончились. — Судья Браун сделал паузу и полистал лежащие перед ним бумаги. — Сегодня в перерыве представитель Ее Величества сообщил мне, что корона снимает с подсудимого свои обвинения. Вы не услышите заключительной речи от сэра Руфуса Фитча. В данных обстоятельствах будет только справедливо, если и мистер Пью воздержится от своего выступления.

Публика зашумела. Один из репортеров вскочил с места и кинулся прочь. Он еще мог поспеть к позднему вечернему выпуску. Судья Браун обвел присутствующих суровым взглядом. Он надеялся, что ему больше никогда в жизни не придется вести такое дело. Это было все равно что выступать в роли арбитра на футбольном матче.

— Тихо! — твердо сказал он. И подождал, пока волнение в зале уляжется. — Еще одно нарушение порядка кем бы то ни было, — он с особенной свирепостью посмотрел на дам из высшего света, — и зал будет очищен до конца заседания. Никому не позволят вернуться обратно.

Он снова повернулся к жюри.

— Хотя представитель короны и отказался от своих предыдущих заявлений, вердикт по этому делу все же должен быть вынесен. Подсудимому было предъявлено самое тяжкое из обвинений, какие только возможны в нашей стране, — а именно обвинение в убийстве. Если бы жюри присяжных решило, что он виновен, моим печальным долгом было бы вынесение ему приговора, предусмотренного законодательством: подсудимого ждала бы неминуемая смерть через повешение.

Бакли содрогнулся. Пью писал что-то у себя в блокноте. Интересно, подумал Пауэрскорт, не жалеет ли этот Вешалка Браун, что Бакли ускользнул из его лап?

— Хотя обстоятельства нашего дела за последние несколько часов изменились самым кардинальным образом, — продолжал судья, — мы по-прежнему обязаны следовать установленной процедуре. Мистер Бакли должен испытать на себе всю справедливость наших законов. Крайне важно, чтобы обвинение с него было снято по всей форме, чтобы он мог покинуть этот зал без малейшего пятна на своей репутации. Итак, я прошу вас выйти и обсудить вердикт. Мой вам совет — вынести решение в пользу обвиняемого. Если сама обвиняющая сторона признала свои заявления ошибочными, это значит, что она считает мистера Бакли ни в чем не повинным. Если же вспомнить, как действовал на протяжении нескольких последних дней представитель защиты, мистер Пью, становится абсолютно ясно, что и он придерживается того же мнения. Итак, я прошу вас удалиться в комнату для совещаний.

Присяжные двинулись к двери. В обычных условиях судья Браун последовал бы за ними, чтобы дождаться вердикта у себя в кабинете. Но сейчас он остался на месте.

Прошли пять минут. Потом десять. Дамы из высшего света едва не лопались от нетерпения: так им хотелось обсудить происходящее. Сэр Руфус Фитч изучал материалы очередного дела. Чарлз Огастес Пью сидел, глубоко задумавшись. Похоже, его ждал самый блестящий успех за всю карьеру.

Пятнадцать минут. Ожидание становилось для Пауэрскорта невыносимым. Он думал о том, сколько долгих недель было потрачено на добывание доказательств невиновности Хораса Бакли. Ему вспомнилась их роковая встреча в Линкольнском соборе, бледный Бакли, которого после окончания вечерней службы вывели из храма представители закона. Вспомнил он и свою поездку на Корсику — как они с леди Люси бежали по дороге в Ареньо, преследуемые неведомыми стрелками. Вспомнил встречу с Орландо Блейном и Имоджин Фоуке во время метели в Норфолке, красные пятна крови художника на белом снегу. «Господи Боже, Пью, — нацарапал он, — что эти чертовы присяжные там делают?» Ответ Пью не заставил себя ждать. «Они не хотят выходить слишком быстро. Наверное, наливаются там своим отвратительным судейским чаем».

Двадцать минут. Наконец присяжные вереницей потянулись обратно на свои места. Многие зрители, рискуя вновь разъярить судью, все же испустили облегченный вздох. Под обеспокоенным взглядом старшины жюри секретарь зачитал обвинение.

— Хорас Алоизиус Бакли обвиняется в убийстве мистера Кристофера Монтегю, а также в убийстве мистера Томаса Дженкинса. Каково мнение присяжных: виновен подсудимый или невиновен?

Прежде чем ответить, старшина присяжных выдержал долгую паузу. Позже леди Люси призналась Пауэрскорту, что была почти готова услышать обвинительный вердикт.

— Невиновен, — сказал старшина.

После этого в зале началась настоящая буря. Репортеры наперегонки рванулись к дверям, расталкивая локтями дам из высшего света. Дорогие шляпки, ценные сумочки, элегантные перчатки — все полетело в разные стороны под натиском представителей прессы, жаждущих сообщить широкой публике вердикт, вынесенный присяжными.

— Мистер Бакли, — звучно произнес судья, — вы свободны. Вы можете покинуть зал с абсолютно чистой совестью и репутацией.

Засим он повернулся и отправился в свои частные покои. Неподалеку от скамьи присяжных Орландо Блейн обнимал Имоджин Фоуке с пылом, доселе невиданным в Центральном уголовном суде. Джонни Фицджеральд обнял леди Люси. Согбенная, понурая фигура миссис Бакли удалилась из зала в сопровождении двоих полицейских. Простая публика покидала палату номер три в приподнятом настроении. Пью по-прежнему имел торжественный вид. Только один из присутствующих выглядел глубоко несчастным — это был Хорас Алоизиус Бакли, с которого только что сняли обвинение в двух жестоких убийствах. Казалось бы, во всем здании Центрального уголовного суда не должно быть человека счастливее его, однако при взгляде на беднягу можно было подумать, что победа обернулась поражением прямо у него на глазах. Он сидел, обхватив голову руками, и смотрел вслед жене — ее уводили полицейские. Когда они исчезли за дверью, он так и не встал со скамьи, на которой столько времени ждал решения своей участи, и по лицу его покатились слезы.

Вдохновленный успехом объяснения с Корнелиусом Скотманом, Пайпер устремился прямо в отель к Льюису Блэку. Он повторил свою филиппику в адрес Декурси с еще большим энтузиазмом, чем раньше. Он со всей убедительностью дал американцу понять, что ни слухом ни духом не ведал о подпольной мастерской в Норфолке. Он сказал Блэку, что хочет начать все сначала и попробовать оправиться от страшного удара, нанесенного его галерее. Он предложил Блэку чек на пятнадцать тысяч фунтов, что было на две с половиной тысячи больше суммы, уплаченной им за фальшивого Джошуа Рейнолдса кисти Орландо Блейна.

До прихода Пайпера Блэк успел получить консультацию в ведущей юридической фирме столицы. Ему объяснили, что быстро довести дело до суда не удастся. Его предупредили, что он, по всей видимости, должен будет задержаться в Лондоне на весьма продолжительное время. Ему сказали, что подробности процесса наверняка будут широко обсуждаться во всех газетах Британии и Америки. Такая шумиха может иметь отрицательные последствия. И под конец ему со всей возможной деликатностью попытались намекнуть, что адвокат обвиняемого будет стараться изобразить его, Блэка, в лучшем случае наивным американским туристом, а в худшем — откровенным дураком.

— Здесь на две с половиной тысячи больше, чем я заплатил за картину, мистер Пайпер, — сказал американец, глядя на чек.

— После всего, что заставил вас пережить этот негодяй Декурси, я счел необходимым… Это самое малое, что я могу для вас сделать. А теперь, если вы вернете мне вашу поддельную картину, я отвезу ее к себе и немедленно уничтожу. — Пайпер уже заметил, что фальшивый Рейнолдс висит на почетном месте, над камином, в личной гостиной Блэка. Миллионер посмотрел на подделку, которая в прошлом доставила ему столько приятных минут.

— Вы не будете возражать, если я оставлю картину себе, мистер Пайпер? В конце концов, я за нее заплатил. И уже успел здорово к ней привязаться. — Блэк сунул чек ему в нагрудный карман.

Пайпер попятился к двери, донельзя довольный тем, что ему удалось так легко отделаться.

— Скажите, мистер Пайпер, — спросил Льюис Блэк, — кого мне считать автором картины? Если в Америке будут интересоваться?

Уильям Аларик Пайпер улыбнулся.

— Говорите, что она принадлежит кисти ученика сэра Джошуа Рейнолдса, мистер Блэк, — ответил он. — В английских загородных усадьбах полно картин, которые характеризуют подобным образом. Только при этом частенько опускают слово «ученика». Как вы думаете, почему?