Повесть о бедных влюбленных - Васко Пратолини

Парикмахер Оресте, брея Фатторе из Каленцано, из резал ему весь подбородок и из-за этого потерял в нем своего постоянного клиента.

В страстную субботу сапожнику Стадерини действительно выпал «дубль»; на выигранные деньги он купил несколько литров вина и точильный камень.

Уже несколько дней, как разнесся слух, что Клара беременна, и чем больше она отрицает это, тем меньше ей верят. Тогда она выходит из себя и кричит: «Вы, значит, знаете об этом лучше меня?» Она краснеет, как школьница. В ее комнате — она живет у свекрови — у окна стоит купленная в рассрочку швейная машина, которую ей подарил Бруно. Клара поет, нажимая ногой на педаль; в окне напротив она видит свою мать, которая занята такой же работой. Они переговариваются, не отрывая глаз от шитья.

У вдовы Нези подохли все куры. Стадерини говорит, что они зачахли от тоски, потеряв своего петуха, которого, как известно, прирезали по требованию Карлино.

Мусорщика Чекки после двадцати лет добросовестной работы муниципалитет назначил начальником бригады по очистке улиц. Теперь он носит на шапке серебряную бляху, ему прибавили жалованье — десять лир в неделю. Он берется за метлу только в исключительных случаях или для того, чтобы поучить своему искусству какого-нибудь новичка.

Теперь все знают, что Лилиана — любовница Отелло и что она живет в маленькой квартирке на Борго Пинти. Конечно, сначала все были очень удивлены, но потом каждый сказал: «Яблоко от яблони недалеко падает». Горевать же тут может только тот, кого это близко касается.

В таких повседневных мелочах тихо протекает жизнь многих обитателей виа дель Корно; некоторые из них, пережив крушение своей личной жизни, обрели покой, других по-прежнему тревожат драматические события этого памятного года, а в сердцах наших героев еще не угасла надежда. Или еще не зажила рана. Рассказом о них мы и закончим эту повесть о влюбленных. Пожалуй, нам придется покинуть нашего друга сапожника Стадерини. Мы считаем его главарем улицы, но надо же когда-то поговорить по душам и с теми, чья судьба беспокоит нас. Потом мы еще вернемся на виа дель Корно и найдем ее все такой же, все так же несущей бремя жизни. И мы еще увидим там у окна Синьору, владычицу и хозяйку всей улицы.

Нам придется вернуться назад, к дню, последовавшему за ярмаркой, — нам надо встретиться с Бьянкой, которая, задумав покончить с собой, уже приготовилась отправиться в этот дальний путь. Она верит в судьбу и убеждена, что счастье или несчастье от нас не зависят; участь каждого человека уже при его рождении записана в книге судеб; незачем возмущаться и пытаться изменить предопределенный ход событий. А если возмущаешься да стараешься что-то изменить, то, значит, и это было предусмотрено. Люди рождаются, а им уже «готова роль в комедии», они живут и умирают, играя эту роль, изо дня в день разучивая содержащиеся в ней реплики. Они могут выйти из игры, убив себя, но даже их самоубийство предусмотрено и предопределено! Кто-то рождается Розаурой, а кто-то Джиневрой дельи Амьери [46], фарс или трагедия — начало всегда одно и то же. Лишь только раздался первый крик Розауры — она была уже предназначена Флориндо; и злосчастная участь Джиневры была предопределена красавице от колыбели: было предначертано даже то, что Стентерелло и его кум, желая завладеть кольцом, который Джиневра носила на пальце, разроют ее могилу. (Но ведь как раз этот кощунственный проступок Стентерелло и позволил Джиневре встать из могилы и вернуться к жизни. Разве ты забыла, Бьянка, последний акт пьесы?) Бьянка никогда не пропускала представления этой мелодрамы в театре Олимпия. Ну так вот, в книге судеб подле имени Бьянки Кхальотти, дочери пирожника, прозванного Ривуаром, девушки-сиротки, больной плевритом, покинутой своим первым возлюбленным, имеется такое примечание: «Восемнадцатилетняя самоубийца». Итак, самоубийство из-за любви? Это вопрос, на который Бьянка не может сразу ответить. Конечно, она полюбила Марио, когда прошло первое смятение, почти испуг, который вызывали у нее его страстные объятия. Она научилась желать его поцелуев, с удовольствием вдыхала запах типографской краски, пропитавшей его рабочую одежду, и ей было приятно слушать, как Марио грозится «усмирить» ее. Когда она узнала о тех более тесных узах, которыми Клара привязала к себе Бруно еще до того, как они поженились, и таким образом сохранила его любовь и верность, Бьянка мысленно отдала себя Марио, нежно и трепетно, с детской робостью и с присущим ей фатализмом. Она дерзнула прийти к нему, села на его постель, приняла позу, казавшуюся ей «женственной», хотя Марио нашел ее всего лишь ребяческой. Марио воспользовался удобным случаем, чтобы порвать с ней, а на ярмарке Бьянка решила, что Джезуина именно та женщина, которая увлекла Марио.

И вот теперь она думает о Марио, и ей кажется, что они были знакомы когда-то очень давно. Ей вспомнилось, как они сидели под мостом в обеденный час, и это кажется ей каким-то странным, нереальным, чем-то таким, о чем можно подумать, но чего в действительности не было, — сном, вот именно, сном, который она едва могла припомнить, — такой он был смутный и неуловимый. И напрасно она старалась удержать в памяти даже самый образ Марио: его слова, его голос, его волосы, весь его облик стал таким расплывчатым. И не было в ней возмущения; словно она (а это действительно так и было) перестала негодовать на то, что жизнь, в которую она пыталась войти, отвергла ее так решительно и грубо. Ей все время казалось, что она избежала огромной опасности, и в душе у нее было чувство освобождения, но вместе с тем пустота. Право, она не могла бы сказать, что хочет покончить с собой из-за несчастной любви, нет, скорее потому, что ее «назначение на земле окончено». Если бы даже Марио вернулся к ней, она не могла бы его любить. Идеал Марио — это Джезуина: женщина зрелая, с пышной грудью, сильными руками. У нее внешность настоящей зеленщицы. Нет, это не любовь! Для Бьянки любовь только духовное гармоничное чувство, поцелуи, о которых можно лишь мечтать, нежный шепот, тихие ласки и взор, устремленный в любимые глаза. Она решила покончить с собой, ибо пришла к убеждению, что той любви, для которой она создана, не существует. И такова уж ее судьба! Может быть, и глупо так думать, но она уверена, что существует судьба сильных и судьба слабых: выбор от нас не зависит! И, в конечном счете, Бьянка не сетует на свою судьбу. Никто не будет особенно жалеть о ней, терзаться скорбью. Только отец погорюет, но судьба предопределила, что его дочь должна стать самоубийцей! Марио почувствует угрызения совести, но она напишет ему прощальное письмо, в котором скажет, что покончила с собой лишь потому, что у нее обнаружили страшную неизлечимую болезнь…

Маленькая Бьянка подумала обо всем, только еще не выбрала способ самоубийства. Ей хотелось умереть, а способ, день и час смерти казались ей несущественными подробностями. Она подумала о реке, о веронале, о бритве. И то, и другое, и третье одинаково подходило. Завтра или послезавтра, утром или днем — это уж не так важно. Важно, что она покончит с собой! Она была так уверена в этом так сжилась с этой мыслью, что иногда удивлялась тому, что все еще жива, что она убирает со стола тарелки, штопает чулки, заботится о своей прическе. Она заметила, что даже останавливается перед витринами и мечтает о выставленной в окне магазина модной комбинации. Но, по правде сказать, она боялась, что у нее не хватит смелости покончить с собой, что в решительную минуту она лишится чувств и, пережив мучительный страх, не найдет себе сил повторить попытку… Вот уже несколько дней она страстно хотела, чтобы смерть, которую она торопила звала и желала, пришла к ней сама собой. Она наивно и простодушно молила свою мать, которую никогда не знала, чтобы та взяла ее к себе, избавив от того ужасного шага, который она вопреки предначертаниям судьбы совершить не в силах.

Но разве можно уйти от велений судьбы? И вот, в ожидании неотвратимой смерти, Бьянка доживала свои последние дни на земле. Солнце взошло и зашло тридцать раз, весна была в самом разгаре, было так тепло, что Бьянка (может быть, в свой последний час) надела новое платье «фантазия», с короткими рукавами и глубоким вырезом по последней моде. После чая в гостиной Ауроры, прежде чем пойти домой, она свернула на набережную Арно. Светили последние лучи заходящего солнца, колокола церкви Сан-Миньято звонили к вечерне, навевая сладкую грусть. Мы изменили бы правде, сказав, что в это время Бьянка о чем-либо размышляла. Она шла просто так, ни о чем не думая, наслаждаясь теплым вечером и закатным светом солнца. Душу ее наполнял безмятежный покой и даже какое-то умиление. Она переживала миг самозабвения, вся растворялась в природе, а для простых и наивных душ — это, пожалуй, минуты наивысшего счастья. Она шла по тротуару у самого парапета набережной. Мимо нее проезжали трамваи, машины; возвращаясь в предместья, катили на велосипедах рабочие. Вдруг она увидела рядом с собой юношу. Он поздоровался с ней. Она узнала кузнеца Эудженио. Он шел подле тротуара, придерживая велосипед рукой.