Губкин - Яков Кумок

Многих удивляла страстная привязанность его к «своей» Горной академии; он ведь и жил в ней, а обязанности ректора почитал за наиответственнейшие. Многих удивила слава Губкина-лектора; кое-кто считал, что она раздута искусственно, и, чтобы убедиться в сем, тайком пробирался в аудиторию. Покидали они ее, как правило, потрясенные. Губкин читал неповторимо; по-видимому, это наиболее подходящий эпитет. Он читал ни на кого не похоже и не повторяясь. Искали объяснения этому. Как и во всех других случаях, легче всего (и ведь вполне правдоподобно!) успех приписывать трудолюбию. Говорили: «Иван Михайлович перед каждой лекцией по три часа над конспектом просиживает, обложившись книгами на трех языках и ни с кем словом не перемолвившись».

Все так и было…

Он выходил к доске быстрым шагом, но говорить начинал неторопливо, со старательной внятностью и строго. Дело в том, что он знал: стоит ему увлечься — начнет сильно окать, грузно жестикулировать, а он этого стеснялся. Он стеснялся некоторых своих простонародных привычек, от которых не мог отделаться, например, в смущении быстро-быстро и лукаво тер указательным пальцем нос. Через минуту забывал все на свете: и окал, и размахивал руками, и нос теребил! Он шагал между доской и партой, неожиданно умолкал: «Понятно? Нет, ответьте мне, не задумываясь, интересно?» — спрашивал в тревоге.

Он импровизировал; неожиданные для него самого сопоставления и ассоциации возникали в мозгу его; он кидался к доске, спешил начертить разрезы; мелок шумно крошился. Новости, узнанные накануне в главке, статья в свежем номере научного журнала — все вплеталось в лекцию и обогащало ее. Он творил на лету; это становилось слушателям все яснее и захватывало их; кто знает, может быть, немало идей родилось У него именно во время чтения лекций. Таково было своеобразное свойство его мышления, и оно делало лекции необычайно интересными.

Общеизвестен следующий эпизод (должно быть, уникальный в мировой науке, даже курьезный по-своему). Профессор А.Д. Архангельский работал с Иваном Михайловичем в ОККМА. Губкин склонил его заняться проблемами нефти. Тот согласился и, чтобы поближе познакомиться с предметом, посетил аудиторию Горной академии, когда в ней царил Губкин. Он был так захвачен рассказом, что на следующую лекцию привел всех своих ассистентов, аспирантов и лаборантов. И вся эта шумная компания появлялась на каждой лекции, почтительно конспектировала и прослушала весь годичный курс!

(Разумеется, тут сказалась и неподдельная скромность Андрея Дмитриевича: вскорости он был выбран академиком! По нефти он потом действительно представил несколько оригинальных монографий; дружба Губкина и Архангельского никогда ничем не омрачалась. В далекой молодости Андрей Дмитриевич был отлучен за вольнодумие от университета, и случись же так: попал гувернером в Ясную Поляну, в семью Льва Николаевича Толстого. В дневнике Софьи Андреевны упоминается Архангельский. Год в Ясной Поляне наложил отпечаток на всю жизнь его. Он был интеллигент до мозга костей, незлобив, несуетлив. Иногда Губкин и Архангельский совершали совместные геологические поездки.)

Губкин занимался подолгу, готовясь к лекции: это удостоверено многими. Если бы он просто подновлял свои записи или — того хуже — затверживал бы их, едва ли бы он чем особенным отличался от многих прочих толковых и красноречивых преподавателей. В том-то дело и заключалось, что тема предстоящего выступления перед студентами была для него только поводом углубленно поразмыслить над новым материалом, над евежими, еще не объясненными фактами мировой разведки и мировой научной мысли; год от году тема каждой лекции обрастала новейшими данными, так что в конце концов в уме и в бумагах Ивана Михайловича накопился громадный материал, и, обработав его, он издал на сорока печатных листах книгу «Учение о нефти». Она была признана классической сразу по выходе из типографии.

Это свод знаний, накопленных по нефти к тому времени (1932 год; второе издание вышло в 1937 году). Читатель помнит, что еще в 1916 году Губкин попытался впервые свести воедино знания о жидких углеводородах (статья «Нефть»), Теперь Давний замысел осуществлен капитально. Все теории, все, что уже истолковано научной мыслью, и то, что еще остается для нее загадкой, — все нашло место в этой книге. Язык ее прост, изложение подкупает объективностью, глубиной и основательностью. Тираж разошелся быстро. «Учение о нефти» стало настольной книгой нефтяников.

На первый взгляд: разбрасывался человек! Он и лекции читает, и железо ищет, и нефть ищет, и книжки пишет, и руководит Геолуправлением, а это, известно, административная работа: приказы, поручения, летучки, совещания… Но жадно мозг его отовсюду черпает знания и впечатления, ничто не может приостановить его работу — ни усталость, ни обидная реплика, ни разговоры о постороннем. Кропотливая подготовка к лекциям лишь способствовала этой работе.

Кроме того, он еще и потому так привязался к «своей» Горной, что просто-напросто, как всякий большой ученый, нуждался в учениках! Ему нужны были ученики, которые понимали бы его, понимали его замыслы и пособляли в их осуществлении! И ученики подрастали. Разъезжались во все стороны Союза и отовсюду слали письма, образцы пород, и у Губкина устанавливалась самая непосредственная и живая связь с отдаленными уголками страны.

Горная академия размещалась в здании бывшей мещанской гимназии на Калужской площади.

Губкин добывал пробирки, шкафы, столы, глобусы, микроскопы.

«В годы гражданской войны у нас… порвалась преемственность в подготовке научных кадров», — сетовал он.

Его занимали и вопросы педагогического воспитания в высшей школе, он посвятил им статью «Подготовка научных кадров», вошедшую в посмертный двухтомник «Избранное».

Подрастали его ученики! М.М. Чарыгин вскоре стал помогать ему в исследованиях, проводимых на Кавказе (впоследствии директор института имени Губкина, ныне профессор этого института). М.И. Варенцов и С.Ф. Федоров теперь члены-корреспонденты Академии наук. А.А. Блохин, обессмертивший свое имя открытием Ишимбаевского месторождения и похороненный там…

Когда Горной исполнилось пять лет, редакция «Правды» попросила ректора написать о ней. Заметка появилась 12 февраля 1924 года.

В ней Губкин писал, что его многое радует в академии. Радует, что учатся в ней крестьянские и рабочие парни. Что удалось сколотить довольно крепкий профессорский состав. Что с оборудованием все легче.

И одно только печалит его: что не может рассказать обо всем этом Ленину.

Владимира Ильича уже не было в живых…