Тимьян и клевер - Ролдугина Софья Валерьевна

Киллиан невольно положил пальцы на пояс и ускорил шаг.

– Он такой грозный?

– Нет, – ответил без улыбки Айвор. – Но у него есть грозный друг, тёмный друг – вот и вторая причина держать слово и беречь пуще зеницы ока честь господина звонких флейт, багряных закатов и цветущих лугов. Не вешай нос, Флаэрти, на бал мы попадём, обещаю. Приглашение я раздобуду – ты ведь не сомневаешься во мне?

– Сомневаюсь или нет… Будто у меня есть выбор, кому ещё довериться. И, между прочим, завтра уже канун Рождества, так что времени осталось немного, – вздохнул Киллиан. Компаньон развеселился:

– Тем хуже для тебя. Кстати, вот и та неряшливая женщина, позабыл её имя. Ну-с, взглянем на шаль…

Осторожно приняв кружева из рук миссис Майлз, Айвор пробежался взглядом по узорам, затем пропустил шаль сквозь кольцо из пальцев. Вдовушка наблюдала с благоговением, не смея даже лишний раз носом шмыгнуть.

– Сделано человеком, без сомнений, – изрёк наконец колдун-фейри и, скомкав шаль, бросил ею в Киллиана. – Но мастерски. А вот узор мне знаком, и придумали его отнюдь не смертные. Скажи-ка, женщина, на платье, которое сделала Шевонн, был такой же?

– Постарайтесь вспомнить, миссис Майлз, – немного смягчил Киллиан грубость компаньона. Но вдова, кажется, вовсе её не заметила:

– Ох, такое и захочешь – не забудешь, сэр! Но узоры всё ж таки отличались, у меня глаз намётан. Эти вроде как на цветы похожи, снегом тронутые. А там и цветы были, и снег, но как издали глянешь – видишь большое дерево, а листья так и трепещут, так и трепещут…

– Довольно, – прервал её Айвор и обернулся к компаньону: – Возвращайся домой, прелестный мой друг, и постарайся чем-нибудь занять свой, без сомнения, деятельный ум до моего прихода. А я покуда раздобуду нам приглашение. А ты, женщина, – обратился он к миссис Майлз, – жди спокойно. Ровно через три дня на холме ты увидишь дочь. И подумай хорошенько, чем ты сможешь удержать её дома, когда она увидала уже белую госпожу и сплясала среди её свиты.

Сказал – и шагнул в сторону, на обочину. Киллиан попытался было удержать его, схватил за рукав, но в пальцах осталась лишь тонкая, нежная паутинка.

Кэб он брать не стал, чтоб лишнего не тратить, и отправился из Дримны пешком. До дома добрался, когда уже давно стемнело. Фэй как раз возвратилась от профессора Фоксгловза и только-только повесила на крючок новый серо-голубой плащ с куньей оторочкой. То был дар от благодарного торговца, который умудрился рассердить кат ши и не надеялся уже вернуть себе прежнюю спокойную жизнь. Фэй сумела полюбовно договориться с проказником – видно, дружба с королём-котёнышем оставила след. Глядя на этот красивый плащ, Киллиан всякий раз ощущал странное неприятное чувство и начинал раздумывать о том, что бы такое подарить кузине, хотя и знал, что она бы ничего не взяла.

– Профессор начал учить меня древнему языку! – воскликнула Фэй вместо приветствия. Щёки у неё раскраснелись от холода, а глаза блестели. – Немножко, правда, чтоб я одни названия разбирала или книгу до нужной главы пролистать могла. У меня теперь там своя чернильница и стол! Я сперва час учусь, а потом иду работать. Ох, дорогой кузен, как ты думаешь, может, зря девиц в университеты не берут?

Из причёски у неё выбился тугой локон. Киллиан протянул было руку, чтоб заправить его обратно за ухо, но вовремя опомнился. Фэй заметила движение и опустила взгляд.

– Зря, конечно, – уверенно ответил Киллиан. – Ты бы, милая кузина, училась там лучше прочих. И точно оставила б позади всех этих сынков лордов и богатеев.

Прозвучало это излишне жарко. Фэй смутилась ещё больше, и молчание стало неловким. Потом она всплеснула руками, по-деревенски неловко, и засмеялась:

– О, а с кухни-то какие ароматы идут! Наверное, Нив ужин готовит. Я ей помогу, дорогой кузен, а ты пока отдыхай.

Изрядно раскрасневшийся невесть отчего, Киллиан сбежал в свою комнату, от души радуясь, что Айвора нет рядом и насмехаться некому. Но к утру, когда компаньон так и не вернулся, облегчение уступило место беспокойству. Нив даже осведомилась сочувственно:

– Может, мне метнуться туда-сюда, копытом его поторопить? Я мигом!

Киллиан уже хотел согласиться, но затем понял, что останется с Фэй один на один, и замотал головой.

Айвор возвратился лишь вечером того же дня, на самое Рождество, но и то ненадолго. Вихрем влетел в спальню компаньона, пока тот переодевался к ужину, и весело объявил:

– Хвали меня, Флаэрти. И восхищайся – приглашения я раздобыл у одного приятеля. Правда, значится там «господин в зелёном и его прекрасная спутница»…

Зная склонность фейри к дурным шуткам, Киллиан сразу приготовился к худшему:

– Фэй на сей раз я никуда не пущу! – твёрдо заявил он. – Хватило того, что она попалась ганконеру. Если тебе нужна спутница, зови Морин. Она, готов спорить, от плясок с фейри никогда не откажется.

Айвор рассмеялся, серебристо и легко:

– Ну уж нет, обойдёмся без колдуний из рода Дары, мой прелестный друг. И не надейся отсидеться дома – пойдём вместе.

Взгляд у компаньона стал слишком пристальным, и Киллиан предусмотрительно отступил на шаг:

– Ты же говорил, что не станешь меня обряжать в платья?

– И повторю. Ещё чего, ты статью не вышел, – усмехнулся Айвор. – Точнее, наоборот, вышел. Но леди нам и вправду нужна, раз в приглашении так записано. А посему, мой очаровательный друг, завтра после заката ступай за калитку и жди. Да, и надень всё зелёное, – прищёлкнул он пальцами.

Сказал – и исчез; слабый аромат суховатого тимьяна растворился в густом запахе пудинга и жаркого. В дверь заколотила Нив, напоминая, что они, мол, только одного человека и ждут.

На Рождество келпи-полукровке достался ворох ярких лент и корзина яблок, Фэй получила кружевную шаль и серебряную брошь с прозрачным синим камнем. А Киллиан не особенно удивился, обнаружив среди подарков новый костюм из мягкой, плотной ткани – зелёный вплоть до шейного платка, а в назначенный срок переоделся и отправился на условленное место.

С заходом солнца изрядно похолодало. Выбелил иней жухлую траву на обочине, и лишь тимьян в саду под яблонями зеленел, словно летом. Киллиан перегнулся через забор и сорвал одну веточку, увенчанную тремя багряными звёздчатыми цветками, и сунул в петлицу. В тот самый момент невдалеке послышалось звонкое цоканье копыт. Он поспешно выпрямился, оправляя костюм, и обернулся.

На площадь вылетела карета, запряжённая четвёркой серебристых лошадей с гривами, точно сотканными из лунного света. Спицы в колёсах были чёрными, а на ободе росли болотные травы. Высокую, сильно выгнутую крышу устилал мох в россыпи волчьих ягод, по четырём углам сидели пёстрые совы, а на месте кучера жались друг к другу две рыжие лисицы. Карета остановилась прямо перед калиткой.

Распахнулись почерневшие от времени дверцы, украшенные ветвями тиса, и выглянула, ступая на подножку, самая прекрасная леди, какую только можно представить.

В волосах её, чёрных, словно омут ночью, и гладких, как спокойная вода, мерцала влажно речная лилия; глаза были тёмными, губы – яркими и влажными. Белая кожа, кажется, никогда не видела солнца, а талию взрослый мужчина мог бы обхватить двумя ладонями. Платье, лёгкое, как осенняя паутина, трепетало, точно пламя на ветру; и верхние юбки были сшиты из самой густой тени, средние – из молодых листьев на просвет, а нижние – из самых нежных яблоневых лепестков. Прекраснейшая из женщин – но слабой она не выглядела; легко дорисовывало воображение меч в её тонких руках и королевский венец на челе.

И, конечно, Киллиан тотчас же понял, кто перед ним.

– Мне теперь… – Голос изменил ему – прозвучал хриплым карканьем; кровь прихлынула к лицу. – Мне теперь звать тебя «леди Айвори»?

– Зови, как тебе будет угодно, – рассмеялась леди и поманила его рукой. – Но не медли. Время уже позднее, а дорога до Лондона не близкая. Если тебе повезёт – увидишь эту вашу королеву Элеонору. Говорят, она красавица.