Настя - Александр Сиваков

В нашем корпусе царила полная идиллия: тихонько потрескивал камин, уютно тикали откуда-то появившиеся на стене часы. (Или они тут были, и я просто не обращала на них внимания?) Из детей там был только Марек. Мрачный, он сидел за столом в углу зала и нервно перелистывал какую-то толстую книгу. Я сразу поняла, что, когда он увидел меня, с трудом сдержался, чтобы не вскочить и не запустить этой книгой в мою сторону.

– И как это понимать?

Я присела чуть поодаль, от приторно ласкового голоса моего собеседника мне было не по себе. А если учесть, что мы тут одни…

– Что?

– Всё, – кратко ответил Марек. Стёкла его очков зловеще блеснули. – Во-первых, меня крайне интересует, всерьёз ли ты говорила, по поводу того, что тебе надоело быть хорошей девочкой и далее по тексту. А во-вторых, когда здесь соберутся все наши ребята, ты объяснишь нам, как ты выбросила меня из читального зала. А уж потом мы будем решать, что с тобой делать дальше.

– Куда я тебя выбросила? – Всё ещё не понимала я.

– Сюда. Я не успел и моргнуть – уже сижу тут с этой идиотской книжкой на коленях!

Он отбросил том в сторону. Я успела прочитать вытесненное золотом на чёрном фоне название "Зигмунд Фрейд. Собрание сочинений". Не сказала бы, что это самое лучшее чтение для воспитанного десятилетнего супера. Впрочем, Марек – психолог, это его профессиональная литература.

Только вот оформлена книга почему-то словно Библия – такой же строгий стиль, толщина, чёрная обложка, золотые буквы названия.

– Ты на самом деле считаешь, что во всём виновата я?

– А кто ещё?

– С какой-то стороны это верно, но с другой… Ты ведь не настоящий. Я это прекрасно знаю. И ты это знаешь. К чему притворятся? – Я положила подбородок на переплетённые пальцы рук, всей своей позой выражая абсолютное спокойствие и даже скуку. – Я аналитик, Марек. Говоря иначе, факты, которые я узнаю, не просто откладываются в голову в изолированные друг от друга ячейки, эти ячейки активно взаимодействуют между собой и создают новые факты. Понимаешь? Мне точно известно, что происходит на нашем сайте. Сейчас программа пытается хоть как-нибудь сохранить статус кво, именно поэтому тебя сюда и послали, а не перезагрузили вместе с остальным виртуалом. Только всё равно я не поверю, что ты – настоящий.

– Настя, что за ересь ты несёшь? – Впервые за всё время нашего общения я видела на лице мальчика столь явные следы растерянности. – Я – ненастоящий? Ты хоть сама понимаешь, что ты сейчас говоришь?

– Ещё один "прокол", – лениво констатировала я. – Настоящий Марек меня по имени ни разу не называл.

– Ты не делаешь скидки на то, что ты вывела меня из психологического равновесия. – Мальчик горько усмехнулся, качнув головой. – Никогда бы не подумал, что я буду кому-то доказывать, что я – это я.

– Я могу задать тебе один-единственный вопрос, после которого ты перезагрузишься, – сказала я. – Программе, может быть, и известен ответ, но его слишком долго придётся искать, поэтому проще будет экстренно убрать тебя из виртуала.

– Задавай.

Я подошла к нему и прошептала в самое ухо:

– Фамилия у тебя на самом деле Кириллин, а вот имя – совсем не Марек. Как тебя зовут на самом деле?

Мальчик ошарашено приоткрыл рот.

– Как это?

– Если ты скажешь, какое у тебя настоящее имя, то сразу реабилитируешь себя по всем пунктам, – я, не отрываясь, смотрела на него, пытаясь уловить начало процесса трансформации. – Всем ребятам это давным-давно известно, а ты, болезный, думаешь, что всех обманул.

Последнюю фразу я добавила вслепую, навскидку, надеясь попасть в цель. Если Программа сейчас лихорадочно роется в архивах аудио- и видеоинформации, снятых с наших датчиков в холле, то ей совсем не обязательно знать, что о настоящем имени Марека известно только мне и Полине. Вместо того, чтобы проверять архивы только нашей комнаты, пусть-ка попробует проверить во всех двадцати, а потом ещё покопается в голосах со всех остальных датчиков: и в коридорах, и на первом этаже, и где там они есть ещё.

Честное слово, я не отворачивалась ни на секунду, только моргнула, а когда открыла глаза, то Марека уже не было.

Думаю, не стоит даже говорить, что я этому нисколько не удивилась, только лишний раз порадовалась правильности своих выводов, которые теперь подтвердились окончательно и бесповоротно.

ГЛАВА 35

И что теперь делать? Сидеть здесь и ждать четырёх часов, чтобы подтянулись все остальные ребята – по меньшей мере глупо. Этот виртуал – только для меня. Допустим, если я никого сегодня не дождусь и уйду в реал одна, то настоящие ребята об этом никогда нее узнают; они сейчас – каждый в своём мире, где я веду себя как воспитанная девочка, дожидаюсь всех остальных и мы покидаем недра Сайта вместе, как это и положено дружному классу.

Мимо меня, прямо около лица, проплыл шарик перехода. Я рефлексивно хотела его схватить, но вовремя отдёрнула руку. Не хватало ещё очутиться где-нибудь у чёрта на куличках, а выбираться потом придётся пешком, на своих двоих, под дождём, как это уже однажды произошло.

Интересно всё-таки получается. "У каждого свой виртуал" – это очень обтекаемая и вроде бы безобидная фраза. А что за всем этим скрывается? Ведь это же целый мир. Мой мир, в котором я сама устанавливаю правила, сама генерирую ход событий. Да, если я прямо сейчас выйду в реал, настоящие ребята об этом никогда не узнают (если только Программа не решит как-то синхронизировать моё исчезновение с их виртуалами). Но ведь те ребята, которых я встречу в моём виртуале завтра – они потребуют у меня отчёта, почему я исчезла, никого не предупредив.

Чем больше я размышляла над сложившейся ситуацией, тем труднее мне становилось дышать. От открывающихся возможностей в прямом смысле этого слова захватывало дух. Если мне не дают покоя лавры моей обожаемой соседки по комнате, здесь, в моей реальности, я запросто смогу сместить её со всех должностей и единолично командовать всем классом, да что там классом, целой школой! А настоящая Полина, как и все остальные ребята, об этом не будут иметь ни малейшего представления!

А я то считала, что разные виртуалы – это способ отдалить нас друг от друга. Как бы не так! Это – способ дать нам возможность самореализоваться, своеобразный психологический полигон, донельзя приближенный к реальности. И только от нас зависит, кем мы станем в этой реальности.

Последнее, о чём мне следовало бы подумать, это как распорядиться той информацией, которой я сейчас обладаю. Первое, что напрашивается само собой: в реале рассказать об этом всем остальным ребятам. Но так ли это будет правильно? С точки зрения элементарных порядочности, вежливости, такта, не знаю, чего уж ещё, – да. Но существует такое понятие, как дипломатия. (Это меня Полина научила, будь она неладна!) Одна из целей дипломатии , насколько я помню (в соответствии со словарным определением) – защита интересов государства или определённого круга лиц. Итак, кого мы будем защищать? Ребят? Нет, тогда уж проще будем всё им рассказать. Себя? Уже теплее. Своя рубашка ближе к телу. Каким образом?