Дороги - Яна Завацкая

Вскоре Ильгет выехала за пределы города и пустила аганка по каменистой дороге ровной, размашистой рысью.

Часа через два она миновала рощу Стер, в которой, по слухам, водились упыри, поднялась на небольшое каменное плато и спешилась. Медленно прошла вдоль скальной гряды, держа аганка в поводу. Остановилась у зарослей дикого винограда, оплетшего скалу. Активировала серв на запястье и произнесла негромко.

— Спеши же, охотник усталый, в тобою покинутый дом.

И услышала знакомый веселый голос.

— Цветок распускается алый под черным кипящим котлом.

Заросли раздвинулись, и среди зелени появилось довольно сияющее черноглазое лицо - Гэсс.

— Ара, Иль! Заждался уже. Тоска смертная.

— Ох уж, - сказала Иль, привязывая аганка, - тоска тебе… поработал бы там за нас, сам бы в лес запросился.

Она вслед за товарищем нырнула в темно-зеленые заросли, нагнув голову, вошла в подземную небольшую пещерку.

— Как там жизнь-то у вас? - спросил Гэсс, - садись вот сюда… жрать хочешь?

— Да как тебе сказать… давай чего-нибудь. Сиккарга есть?

— Все есть.

Гэсс поставил перед ней баночку консервов.

— Сейчас чай разогрею.

Он включил портативную кухню.

— Ой, как вкусно… здешняя еда… она, знаешь, на один раз поесть - конечно, интересно, даже очень. А вот постоянно…

Ильгет с аппетитом поглощала нежную сливочную ванильную массу.

— Рассказывай давай. А то у меня тут, сама понимаешь, все общество - это птички. С утра выйдешь, чирикают - аж в ушах звенит.

— Я расскажу, Гэсс, только вот что сначала… Тут, говорят, через четыре дня гроза ожидается с сильным ливнем.

— Да? Откуда такие сведения? Впрочем, сейчас свяжусь с ребятами, проверю…

— Проверь, и вот что - нам нужно, чтобы никакого ливня не было. И грозы.

— Ясно, - произнес Гэсс, - операция "Старый осел". Ну ладно, ландер на месте, тучу распылить - никаких проблем. Если будут изменения, сообщите…

— Сообщим, не беспокойся. У нас сыворотка антивикотная кончается.

— И у меня не так много. Я тебе сегодня всю отдам и на орбиту сообщу. Ты у меня заночуешь сегодня?

— Да ты с ума сошел, Гэсс… Иволгу там сожрут эти больные с потрохами.

— Ну вот, - заныл Гэсс, - я-то думал, хоть пообщаемся… скучно же.

— От скуки не умирают, - резонно заметила Ильгет, - ну пару часов я могу у тебя остаться…

— Ну и то… ладно. Рассказывай, что там у вас в городе.

Через два часа Ильгет попрощалась с Гэссом и выехала на дорогу, с двумя огромными переметными сумками, прицепленными за горбом аганка.

Крупные яркие звезды, приятно мерцающие сквозь атмосферу, заполонили небо неровной сыпью. Ночью ехать опасно, но Ильгет - тэйфи, ей можно все, за пазухой коты уютно лежал бластер. Почему бы и не пострелять молниями… Если только дэггер встретится, но и на этот случай есть спикулы. Да и не летают здесь дэггеры открыто. Пока еще.

Аганк медленно ступал по каменистой белой дороге, кремни блестели в свете двух лун, красноватого Агрида и таинственно-молочной Феары. Все вокруг затянул ночной непроницаемый мрак, небо и землю, только звездная россыпь, да две луны, да дорога, уходящая в гору, светились во тьме. Ильгет казалось, что едет она по этой дороге, среди ночной тишины, прямо к звездам, а может быть, она уже в Пространстве скачет на сером коньке-горбунке, и этот ветер, ласково касающийся волос - невидимый звездный ветер.

Благодарю тебя, Господи, подумала Ильгет, за то, что Ты создал все эти миры, и звезды, и вот эту дорогу, и за то, что Ты дал мне счастье видеть все это, и вдыхать ночной тревожный воздух, и знать, что в конце пути я встречу Иволгу.

Она вспомнила об Арнисе. Как-то он сейчас?

Арнису сейчас наверняка приходится нелегко. И так будет еще долго. Господи, какую же ношу он на себя взвалил! Он уже работает на подземной биофабрике. Подумать-то страшно. Как вспомнишь эту фабрику - но Ильгет там работала через двое суток, все же была возможность отдыхать, уходить, забывать об этом кошмаре. А у Арниса не будет даже возможности увидеть солнце, как и у всех пленных, рабов, сосланных под землю. Долго там не живут, но Арнис - выживет. Если только не случится чего-нибудь из ряда вон выходящего, он выживет. Он здоровый, крепкий и молодой. Господь на его стороне. Но Боже мой, как ему, наверное, сейчас тяжело.

А что там у Питы? Конечно, у него все благополучно, беспокоиться не стоит. И все равно не по себе как-то… хотелось бы увидеть его сейчас. Ильгет вспомнила терранскую песенку, переведенную Иволгой: "Как я люблю глубину твоих ласковых глаз, как я хочу к ним прижаться сейчас губами"… Да. Прижаться бы. И плевать на все эти скандалы, разногласия - какая же это мелочь, подумать только. "Темная ночь разделяет, любимая, нас, и тревожная черная степь пролегла между нами". Как все точно…

Аганк вдруг остановился, коротко фыркнул, попытался встать на дыбы, Ильгет удержала его поводом. Выхватила из-за пазухи бластер, сдерживая животное одной левой рукой. Да, в кустах вроде шорох какой-то… Ильгет внимательно осмотрелась по сторонам.

Глаза. Откуда-то сверху - два круглых зеленоватых, фосфорически светящихся в темноте глаза. Мистек, местная большая кошка. Может и прыгнуть сверху. Ильгет переставила указатель энергии на единицу, вытянув руку, прицелилась, выстрелила, тонкий луч пронзил темноту. Все, что я могу для тебя сделать - попытаться лишь парализовать, не убить. Раздался глухой шорох и стук. Через пару часов хищник сможет подняться, если, конечно, не растерзают свои собратья, воспользовавшись беспомощностью. Ильгет тронула повод, аганк поскакал вперед резвой рысью…

Миновали перевал. Там, внизу, раскинулась Агрена. Ярнийский или, тем более, квиринский город светился бы во тьме, как центр Галактики, но визарское поселение было совершенно темным, лишь кое-где тусклыми огоньками просвечивали факелы и костры.

Пита, подумала Ильгет. Все же, как он там? Как хорошо знать, что тебя кто-то ждет. Что у тебя там, вдали, не пустой дом, а свой, родной человек. Единственный, если подумать, родной человек на свете. Ну мама еще, но с мамой тоже все очень сложно. И это все равно не то. Конечно, друзья - но у друзей своя жизнь, это другое. А у них с Питой жизнь на двоих одна.

Сейчас хорошо помнилось первое время их любви, и вспоминались его руки, глаза, лицо. Такие красивые, милые, родные. Пита очень умный, очень способный и талантливый. Кто еще смог бы так быстро освоиться с чужой техникой, скоро он станет мастером-программистом бытовых приборов, это не так-то просто… да и всегда он был талантлив, на работе его очень ценили. У талантливых людей всегда сложный характер.

Скорее бы вернуться на Квирин, встретиться с Питой… Может, тогда уже и насчет детей можно подумать.

В церковь Питу привела Майлик.

Она была - как девчонка, хоть и много старше Питы. Возраст не виден. Маленькая, быстрая, коротко стриженные кудри - цвета она часто меняла, и этот ароматный легкий пробор на макушке. И в то же время - зрелая женщина, с которой интересно общаться.

В последнее время они здорово подружились. Муж Майлик был планетологом, и как это у них нередко бывает, сейчас ушел в длительную экспедицию, и должен был появиться только через полгода. Это сблизило Питу и его наставницу, относившуюся к ученику чуть свысока - ей уже стукнуло сорок, и старшему из семи ее детей было пятнадцать лет. Пита казался Майлик симпатичным умненьким мальчишкой, хоть по возрасту все-таки был ближе к ней, чем к ее детям. И все же он многое понимал… казалось, он понимал все - с ним обо всем можно было поболтать, как с хорошей подружкой.

Майлик была христианкой. По воскресеньям ходила в церковь вместе с детьми, а по субботам, вечером стала брать с собой Питу. Храм святого Квиринуса всегда казался ему слишком холодным, они посещали современную небольшую церковку святого Иоста в центре города, у подножия гор, рядом с Бетрисандой.

Пита вдруг начал понимать, что, собственно, находила Ильгет в церкви. Он и к Ильгет перестал относиться с постоянной обидой. Ну мало ли… она ошибается… конечно, больно и обидно вспоминать, как она себя вела, но…

До службы было еще около получаса. Майлик и Пита уселись в заднем ряду. Храм был полукруглый, скамьи, словно в цирке, сходились к центру, где располагался алтарь. Солнце проникало сквозь прозрачные части мозаики, ложилось на пол, пылинки плясали в лучах, и на носу Майлик подрагивал солнечный зайчик.

Улыбаясь, она вынула из сумочки маленький сверток, протянула Пите.

— Это тебе…

Он развернул бумагу. На ладонь упали элегантные четки из серых камушков.

— Давай с тобой помолимся… как на Эдоли… я тебя научу, мы прочитаем Малый Круг.

Молиться оказалось несложно. Пита еще не загрузил в память основные молитвы, но в Малом Круге постоянно повторялись всего три.

Тонкие пухловатые руки Майлик, ее шепот, косые лучи солнца, полупустой светлый храм. Тишина, умиротворение. Наверное, впервые за несколько лет было так. Впервые он почувствовал себя… легко.