Путь Белой маски - Гектор Шульц

неправильно, – продолжил он. Его пальцы коснулись пальцев матери и задержались на простеньком колечке. – Не то кольцо, Кати. Отец дарил ей другое кольцо.

– Золотое. С изумрудом, – робко улыбнулась женщина. – Я помню тот день, когда он посватался к госпоже. Помню, как играл на солнце камень. Госпожа Бронна забрала это кольцо и многое, что было в доме.

– Где она сейчас? – коротко спросил Эйден.

– В Ларахе, господин. Где ж еще? Дом её там, дело. Только мы вот с госпожой тут остались, – всхлипнула Кати. В её глазах блеснули слезы, когда она посмотрела на Эламу. – Вижу, что недолго ей осталось. Да и как бросить госпожу-то?

– Я благодарен тебе, Кати, – тихо ответил Эйден. Голос его звучал глухо и отстраненно. Он тоже посмотрел на мать и поджал губы. – Утром ты уедешь.

– Нет, господин, – улыбнулась Кати. – Вы знаете. Мое место рядом с ней. В жизни. И в смерти тоже.

– Это твой выбор, – кивнул он, когда Кати гордо задрала голову и с вызовом посмотрела на него. – Пусть мне и горько, я не осуждаю его.

– Благодарю, господин Эйден, – с достоинством ответила Кати. – У меня будет только одна просьба.

– Говори…

Когда Кати замолчала, он задумчиво потер рукой подбородок и, поднявшись с пола, вытащил из ножен стилет. Лабранская сталь привычно обожгла руку холодком, но не сильным и еле заметным. Рамина, почувствовав его боль, поднялась со стула, но Эйден рявкнул, велев ей сесть.

– Так нельзя, господин, – сделала еще одну попытку гастанка.

– Ты не видишь её боль. Но чувствуешь, – ответил ей Эйден. Вот только смотрел он не на Рамину, а на мать.

– Да, господин, – согласилась Рамина.

– Значит, заткнись и не мешай. Моя мать всегда была гордой женщиной. Истинной дочерью Кагры, откуда её увез отец. И она не хотела бы такого бесславного и беспомощного конца, – жестко произнес он, смотря в почти угасшие глаза матери. И в них Эйден увидел не просьбу, а приказ, отдать который могла только мать, и противиться которому не мог даже он.

Вздохнув, Эйден успокоил стучащее сердце и резко вонзил клинок в грудь матери. Лезвие прошило сморщенную кожу и увядшие мышцы легко и без сопротивления. Удар милосердия был исполнен безупречно, как и всегда. В глазах старушки снова блеснули слезы и… счастье. Она обмякла и Эйден бережно придержал её, после чего осторожно опустил на пол. Дождавшись, когда блеск в глазах матери погаснет, он подошел к Кати, которая тихонько плакала, и без лишних предупреждений нанес еще один удар милосердия. Верная служанка скривила бледные губы и с лаской посмотрела на ту, которой служила всю свою жизнь. Затем сделала несколько неловких шагов и опустилась на колени рядом с телом Эламы. Эйден слышал, как затихает её сердце, и, когда оно остановилось окончательно, убрал стилет в ножны.

– Слева от тебя кровать, – глухо произнес он, обращаясь к Рамине. – Спи. А мне нужно проводить их.

– Да, господин, – тихо ответила девушка. Она чувствовала его боль, слышала, как неровно бьется его сердце, но молчала, понимая, что слова сейчас не нужны.

Когда в небо взвились языки пламени от погребального костра, Эйден поднялся с колен и, развернувшись, отправился обратно в дом. Он молча вошел внутрь, стянул сапоги и снял костюм. Затем лег в холодную кровать, где раньше спала его мать, и задумчиво посмотрел на спящую Рамину. Он знал, что она притворяется, но не стал кричать и ругаться. Вместо этого он глубоко вздохнул и закрыл глаза. Сон пришел почти сразу же. Навалился большой и плотной черной массой, в которой не было места сновидениям. Только глубокая бездна, такая же мертвая, как его сердце.

Утром он разбудил Рамину и отправился готовить лошадей. Эйден не притронулся к еде и меланхолично смотрел за тем, как ест Рамина. Как только она поела, он отвел её к лошадям и помог усесться в седло. Девушка молчала и за это он был ей благодарен. Но прежде, чем покинуть обветшалое поместье, Эйден отвел своего коня и лошадь Рамины в сторону, затем вытащил из мешка бутылочку с голубой жидкостью и, размахнувшись, швырнул её в дом. Рамина вжала голову в плечи, услышав, как разбилось стекло, а потом вздрогнула, почувствовав запах гари, удушающий и вонючий.

Огонь быстро уничтожил и дом, и маленький огородик рядом с ним. Жадно пожрал покосившиеся курятники и остатки от конюшни. А потом утих и от него остались только рдеющие угли, медленно тлеющие в черных глазах Белой маски. Эйден вздохнул, ловко вскочил в седло и вывел коня на дорогу. Кобыла Рамины послушно затрусила следом и только тогда гастанка решилась нарушить тишину.

– Мы едем в Ларах, господин? – спросила она и покраснела, поняв, насколько глупым был вопрос. Эйден не ответил. Он обернулся назад, посмотрел на сгоревшее поместье и пришпорил своего скакуна.

В этот раз в столицу империи Эйден въехал открыто, не пряча лицо под капюшоном. Ему было плевать на удивленные возгласы и косые взгляды, которыми его награждали прохожие. Рамина чувствовала напряжение, но молчала и лишь крепче стискивала поводья своей лошади. Ларах встретил их, как и всегда. Шумом, тысячами различных ароматов и яркими красками. Но улыбка так и не коснулась плотно сжатых губ, как и ни одно слово не сорвалось с них.

Миновав восточные ворота, Эйден направил коня в сторону Солнечной улицы, именуемую простым людом Ублюдочной. Он медленно ехал по неровной и грязной брусчатке, задумчиво наблюдая, как бросаются в сторону уличные девки, карманники и попрошайки, только увидев его лицо. Но на них ему было плевать. Он искал особый знак. И нашел его в самом конце Ублюдочной улицы. Над старым, ветхим домом была приколочена грубая облупившаяся вывеска с размашистой надписью «Бордель». В углу вывески виднелся таинственный символ, нарисованный серебристой краской. Простой человек увидел бы красивый узор, но не Белая маска.

– «Безопасно. Знающий», – прочитал Эйден и, хмыкнув, спрыгнул с коня. К нему тут же бросилась грязная девица с оголенной грудью, отвисшей и потерявшей былую свежесть.

– Своих полно, – громко рявкнула она, указав пальцем в сторону Рамины. – Вали в другой борд…

– Пшла вон, сука, – перебил её грузный мужчина с выпирающим животом. Подойдя ближе, он отпихнул её в сторону и, виновато пожав плечами, посмотрел на Эйдена. – Прости, друг. Не знает порядков.

– Мне нужна комната, – ответил Эйден, впервые нарушив молчание, как покинул родное поместье. Осмотрев девицу, которая злобно на него пялилась, он добавил. – Чистая и тихая.

– Для вашего брата всегда одну комнату держим, – кивнул мужчина и протянул руку. Эйден равнодушно посмотрел