Гулящая - Панас Мирный

- Сволочь! Дрянь, смеет так отвечать! - кричал, рассвирепев, Проценко.

А из-за шторы донесся до него звонкий голос: "Папаша! папаша! поедем к тебе!"

Папаша что-то промычал, но поцелуй прервал его мычание. Вскоре после этого все увидели, как пьяный Колесник, взяв Наташу под руку, повел ее через вокзал и сад прямо к выходу и, кликнув извозчика, помчался с нею по улице.

- Кого это она назвала? - допытывался Рубец у Проценко, который после всего происшедшего как оплеванный ходил по саду.- Мне послышалось имя моей жены.

- Да так, брякнула сдуру первое имя, какое ей на ум взбрело,- ответил Кныш.- Разве эти девки о чем-нибудь думают?

Проценко молчал и, понурясь, шел рядом с ними. Он недолго после этого оставался в саду, крикнул лакея, расплатился, попрощался с Кнышом и Рубцом и ушел из сада. Чтобы немного протрезвиться, он не взял извозчика, а отправился домой пешком. Пока он брел по улицам города, мысли его, как он ни гнал их, все вертелись вокруг этого случая с арфисткой, не давали ему покоя, будили накипевшую злобу в сердце. "Чье это имя она выкрикнула? Пистины Ивановны? Какой Пистины Ивановны? Кроме жены Рубца, у него не было таких знакомых. Что жена Рубца с ним заигрывала, это он помнит. Но откуда знать об этом гулящей девке? Разве Колесник успел все рассказать?"

И он, дойдя до квартиры, изо всей силы дернул ручку звонка; послышался такой оглушительный звон, что эхо отдалось по всей улице...

2

- Номер! - крикнул Колесник на весь вестибюль самой дорогой и роскошной гостиницы в городе, введя под руку Наташку, лицо которой было закрыто густой черной вуалью.

- Семейный?

- Конечно, семейный. Видишь, я не один,- кричит Колесник.

- Пять с полтиной,- бросив лукавый взгляд на Наташку, ответил Колеснику коридорный.

- Веди, нечего запрашивать!

- Да я так. Я, видите, кому как угодно. Может, дорого будет - есть и подешевле,- оправдывался коридорный, выступая вперед.

- Веди! - кричит Колесник.

Коридорный повел их по тускло освещенному коридору. Он стремглав бежал вперед, точно его гнали в шею, а за ним следовал Колесник, ведя под руку Наташку и поскрипывая на весь коридор своими сапогами.

Добежав до одной из дверей, коридорный быстро отпер ее и исчез; пока Колесник довел Наташку, он уже успел зажечь огонь и ждал их в дверях.

- Этот? - спросил Колесник.

- Самый аристократический,- расхваливал коридорный, давая им дорогу.

Номер, как выразился коридорный, был действительно "аристократический". Оклеенный голубыми обоями, с тяжелой голубой портьерой на двери, с кружевными занавесками на окнах, сквозь узор которых тоже просвечивала голубая материя, обставленный голубой мягкой мебелью, он казался гнездышком, свитым прямо в ясной лазури небес. На стене в золоченой раме висело огромное зеркало; голубые стены, отражаясь в его чистом стекле, как бы удлинялись, комната казалась еще шире, словно из одной их становилось две. Под зеркалом диван, перед ним стол, вокруг стола мягкие голубые кресла. Колесник грузно опустился в одно из этих кресел и стал осматривать номер.

- Красиво, черт побери! Красиво! - сказал он, и широкое багровое лицо его расплылось в улыбке.

- А спальня где? - спросила Наташка.

- Вот,- показал коридорный на другую голубую портьеру, скрывавшую вход в боковой стене.

- Посмотрим,- ответила она, как заправская важная барыня, и пошла за портьеру. Лакей понес за нею свечу.

- Ничего, хорошо, уютно,- сказала она, вернувшись, Колеснику.- Только, друг мой, еще так рано спать - не напиться ли нам чаю?

- Самовар,- скомандовал Колесник, и лакей помчался как оглашенный, только тяжелый топот его шагов глухо донесся из коридора.

- Это я, папаша, так,- подходя к Колеснику и ласкаясь, сказала Наташка,- чтобы не дать заметить лакею, что я не твоя жена.

- О, да ты у меня хитрая!- произнес Колесник и, легонько ущипнув ее за пухлую румяную щечку, погрозил ей пальцем.

- Ах, папаша! Дорогой папаша! - повалившись на Колесника и придавив его в кресле, ластилась к нему Наташка.

- Ишь какой чертенок! Ишь какой чертенок! - радостно восклицал Колесник, ворочаясь под Наташкой, а она то трясла его, то хлопала ручками по круглым щекам, то хватала за голову и горячо и крепко прижимала к своей высокой груди. Колесник слышал, как струится кровь у нее в жилах, как тревожно бьется ее сердце. У него дух захватывало в груди, глаза сверкали и горели, как свечи.

- Будет! Будет! А то я и чаю не дождусь! - кричал, отстраняясь, Колесник.

- А что, раздразнила? раздразнила! - весело захлопала в ладоши Наташка и пошла, приплясывая, по комнате.

Колесник как волк следил глазами за ее легкой поступью и красивыми движениями. И вдруг, сделав крутой поворот, она снова упала ему на грудь.

- Папаша! Миленький папаша! - замирающим голосом шептала она.- Ах, если бы я была твоей дочкой! Ты бы любил меня? Нет, не хочу дочкой, хочу женой. Такая молоденькая, красивая, а ты такой облом... За мной роем молодежь увивается, я гуляю где хочу, а ты дома сидишь.

- Дудки! - сказал Колесник.- А это видела? - И он ткнул ей под самый нос огромный кукиш.

Она изо всей силы ударила его по руке и, отскочив, крикнула:

- Покажи своей первой.

- Первая далеко,- ответил Колесник.

- А твоя жена жива?

- Жива.

- В N? - И она назвала город, где жил Колесник.

Колесник воззрился на нее в изумлении.

- Ты почем знаешь? - спросил он.

Она захлопала в ладоши и со смехом ответила:

- Ты думаешь, я не знаю твоей жены? Я все знаю. А Проценко разве я не отбрила сегодня?

- Так ты и Проценко знаешь? - еще больше изумился Колесник.

- И Проценко, и Рубца, и Кныша. Всех вас, чертей, как свои пять пальцев знаю.

- Да почем же ты знаешь?

Она залилась неудержимым смехом и опять кинулась его душить.

Колесник, пыхтя, отбивался, а она как одержимая то отскакивала от него, то опять подскакивала и ластилась, как верная собака, давно не видевшая своего хозяина.

Лакей принес самовар, и она угомонилась. Пока он расставлял посуду и суетился в номере, она была сдержанна, как заправская дама, важно прохаживалась по комнате, только исподтишка шаловливо поглядывая на Колесника своими черными глазами.

Лакей ушел. Она стала заваривать чай, мыть и вытирать посуду. Розовые пальчики пухлой маленькой ручки бегали, как мышки, и то и дело мелькали у Колесника перед глазами.

- Так почем же ты знаешь? Кто ты такая, откуда, что все знаешь? спросил Колесник.

Она точно не слышала его вопроса. Чуть-чуть оттопырив губку и перемывая в полоскательнице стакан, она тихим тоненьким голоском затянула веселую песенку. "Тру-ля-ля! тру-ля-ля! тру-ля-ля!" - напевала она, стараясь попасть в тон звону стакана, и голосок ее сливался с этим легким звоном тонкого стекла.

- Ты слышишь? - снова спросил он.

Она обратила на него свой взгляд. Долго и пристально смотрела она в его вытаращенные глаза, потом, отвернувшись, тихо вздохнула. Вытерев стакан, она прошлась по комнате, затем подошла к нему вся красная и, задыхаясь, сказала:

- Я вина хочу. Вина.

- Почему же ты не сказала?

Схватив звонок, он оглушительно зазвонил. Вбежал лакей.

- Вина! - крикнул Колесник.

- Красного,- прошептала она, стоя около него.- Я люблю с чаем пить.

Колесник приказал подать вина, прибавив:

- Да хорошего, старого. И хорошего рому.

- Я думала, ты не дашь, откажешь,- ласково сказала она, когда лакей убежал.

- Тебе? - воскликнул Колесник.- Проси чего хочешь, все тебе дам, что только могу.

- Добренький! - прошептала она, прижимаясь к нему.

- Ты думаешь, я стану жаться да скаредничать, как другие скаредничают? Как же? Нашли дурака. Нет, хоть на мужике кафтан и сер...

- Люблю молодца за обычай! - весело защебетала она.- Что - деньги? Труха, на которую мы покупаем все, что нам нужно. Одного только за них не купишь: человека, который был бы тебе по душе. Не имей сто рублей, а имей сто друзей! Так и я. Сколько всякого добра прошло через мои руки! А где оно? Одному дала, другому сунула. А себе ничего не осталось. Было, да сплыло. А ведь вот живу.

- Ну, у меня не скоро сплывет,- прервал ее Колесник.- Спасибо дуракам панам, что выбрали меня в члены, я теперь могу умереть спокойно. Хоть и не выберут больше, наплевать! Веселый Кут - это две тысячи десятин, кому угодно на весь век станет. Не буду членом, так буду хозяином.

- Ты купил Веселый Кут?

- Купил.

- Это тот, что недалеко от Марьяновки?

- Тот самый. А ты откуда Марьяновку знаешь?

Она только вздохнула. Лакей принес вино и ром, поставил на стол и ушел. Наташка стала разливать чай.

- Откуда ты все знаешь? Ты что, из тех краев, что ли?

- Много будешь знать - скоро состаришься,- ответила она, пододвигая ему стакан чаю пополам с ромом.

- Да уж не помолодею. Эх! Скинуть бы с плеч годков двадцать,- со вздохом сказал он и прихлебнул чаю.

- Что бы тогда было?

- Что? - переведя дыхание, ответил Колесник.- Да вот этот стакан одним духом осушил бы до дна, а теперь вот надо маленькими глоточками попивать.