Церковь плененная. Митрополит Никодим (1929-1978) и его эпоха (в воспоминаниях современников) - Гусейнова

На одном из заседаний Политбюро в мае 1984 г., после долгих дебатов, советским спортсменам было предписано отказаться от участия в Олимпийских играх, проводившихся в США. Решение было принято экспромтом, без консультаций со странами Восточной Европы, по рекомендации Романова и Чебрикова, полагавших, что многие члены советской спортивной делегации могут оказаться невозвращенцами [317] .

Тем не менее на Западе по-прежнему не переводились «друзья страны Советов»; ещё Ленин откровенно называл их «полезными идиотами», а социал-демократ Карл Моммер – «троянскими ослами». Прикормленные Москвой, профессионалы-миротворцы охотно приезжали на очередную Ассамблею и единогласно голосовали за любые «политически выгодные резолюции» («Свободу Анджеле Дэвис!»). Одним из таких «леваков» был известный в своё время каноник Кир. Прошли годы, и его сменил каноник Гор. Готовясь встретить влиятельного французского клирика «на уровне», сотрудники ОВЦС сочинили четверостишье:

Из-за леса, из-за гор

Едет к нам каноник Гор.

Ай люли! Ай люли!

C’est jolie, c’est tres jolie!

(Это мило, это очень мило)

… По Европе вот уже несколько лет бродил призрак – пацифизма. Он был вызван к жизни Москвой и призван был служить её интересам – позволял ей манипулировать общественным мнением. Но неожиданно движение «За мир», предназначенное для того, чтобы направить народы западных стран против американских ракет, повернулось против Советского Союза. Оно захватило государства Восточной Европы, и сотни тысяч людей в этих странах протестовали не только против американского, но и против советского оружия. В Польше, Чехословакии, Венгрии появились и распространялись пацифистские памфлеты, в газеты шёл поток писем с просьбой не устанавливать и не размещать в их странах ядерных ракет. Даже в Болгарии, самом конформистском коммунистическом государстве, глава партии Живков выступил с инициативой создания на Балканах безъядерной зоны.

В течение долгого времени кремлёвские руководители отмалчивались – были растеряны и не знали, как реагировать. Нельзя же было открыто выступить против собственной идеи и политики «борьбы за мир». Выяснилось, однако, что можно. В апреле 1984 г. Громыко в Будапеште обрушился на тех, кто, выступая за разоружение, «утрачивает классовый подход». Это был первый случай откровенного выпада против миролюбивых настроений в Восточной Европе [318] .

А на зимней сессии Верховного Совета 27 ноября 1984 г. было объявлено об увеличении военных расходов с 17 миллиардов рублей до 19. Цифры сами по себе не имели существенного значения, так как подлинные размеры советского военного бюджета были скрыты в бесчисленных статьях государственных расходов. Значение, однако, имел сам факт заявления Советского Союза об увеличении расходов на оборону. Он должен был предостеречь западные страны от вывода оружия в космос; им также давалось понять, что силой, экономическим давлением или ограничениями в торговле не удастся склонить Советский Союз к уступкам [319] .

Теперь все знают, что реальная цифра расходов Советского Союза на оборону была в несколько раз выше тех 17, 19, 20 миллиардов, что оглашались в газетах. Но считалось, что точная величина была неизвестна никому. Сам Михаил Горбачёв, представляя впервые полную цифру военного бюджета, сетовал, что сделать это было очень трудно, так как расходы были разбросаны по бюджетам самых разных министерств.

Между тем существовала «точка», в которой все военные финансы собирались воедино и уже отсюда переправлялись подрядчикам – оборонным заводам. Это было так называемое Парковое отделение Госбанка (Паркбанк). Разведслужбы Запада, ежегодно публиковавшие прикидочные цифры советских военных трат, выводимые по косвенным данным, так и не узнали о его истинной роли. Что неудивительно, ибо о его существовании знали не более полусотни человек. Даже в Центральном финансовом управлении (ЦФУ) Министерства обороны, которому подчинялся Паркбанк, только несколько руководителей были осведомлены о том, чем занимается «2-й отдел управления спецработ» – так назывался Паркбанк в структуре ЦФУ. Секретность дополнялась тем, что находился он в здании, стоящем впритык к «Аквариуму» – Главному разведывательному управлению Министерства обороны [320] .

Банк был создан в 1978 г., в его штат принимались лучшие военные финансисты. До того оплата производства вооружений шла через Управление кассового исполнения бюджета Московского отделения Госбанка. Но видимо, способность его штатских руководителей держать язык за зубами оценивалась в военных кругах невысоко. И они добились создания своего карманного банка.

Паркбанк с успехом выполнял свою задачу, скрывая военный бюджет так долго, как того хотели политики. С оглашением действительных военных расходов нужда в его сверхсекретной работе отпала. Но сверхсекретность сохранилась. Работники банка категорически отказывались отвечать на любые вопросы, ссылаясь на грозившую им уголовную ответственность за разглашение военной тайны. Да и само местонахождение банка и его телефоны держались в строжайшем секрете.

В Паркбанке по-прежнему было что прятать. Но теперь, скорее, не от чужих, а от своих. Дело в том, что огромная военная машина, ассоциирующаяся только с расходами, имеет и свои доходы. В прежние времена – от военторгов, военных ателье, предприятий Минобороны. В нынешние – от различной коммерческой деятельности. Эти доходы не контролировались со стороны гражданской власти никем и никогда [321] .

… Когда шла подготовка к очередному миротворческому форуму, то его участников уже насмешливо называли «писники» (англ. peace – мир), а к одному из слов девиза конгресса добавляли приставку, убийственную по смыслу: «Религиозные деятели – за прочный мир, за разоружение и установление госбезопасности в Европе».

В том, что это не просто игра слов, показало начало правления Горбачёва. «Минеральный секретарь» устраивает в Кремле миротворческую встречу с религиозными деятелями. Под бдительными взорами «шестёрок» из «девятки» (9-е управление КГБ – правительственная охрана) иерархи шествуют в зал заседаний. Рассадка свободная, но главы Церквей желают быть «в первых рядах». Среди них – армянский католикос Вазген I. Удобное кресло, хороший обзор…

И откуда было знать первоиерарху, что он сел «не по чину» и что это место – «служебное»? Молодой наглый комитетчик в штатском, наклонившись к старцу, строго говорит: «Попрошу освободить!». – Возмущённый католикос: «Я – глава Армянской Апостольской Церкви!». – Гебист невозмутимо: «Да хоть папа римский! Я при исполнении! Это кресло – для сотрудников!»

Католикос в гневе встаёт; впереди всё занято, надо искать местечко в середине зала. Но и там уже всё забито, народ прибывает, и приходится идти всё дальше и дальше. И ведь не будешь суетиться, походка должна быть величавой, вид невозмутимый – высокий сан обязывает. Так и проследовал первоверховный католикос на выход и, стоя на ветру, тщетно пытался поймать машину…

Уже при Брежневе никто не хотел мировой коммунистической революции и не верил в