Фледлунд - Соня Фрейм

не справляется, и начинаются флюктуации, как вы заметили… В итоге наш мальчик даже влюбился. Спустя год после лечения Морфеем он встретил Ребекку. Забавно, что она в некотором роде была им – только в юбке. Больные души, видимо, тянутся друг к другу. И поверьте, мой друг, Ребекка сделала с ним все то, что он вытворял с другими девушками до начала нашей терапии. Манипулировала, шантажировала, изменяла, чтобы заставить ревновать или наказать, унижала, а он все это сносил, потому что любил. На основе чего возникли их чувства, судить не могу, мы не общались на эту тему, но смесь там явно гремучая. Эрик упоминал, что она такая же, как он… И здесь главный трюк… Морфей расширил его эмоциональный диапазон, усилив связи между нейронными сетями, однако Эрик не перестал быть психопатом. Он стал больше понимать других людей, но все равно оставался нарциссичным манипулятором и убийцей. Оказывается, одно другого совсем не исключает…

На этом месте Рудяк принялся хохотать, и с него даже упал плед. Киран уже был абсолютно трезвым и смотрел на него со смесью ужаса и жалости. Все, что он сейчас узнал, было за гранью его понимания.

– Потому что безумие – вещь в себе. Ничего мы по-прежнему не знаем о душевных болезнях. Но все равно это прорыв… – поучительно заявил доктор, отсмеявшись. – В нас смешано столько всего, и на самом деле нельзя однозначно сказать, что вот это оттого, что серого вещества мало, а вот это уже заложило общество, плохое воспитание и дрянные фильмы. Все мы очень и очень больны, и Эрик с Ребеккой всего лишь не могли это скрывать. И мир, который мы создали, калечит нас еще больше. Мир правил и отклонений от них. Мир черного и белого. Мир симплицизма, где все, чего мы не понимаем, мы запихиваем в клетку, сумасшедшие дома, изгоняем из общества или просто игнорируем. Человек – пугливое животное и бежит от всего непонятного. Он разъединяется и не желает понимать. Морфей – не ответ, а ключ к выходу из этих лживых установок о нормальности. Когда люди будут чувствовать друг друга, читать буквально мысли, жечься нейронами, черт возьми, тогда мы все станем здоровы. Наши беды от того, что мы слишком жмемся к дубовым представлениям о правильном, боимся всего, что на нас не похоже. Будь у нас нормой убивать всех подряд, Морфей помог бы «больным» пацифистам преодолеть этот барьер и взять в руки нож. Это лекарство всего лишь реагирует на нашу дисгармонию с внешним миром и распутывает все так, чтобы диссонансы пропали. Настоящее безумие не излечить предписаниями о том, как надо и не надо. Только открытие нашего разума позволит нам прекратить искать друг в друге девиации, и мы сольемся. Так оздоровимся мы все… Поверьте, я знаю. – Глаза Рудяка снова загадочно блеснули. – Я сам опробовал Морфей. Принимаю его в микродозах уже год, и когда я выхожу из нашего убогого маломерного пространства – это просветления. Я называю это состояние Морфеон. В нем наш мир – огромная паутина, все связано, но большая ее часть все еще темная… К сожалению, Морфеон открывается не всем, даже если увеличить дозировку. Он как грань ясновидения, понимаете? Нужен какой-то сильный триггер в вашей голове, который при помощи препарата позволит вам увидеть. Фактор X! Вот вы… вы, Киран… вы сейчас горите. Вы близки к тому, чтобы окончательно открыть глаза. И госпожа Харада… Она начала принимать Морфей вместе с сыном, чтобы ощущать с ним более тесную связь. И все те случайные горемыки, что купили препарат у дельцов, тоже с нами на одной волне. Так не быть ли нам первыми огнями в этом лабиринте мрака?

Небо начало светлеть, а часы на руке доктора показывали почти четыре утра. Сам Рудяк постепенно проваливался вглубь дивана и начинал засыпать. В саду запели первые птицы, и они не знали никакой расширенной реальности. Это были только людские галлюцинации.

19. Открытая дверь

Одна из вещей, которую принимаешь с возрастом, – неотвратимость одиночества. Пугавшая с детства мысль с годами обтесалась, как камешек, и вдруг перестала ранить. Люди – фрагменты. Мы разорванные части, и нам не нужно снова становиться целым. Каждый будет улетать в свою бесконечность.

Я научилась находить успокоение в этой философии разрозненных частиц. Она помогала мне тянуться по жизни, когда все во мне хотело умереть. В какой-то момент в ней появилась надежда, что в моем изломанном пути есть смысл. Что однажды я смогу идти по нему, не нуждаясь.

Ни в матери и ее внимании.

Ни в Магде и ее одобрении.

Ни в ком-либо, кто однажды услужливо решит стать моей точкой опоры.

Я хотела бы жить, не ощущая дыр.

Я хотела бы быть целой сама по себе.

Я хотела бы, чтобы Эрик увидел меня.

Я все еще здесь.

Как и Ребекка.

* * *

Они с Эриком всегда погружались в дорогу как в ритуал. Он сосредоточивался на вождении, Ханна оставалась предоставленной самой себе. Дороги стали парадоксальным моментом их единства и одновременно разрозненности. Ханна и Эрик умели молчать в унисон, обживать вместе тишину, но каждый уходил в свой собственный мир. За окном пролетало само время.

Одни дороги были совсем короткие – между их домами, до магазинов или кафе. Они едва их замечали. Другие разъединяли их надолго. Так было в их поездку в Гамбург и обратно, от ее дома до «ФЕМА», а сейчас он вез ее во второй особняк Фергюсонов, где-то у Эльбы. Ханна уже привыкла к его вождению и даже могла читать или работать в поездке. Но в эти моменты все сужалось вновь до нее, и чудилось, что Эрик мысленно не с ней. Их союз – ее помешательство.

«Эти дороги вывозят что-то из нас…» – думала она, моля неизвестно кого, чтобы поездка наконец закончилась.

– Эрик? – звала она его в эти моменты отчуждения от реальности.

Он чуть оборачивался к ней, и от сердца отлегало.

– Я здесь, – говорил он.

Как будто знал, что у нее в голове. Ханна постоянно боялась его потерять, и почему-то казалось, что это может произойти в любую минуту.

– Что ты там писала? – полюбопытствовал он.

Она повертела в руках очередной блокнот.

– Просто. Иногда нужно выпустить мысли из головы.

– Я могу почитать?

– Не стоит. Это стыдно показывать. Тем более тебе.

Он нахмурился и промолчал. Кажется, наличие у нее секретов его задевало. Ханна уставилась в окно, ощущая новый приступ беспричинной тревоги.