Расколотая свобода - Шейн Роуз

работники приводят сюда больных или беременных животных, если на улице становится слишком жарко.

Я уже искала взглядом, нет ли здесь кого-то, кого можно было бы приласкать.

– Мы с Домом любили приходить сюда и смотреть на животных.

Данте ухмыльнулся:

– Женщина, ты приходила не только с Домом. Ты бывала здесь каждые пару дней, ухаживала то за лошадью, то за коровой, то за ягненком.

– Потому что им нужна была помощь, – пробормотала я и тут заметила в угловом стойле рыжеватую лошадь. Когда подошла ближе, животное тихо фыркнуло и покачало головой. – Ей плохо?

– Физически? – Данте скрестил руки на груди. – Нет. Но, думаю, она сильно горюет. Неделю назад она потеряла своего жеребенка.

Я протянула руку, давая кобыле привыкнуть к моему запаху, а потом провела по ее шее. Глядя в добрые глаза с огромными ресницами, погладила гриву.

– Всего неделю назад?

Данте кивнул:

– Мама держит меня в курсе происходящего. С тех пор Эмми отказывается от еды. Мы пригласили ветеринара, чтобы узнать, возможно, лучше перевезти ее куда-то, но он сказал, в течение месяца она должна поправиться.

– Как все случилось?

– Жеребенок родился мертвым. Все были уверены, что с жеребенком все хорошо, но потом начались схватки, и, по словам мамы, все пошло не по плану.

– Эмми пасется с другими лошадьми?

– Когда я приезжал, так и было.

Я лишь вздохнула. Безопасная обстановка. Идеальная температура, прекрасное освещение, рядом еда. Все ожидали, что в подходящих условиях ее ждет идеальная жизнь. Я решительно посмотрела в глаза Данте:

– Ей нужно выйти на улицу.

Он вглядывался в меня, желая найти ответы. Я понимала, он привел меня сюда, чтобы понять, как исцелить эту лошадь и, возможно, выяснить, как помочь окончательно выздороветь мне.

– Уверена? Ведь там слишком много болезненных воспоминаний.

– Ей нужно дать понять, что она свободна, пусть не до конца, и, даже несмотря на боль, она должна сделать все сама. Она не смогла родить ребенка, – я подошла к замку на стойле и потрогала его, произнося слова, которые, я знала, уже не имели отношения к лошади. – Позволь ей самостоятельно справиться с горем.

Данте кивнул и пошел за ключами от замка, которые висели на противоположной стороне сарая.

А я погладила мягкую гриву и прошептала:

– Иногда становится лучше, иногда хуже. Думаю, ты сможешь жить с этой болью, как живу я. То, что нас не убивает, делает сильнее, только добавляет шрамов, да? Так что все не так уж плохо.

Данте подошел ко мне сзади и позволил отпереть дверь стойла. Затем надел на кобылу уздечку.

Вместе мы повели ее в заднюю часть сарая, где за большими раздвижными дверьми находилось пастбище. Могу поклясться, когда Данте снял уздечку, кобыла подняла голову выше и пошла быстрее.

Я улыбнулась, наблюдая за тем, как она без колебаний галопом вылетела на поле, и ветер развевал ее гриву.

С ней испарилась и часть моей собственной боли, а еще притупилось чувство вины. Другие мамы тоже проходили через то, через что прошла я, но они выкарабкались. Да, отчасти они страдали, но все же не опускали руки. Возможно, их свобода была неполноценной, на нее повлияла боль, но они не лишились ее. Как и я.

– У всех нас все будет хорошо, верно?

– Конечно, – услышала я низкий голос. – Давай дадим ей насладиться свободой.

Я последовала за Данте внутрь. Ветерок с улицы задувал в двери, пока мы шли к стойлу.

Данте без лишних слов поправил ворота, повесил уздечку на большой крюк прямо у стойла, а затем повернулся и взглянул на меня.

– Ты смотрела на эту лошадь так, будто верила, что она сможет поправиться.

Я кивнула, застыв на месте под его внимательным взглядом.

– Но о себе думаешь иначе?

– Сначала было именно так.

– А теперь? – Данте стоял на месте, готовый в любой момент приблизиться. Не было необходимости двигаться. Я знала, он вот-вот набросится на меня и возьмет то, чего так сильно хочет.

– Теперь я знаю, что уже справилась, – я пожала плечами. – Только вот не уверена, что готова снова пойти на этот риск.

Он зарычал и хрустнул костяшками:

– Не уверена, что готова рискнуть со мной?

Я перевела взгляд на уздечку. Олицетворение как свободы, так и тюрьмы.

– Не представляю, как можно потерять тебя и пережить эту потерю. Мне было больно, когда я увидела тебя с Иззи…

– Это ничего не значило, и ты сама все понимаешь.

– Ты позволил ей поцеловать себя, – я все еще злилась на него. – Понимаю, что ты этого не хотел, но меня охватила такая ярость, что я даже потеряла сознание. Даже страшно подумать, что бы со мной было, если бы ты и правда захотел ее поцеловать…

– Невозможно, Ягненок, такого не будет, – он решительно направился ко мне.

– Возможно, учитывая, что я собираюсь двигаться дальше.

– Тебе точно нужно жить дальше.

Услышав, как он соглашается со мной, я едва не упала.

Затем ахнула, уверенная, что ослышалась.

– Точно, – откинула свои вьющиеся волосы назад, стараясь казаться сильной. Все равно ничего нельзя было изменить. Хорошо, что он согласился. – Думаю, лучший способ сделать это – остаться друзьями и постараться забыть все, что между нами произошло. Я счастлива, что мы пережили такой…

– И станешь счастливее, когда мы переживем еще больше таких моментов, – Данте сделал шаг вперед, и я внимательно посмотрела на него. – Вместе, Ягненок, не порознь, – он прищурился. – Почему ты отказываешься признавать, что вместе нам лучше?

– Данте, ты поцеловал мою сестру, – попыталась объяснить я, – и я едва не умерла. Вот оно, доказательство того, что у нас ничего не получится. А еще есть мои братья, которые…

– Считаешь, я боюсь твоих братьев?

– Дом будет в бешенстве.

– Да он уже в бешенстве. Подумаешь, ударит меня еще пару раз.

– Я эмоционально нестабильна и часто грущу.

– Согласен, но, если как следует подумать, мы все часто бываем нестабильны, и я готов помочь тебе найти дорогу к счастью.

– Я не могу родить тебе детей! – прокричала я, в моих глазах стояли слезы.

– Маленький Ягненок, – он оказался прямо передо мной, касался моего лица, словно мог помочь мне. Я прильнула к нему, потому что тело верило, что он способен исцелить меня. – Ты знаешь, что моя мама переезжает? Она… – он коснулся моих волос и осторожно потрогал череп.

– Ты проверяешь мою голову?

– Лишь хочу удостовериться, что все хорошо. Где-то болит?

– Нет. Ты сейчас серьезно? Я медсестра и знаю, когда все хорошо, а когда нет.

Данте все равно надавил на мои виски, затем на череп и шею.

– Лайла, надо