Расколотая свобода - Шейн Роуз

за руку, а ты ускользала прямо у меня на глазах… знаешь, каково это? Когда тот, кого ты любишь, практически умирает у тебя на руках, и нет способа вернуть его?

Говоря это, он унесся мыслями куда-то далеко, и я решила, что он вспоминает свою службу. Я знала, есть истории, которые он никогда мне не расскажет, – например, наполненные болью воспоминания о войне и мафии.

– Прости, что из-за меня тебе пришлось пройти через это, особенно если уже приходилось раньше оказываться в такой ситуации.

Он хлопнул рукой по рулю:

– Черт, это я виноват. Твой брат прав, не надо было втягивать в это ни тебя, ни Иззи.

Пожав плечами, я посмотрела на закат над холмами:

– Я бы все равно не уехала.

– Красивая, умная и упрямая, – прорычал Данте, когда мы повернули к большому красному сараю. – Ты напоминаешь мне одну из маминых лошадей, хотя всегда будешь моим маленьким Ягненком.

Мы въехали на подъездную дорожку и поехали по ней к задней части дома, где находился еще один акр земли, усеянный зеленой травой. Пара лошадей собралась возле тюка сена, хрустящий под шинами гравий привлекал внимание коров, и они отвечали мычанием.

Данте направил машину к большому красному сараю, куда мы обычно ходили, когда заболевал кто-то из животных.

– Лошадь заболела? – спросила я.

– Типа того.

Данте выключил зажигание, и мы посидели так минуту. Он положил руку на живот, сделал глубокий вдох, а затем перевел взгляд на меня. В его глазах плескались боль, голод и решимость.

– Я покажу тебе стойло Отэм, а потом разберемся с нашей ситуацией.

– Сомневаюсь, что у нас есть какая-то ситуация. Не после всего, через что мы прошли. Не после того, как ты позволил другой женщине поцеловать себя, и я это видела, – в моем тоне смешались гнев, боль и сожаление.

– Ягненок, даже не пытайся выяснять отношения сегодня. Я не в настроении, – он открыл дверь, вылез из машины и резко захлопнул ее. Я наблюдала, как он поднял голову к небу, потянул шею, а затем пару раз выругался, и только потом обогнул капот машины и подошел открыть мою дверь.

– Понести тебя? – он окинул взглядом мое тело и остановился на голове, словно пытался понять, зажила ли моя травма.

– Понести меня? Зачем? – я порывалась самостоятельно выбраться из машины, но он тут же обнял меня, словно я была фарфоровой куклой. – Данте, я отдыхала целую неделю. Ничего серьезного, лишь небольшая травма головы.

– Совсем не небольшая. Ты была в коме.

– Из-за внутричерепного давления, а теперь все прошло. Со мной все нормально, – меня насмешило его нелепое поведение.

Он сделал шаг и встал передо мной, не отпуская меня. Моя грудь прижималась к его груди, а живот – к его прессу. Я вся оказалась вплотную к его мощному телу. Конечно, мое собственное тело немедленно отреагировало, но я не ожидала, что сильнее всего меня заденет боль в его глазах.

Он провел рукой по спине к шее и запустил пальцы в мои волосы. А потом прижался лбом к моему лбу.

– Один, – он сделал вдох, и я тут же расслабилась. – Два, – еще один вдох, и я закрыла глаза.

Так Данте досчитал до семи, а потом, когда распахнул глаза, я увидела в них непролитые слезы. Он осторожно погладил большим пальцем чувствительное место чуть ниже моей челюсти.

– Я чуть не потерял тебя. И только я виноват, что позволил тебе бегать по острову. Я поступил безрассудно, и мне придется жить с этим до конца своих дней.

Отстранившись, я шагнула прочь, хотя отчаянно желала и дальше стоять в его объятиях:

– Неправда. Я приняла решение остаться там.

Он недовольно нахмурился, после чего засунул руки в карманы брюк и пошел по грунтовой дорожке к сараю. А я любовалась видом: красивый мужчина в деловом костюме пачкает свои туфли, чтобы дойти до конюшни.

– Лайла, можешь думать, что хочешь, но я должен был заставить тебя вернуться домой, а не позволять развлекаться.

– Развлекаться? – я ринулась к нему и пихнула его руку. – Я работала, вела себя как ответственный взрослый. И ты знаешь, что я приехала туда не развлекаться.

Он хмыкнул.

– Тогда может признаешься, почему отправилась туда? – Данте посмотрел на меня, а потом открыл дверь сарая. Это была одна из двух больших деревянных дверей с ручками из черного металла и большой задвижкой. Он сделал паузу, словно ожидая, что я просто смирюсь со всем происходящим.

Возможно, так и стоило сделать. Нам обоим надо было услышать, что я восстанавливаюсь.

Но я еще не выздоровела окончательно.

– Я отправилась туда, чтобы стать свободной.

– Стать свободной? – прошептал он, словно не мог поверить, что я сказала об этом вслух.

– Да, от глупой идеи о том, будто я идеальный человек, когда на самом деле потеряла ребенка, борюсь с депрессией и ожиданиями других.

– Тебе никогда не освободиться, – прошептал он.

– Нет, у меня получается. Я долго шла к этой цели.

Он сжал ручку двери:

– Нет, ты заставляла себя забыть, подавляла эмоции, но это бесполезно. Нельзя освободиться от части себя.

– Это несвобода. Данте, разве жизнь должна быть наполнена страданиями? – почему в тот момент мне казалось, что я умоляю его и весь остальной мир?

– Так уж устроена жизнь, Лайла, и ты сама все прекрасно понимаешь. Мы не просто так терпим боль и невзгоды. Думаешь, я пытал и убивал всех этих людей, надеясь, что забуду об этом? Я мирился с уродством действительности, и она порабощала меня. Но твоя красота, то прекрасное, что есть в мире, позволило мне обрести свободу. Не абсолютную, нет. Она хрупкая и ограниченная.

Данте открыл дверь, ведущую к стойлам. Я бывала здесь много лет назад, но с тех пор здесь сделали ремонт, заменив все балки на балки из гладкого дуба. Внутри имелось десять стойл для лошадей, по пять с каждой стороны. В центре находился круглый загон – открытая площадка, где лошади могли скакать. Наверху располагался мощный вентилятор, который охлаждал помещение, при этом не сдвигая ни соломинки.

Я не ответила Данте, потому что с удивлением разглядывала все, что меня окружало. Затем подошла к стойлу.

Красивое обработанное дерево казалось гладким на ощупь. Я провела по нему рукой и, дойдя до участка, где дерево встречалось с воротами, коснулась их. Мне пришлось встать на цыпочки, чтобы заглянуть между железными прутьями в стойло для лошадей.

– Когда вы сделали все это? – спросила я.

– Переделали кое-что несколько лет назад, чтобы попавшие в беду животные могли чувствовать себя более комфортно. Мама и