Миссия: соблазнить ректора - Ефимия Летова

сипло, а я хотела ответить: «непременно сделаю, вышвыривайте, сразу же, как вернёмся». Но не успела — за стеной раздался какой-то шум. Мы замерли.

Шум снаружи стих, никто не вошёл, однако несколько минут мы продолжали оставаться насторожёнными.

— Какая чушь! — шёпотом возмутилась я. — Мы оба свободные люди, почему вы всё время дёргаетесь, как от удара током, если кто-то норовит нас застукать?! Тут даже не Академия, или вы считаете, что и этот респектабельный дом превратится в бордель от нашего с вами поцелуя?

— Ты не понимаешь всего…

— Так объясните!

Миар молча опять привлёк меня к себе, а я покорно расслабилась, обмякая в его руках. Снова ответила на поцелуй, откинула голову, позволяя касаться шеи. Чувства, совершенно невообразимые, пьянящие, не вмещались внутри — чтобы не застонать, я тихонько засмеялась. Стянула платье с плеча, позволяя Миару поцеловать чувствительную вершинку оголённой груди, охнула, дёрнув его за волосы, когда он чуть сдавил зубы. Его руки вовсю гуляли по моему телу, преграда одежды была большим подспорьем для того, кто не желает сгореть от стыда прямо здесь и сейчас. Подспорьем и таким лишним неуместным препятствием.

— Сюда вот-вот кто-нибудь непременно придёт… — я закусила губу, чувствуя, как его ладонь скользит по бедру от колена вверх до ажурного края чулка, испытывая одновременно желание отпрянуть — и прижаться сильнее, почувствовать, как он меня трогает. — Не думаю, что… что… Вы сейчас опять всё испортите, верлад, верно?

Медленно-медленно Миар убрал руку, поправил моё платье и обхватил меня руками, вжавшись носом в волосы, прижимаясь ко мне со спины так крепко, что я чувствовала все изгибы и выпуклости его сильного крепкого тела. Это было непривычно и странно, но я заставила себя стоять спокойно.

Я всё ждала, что он что-нибудь скажет, но Миар молчал, просто обнимал меня, вероятно, пытаясь успокоиться. И я последовала его примеру — с громким и мерным тиканьем секундной стрелки в часах сердце стучало всё размереннее и спокойнее. И всё же не настолько, чтобы захотеть высвободиться.

— Вы мне очень нравитесь, верлад, — сказала я тихо. — Хотя я по-прежнему не знаю о вас почти ничего, не знаю, какой вы на самом деле, что вы любите, чем занимаетесь помимо работы и прочее…

— Да я и сам не знаю, — его близость и успокаивала и будоражила. — То же самое могу сказать и о тебе. Я не знаю тебя, маленькая человеческая девочка. Но ты ужасно забавная… и такая сладкая. Такая вкусная, что я безнадёжно срываюсь, а потом жалею об этом — и боюсь последствий.

Вкусная? Я невольно облизнулась, осязая непередаваемое послевкусие наших поцелуев.

— Почему вы меня не хотите, верлад? — я всё-таки развернулась к нему лицом, и он сразу же обхватил мои губы своими, а я погладила его живот, а потом опустила руку ниже, досадуя на свой отсутствующий опыт, на свою очевидную робость. — Вы не хотите меня, верлад? Мне так не кажется, но ваши поступки говорят… об обратном.

— Мне тебя нельзя, Ари, — прошептал он мне на ухо, пока я поглаживала его член сквозь плотную ткань брюк. Горячий, напряжённый — наверное, это говорило о его возбуждении и желании. Мне хотелось изучить его всего. — Ты такая юная, такая… Мне нельзя встречаться с такими, как ты. Это может очень плохо закончиться для тебя.

— Я пью противозачаточное зелье. Никаких последствий, — бездумно соврала я, как учил меня Эстей.

— Дело не в этом.

Неужели он что-то подозревает?

— А в чём?

— Очень сложно объяснить, — я ощущала, как сбивается его дыхание, как сокращаются мышцы в такт движениям моей руки, как его ладонь скользит по моей пояснице и спускается на ягодицы.

— Вы чем-то больны? Я не вижу других причин.

— У меня была невеста много лет назад, когда я был немногим старше тебя. Я её не любил, это должен был быть договорной брак, его инициировали наши родители. Я был молодой, горячий, порывистый и глупый, поэтому предпочёл попросту сбежать из дома. Но я недооценил ту девушку. Она не простила мне ни побега, ни унижения, и поклялась убить ту, которую я выберу, если таковая появится. Предпочитаю не рисковать, знаешь ли.

Я немного поморгала, а потом привстала, вглядываясь в его лицо, ожидая насмешливой снисходительной улыбки — или чего-то такого, что обычно появляется на лице у взрослых, объясняющих детям, что в погребе живёт мохнатый злой домовик, кусающий за попу всех, кто спускается туда за вареньем без разрешения мамы с папой.

— Прекратите идиотничать. Сказки приберегите для детишек. Я скорее поверю во взорвавшуюся реторту! Впрочем, на ощупь реторта однозначно не при чём. Вы хотите меня, верлад.

— Почему, когда я говорю правду, мне никогда не верят? — Миар поднялся, вытащил рубашку из брюк, расправил, расстегнул жилет и повернулся ко мне. — Я хочу тебя. Так лучше?

— Нарываетесь на жалость? Я не пожалею, сами виноваты, терпите теперь.

— Терплю. Не хотелось бы смущать старика, мало ли, примет на свой счёт…

— Снимите всё, и точно будет лучше.

— Сейчас мне кажется, будто я говорю с Кертоном. Он дурно на тебя влияет, — фыркнул Миар. Казалось, он и сам досадовал на себя за свою недавнюю глупую выдумку.

— Кстати, о Кертоне, — деланно бодро сказала я, пытаясь вернуть потерянное самообладание, ноющее от такого вопиющего пренебрежения. — Когда два года назад от простуды погибла девушка-первокурсница, Сэйна… Никто не считал верлада Кертона причастным к этому происшествию? Подозрения, слухи..?

Миар резко вскинул голову.

— Странный вопрос. С чего вдруг?

— Есть мнение, что у них была связь.

— С девчонкой, которой и семнадцати не было? Бред. Кертон строит из себя ловеласа, но мозги у него по большей части всё-таки в голове, а не в другом месте. Что ты хочешь сказать?

— Нет, так нет. Хочу сказать, что девушка погибла от простуды, а в стенах ЗАЗЯЗ кто-то изготавливает рицинид, симптомы отравления которым напоминают простуду…

Миар смотрел на меня так, что я легко представила себе, как он в два шага преодолевает разделяющее нас расстояние — и сдавливает руки на моей шее.

— По поводу симптомов мне сказал верлад Остер, — я чуть-чуть отступила к стене — и в этот момент двери распахнулись, и на пороге возник так и не представившийся нам дворецкий. За его спиной маячили служанки с тазиком и обеззараживающим флаконом. Я торопливо влезла в туфли.

— Гранд-верлад вас примет, верлады.

Сказать по правде, по внутренним ощущениям у меня не осталось не только «убийственного обаяния», но и вообще ни одной умной мысли в голове. Я пропустила Миара вперёд — и поплелась за ним,