В огонь и в воду - Амеде Ашар

Графъ Строцци хлопоталъ усердно, чтобы французскія войска собирались поскорѣй. Но еще неизвѣстно было, кому поручено будетъ начальство надъ экспедиціей; называли сперва Тюренна и маркграфа баденскаго, но оба были скоро отстранены. Дворъ, средоточіе всѣхъ интригъ, раздѣлился на два лагеря: одни держали сторону герцога дела Фельяда, другіе графа де-Колиньи. Шансы обоихъ казались равными и спорамъ не было конца.

Разъ вечеромъ, на пріемѣ у графини де-Суассонъ, Гуго наконецъ не выдержалъ.

— Ахъ! вскричалъ онъ, вотъ одинъ изъ тѣхъ рѣдкихъ случаевъ, когда приходятся сожалѣть, что у васъ въ рукахъ шпага, а не вѣеръ, и что васъ зовутъ Гуго де-Монтестрюкъ, а не Луиза де ла Вальеръ.

— Это почему? спросила съ живостью Олимпія, на которую это имя производило всегда дѣйствіе электрическаго удара.

— Потому что никогда еще не представлялось лучшаго случая сдѣлать дѣло полезное и хорошее, дѣло великое и славное и связать имя свое съ такимъ предпріятіемъ, которое возвыситъ блескъ французской короны! Готовится смѣлая и опасная экспедиція… Чтобы командовать арміей, идущей на помощь колеблющейся имперіи, нужно полководца надежнаго, а кого хотятъ назначить? герцога де ла-Фельяда!… И вотъ судьба сраженій ввѣряется человѣку, который не съумѣлъ бы, можетъ быть, сдѣлать ученья эскадрону!… А почему его выбираютъ? потому что его поддерживаетъ женщина… герцогиня де да-Вальеръ вздыхаетъ, она плачетъ, она умоляетъ, и этого довольно, чтобы знамя Франціи было ввѣрено человѣку неспособному, тогда какъ есть полководецъ опытный въ своемъ дѣлѣ, закаленный въ самыхъ тяжелыхъ трудахъ, всѣми уважаемый, сражавшійся подъ начальствомъ Тюренна, умѣющій подчинить себѣ побѣду!… Ахъ! еслибъ я былъ женщиной!

— А что бы вы сдѣлали, графъ, еслибъ были женщиной?

— Я бы захотѣлъ доставить торжество правому дѣлу, я бы употребилъ мою красоту, мою молодость, весь мой умъ на то, чтобы счастье Франціи поднялось какъ можно выше…. я захотѣлъ бы, чтобы современемъ про меня сказали: спасеніе имперіи, освобожденіе городовъ, одержанныя побѣды, побѣжденные варвары — всѣмъ этимъ обязана родина одной ей, потому что она одна вручила оружіе той рукѣ, которая нанесла всѣ эти удары! Побѣдой, освѣтившей зарю новаго дарствованія, обязаны графу де-Колиньи! но выборъ графа де-Колиньи рѣшила она!

Въ душѣ графини де-Суассонъ шевельнулось что-то, удивившее ее самое: грудь ея пронизалъ какой то горячій токъ. Она взглянула на лицо Гуго, воспламененное воинственнымъ жаромъ, и сказала ему не безъ досады:

— Итакъ, вы полагаете, графъ, что ни одна другая женщина при дворѣ не въ состояніи совершить подобное чудо? Вы думаете, что одна герцогиня де-ла Вальеръ…

— Я знаю, что и другія могли бы. Развѣ онѣ не одарены всѣми прелестями, всѣмъ очарованіемъ? Имъ стоило бы только захотѣть…. одной изъ нихъ въ особенности! Но, нѣтъ! ни одна женщина не понимаетъ этого, ни одна не осмѣлится бороться съ могущественной фавориткой! и герцогъ де ла Фельядъ будетъ непремѣнно назначенъ.

— Кто знаетъ? прошептала Олимпія.

— Ахъ! еслибъ это была правда! вскричалъ Гуго, взглянувъ на нее пламеннымъ взоромъ.

Взволнованная еще и на слѣдующій день и сама удивляясь этому волненію, графиня, подъ предлогомъ утомленія, приказала не принимать никого и допустить одного только защитника графа де-Колиньи.

— Благодаря вамъ, я только и видѣла во снѣ, что приступы, вооруженія да битвы, сказала она ему; но если вы говорите съ такимъ жаромъ, съ такимъ огнемъ о дѣлахъ военныхъ, то что бы это было, еслибъ вы заговорили о дѣлахъ сердца?

— Та, кто доставила бы мнѣ случай пролить мою кровь для славы его величества въ славномъ предпріятіи, узнала бы объ этомъ очень скоро.

— Какъ! вы согласились бы разстаться съ ней?

— Да, но для того только, чтобы сдѣлаться достойнѣй ея любви.

— Но развѣ она… графиня де-Монлюсонъ согласилась бы также?

— Кто вамъ говоритъ о графинѣ де-Монлюеонъ? Не отъ нея же, полагаю, зависитъ экспедиція.

Олимпія улыбнулась.

— Вы такъ усердно хлопочете за графа де Колиньи, продолжала она, и никогда ничего не просите для себя самого. Почему это?

— А чего же мнѣ еще просить, когда я сижу одинъ съ обергофмейстериной королевы, одного взгляда которой добиваются всѣ придворные; когда-та, кто была Олимпіей Манчини, самая прелестная изъ прелестныхъ племянницъ великаго кардинала, благоволитъ меня принимать и выслушивать; когда наконецъ эта царица красоты, графиня де-Суассонъ, позволяетъ мнѣ подносить къ губамъ ручку самой плѣнительной женщины въ королевствѣ?

Графиня не отняла руки, взглянула на него нѣжно и кокетливо, и спросила:

— А вамъ очень хочется, чтобы графъ де Колиньи былъ назначенъ командиромъ арміи, которую посылаетъ король на помощь своему брату, императору германскому?

— Это было бы мнѣ дороже всего, еслибы, когда я добьюсь этого, не оставалось еще другого, что мнѣ еще дороже.

— Что же это такое?

— Вашъ гнѣвъ не поразитъ меня, если я осмѣлюсь признаться.

— Прощу васъ,

— Если такъ, графиня, то я больше всего дорожу желаннымъ случаемъ — броситься къ ногамъ той, которая даетъ мнѣ возможность за-платить долгъ благодарности!

— У васъ такіе основательные доводы въ пользу графа де Колиньи, что я начинаю находить его честолюбіе совершенно законнымъ… Я рѣшаюсь поговорить съ королемъ.

— Когда же, графиня?

— Да сегодня же вечеромъ, можетъ быть.

— Тогда — наше дѣло выиграно! сказалъ онъ, опускаясь на колѣна. Олимпія медленно поднялась и сдѣлала ему знакъ уйдти.

— Я отсылаю васъ не потому, чтобъ разсердилась, но вы меня взволновали вашими разсказами о благодарноcти и войнѣ, о любви и славѣ… Мнѣ нужно остаться одной, подумать, сообразить. Мы скоро опять увидимся… Надѣюсь, что ьы покажете себя достойнымъ моего участія.

Гуго поклонился и вышелъ. Вечеромъ, разговаривая съ Брискеттой, Олимпія сказала:.

— Онъ уменъ, этотъ графъ де-Монтестрюкъ… онъ пойдетъ далеко!

— Надѣюсь, возразила горничная, если какой нибудь добрый ангелъ прійдетъ къ нему на помощь.

— Добрый ангелъ или благодѣтельная фея…

— Я именно это и хотѣла сказать.

Въ этотъ самый день, около полуночи, когда Гуго, окончивъ свою службу въ Луврѣ, возвращался въ отелъ Колиньи, Коклико подбѣжалъ къ нему проворно, вздохнулъ, какъ будто уставши отъ ожиданья, и сказалъ;

— Ахъ, графъ! тамъ кто-то васъ ожидаетъ.

— Кто такой?

— Кузенъ… нѣтъ — кузина дьявола… посмотрите сами!

Монтестрюкъ взглянулъ въ ту сторону, куда указывалъ Коклико, и увидѣлъ въ большихъ сѣняхъ на подъѣздѣ черный силуэтъ женщины, закутанной въ широкія складки шелковаго плаща и съ капюшономъ на головѣ. Онъ сдѣлалъ шагъ къ ней; она сдѣлала два шага и, положивъ легкую ручку ему на плечо, спросила: