В огонь и в воду - Амеде Ашар

— Разумѣется!

Все время разговаривая, Гуго и другъ его пришли наконецъ къ графу де Колиньи и застали его сидящимъ, съ опущенной на руки головой, передъ тѣмъ же самымъ столомъ съ картами и планами, за которымъ нашелъ его Монтестрюкъ въ первый разъ.

Гуго представилъ маркиза де Сент-Эллиса и графъ принялъ его, какъ стараго знакомаго; онъ сдѣлалъ знакъ обоимъ, чтобъ сѣли возлѣ него, и сказалъ:

— Ахъ! вы находите меня въ очень затруднительномъ положеніи. Вы вѣрно слышали оба, что императоръ Леопольдъ обратился недавно къ королю съ прозьбой о помощи?

— Противъ турокъ, отвѣчалъ маркизъ, которые снова угрожаютъ Вѣнѣ, Германіи и всему христіанскому міру? Да, слышалъ.

— Только объ этомъ всѣ и говорятъ, добавилъ Гуго.

— Вы знаете также, можетъ быть, что въ совѣтѣ короля рѣшено послать какъ можно скорѣй войско въ Венгрію, чтобъ отразить это вторженіе?

— Я что-то слышалъ объ объ этомъ, отвѣчалъ маркизъ, но долженъ признаться, что одна принцесса съ коралловыми губками…

— Вотъ дались ему эти сравненія! проворчалъ Гуго.

— Такъ засѣла у меня въ головѣ, что ужь и мѣста нѣтъ для турецкаго султана, докончилъ маркизъ.

— Ну, продолжалъ Колиньи, улыбнувшись, мнѣ очень хотѣлось бы получить начальство надъ этой экспедиціей, — и вотъ я изучаю внимательно всѣ эти карты и планы, но не такъ-то легко будетъ мнѣ устранить соперниковъ!

— Развѣ это не зависитъ вполнѣ отъ самаго короля? спросилъ маркизъ.

— Разумѣется, да!

— Ну, что жь? развѣ вы не на самомъ лучшемъ счету у его величества?… Я-то ужь очень хороше знаю это, кажется… продолжалъ Гуго.

— Согласенъ… но рядомъ съ королемъ есть и постороннія, тайныя вліянія.

— Да, эти милыя вліянія, которыя назывались Эгеріей — въ Римѣ, при царѣ Нумѣ, и Габріелью — въ Парижѣ при королѣ Генрихѣ IV..

— А теперь называются герцогиней де-ла-Вальеръ или Олимпіей Манчини — въ Луврѣ, при Лудовикѣ XIV.

— А герцогиня де-ла-Вальеръ поддерживаетъ, говорятъ, герцога де Лафельяда.

— А королева даетъ шахъ королю.

— Не считая, что противъ меня еще — принцъ Конде со своей партіей.

— Гм! фаворитка и принцъ крови — этого ужь слишкомъ много за одинъ разъ!

— О! принцъ крови не тревожилъ бы меня, еслибъ онъ былъ одинъ… Король его не любитъ… Между ними лежатъ воспоминанія Фронды; но вотъ Олимпію Манчини надо бы привлечь на свою сторону…

— Почему жь вамъ бы къ ней не поѣхать? почему жь бы не сказать ей: графиня! опасность грозитъ великой имперіи, даже больше — всему христіанству, а его величество король Франціи — старшій сынъ церкви. Онъ посылаетъ свое войско, чтобъ отразить невѣрныхъ и обезпечить спокойствіе Европы… Этой арміи нуженъ начальникъ храбрый, рѣшительный, преданный, который посвятилъ бы; всю жизнь торжеству праваго дѣла… Меня хорошо знаютъ, и вся кровь моя принадлежитъ королю. Устройте такъ, графиня, чтобы честь командовать этой арміей была предоставлена мнѣ, и я клянусь вамъ, что употреблю все свое мужество, все усердіе, всю свою бдительность, чтобъ покрыть новою славой королевскую корону его величества… Я встрѣчу тамъ побѣду или смерть! и въ благодарность за доставленный мнѣ случай къ отличію, я благословлю руку, которая вручитъ мнѣ шпагу.

— Право, другъ Монтестрюкъ, браво! вскричалъ Колиньи, но чтобъ говорить такъ съ фавориткой, надо имѣть ваше лицо, вашъ пламенный взоръ, восторженный жестъ, звучный, идущій прямо въ сердце, голосъ, вашу увѣренность, вашу молодость, наконецъ… Тогда, можетъ быть, еслибъ у меня было все это, я бы рѣшился попытать счастья и, можетъ быть, получилъ бы успѣхъ, но мой лобъ покрыли морщинами походы, на лицѣ моемъ положили печать заботы и борьба, въ волосахъ моихъ пробилась сѣдина; какъ же я могу надѣяться, чтобы блестящая графиня де Суассонъ приняла во мнѣ участье?

— Да кой чортъ! вскричалъ Монтестрюкъ, не въ уединенной же башнѣ очарованнаго замка живетъ эта славная графиня, обладающая, какъ говорятъ, граціей ангела и умомъ дьявола! Не прикована же въ пещерѣ, подъ стражей дракона! Она имѣетъ, если не ошибаюсь, должность при дворѣ: есть, значитъ, возможность добраться до нея, познакомиться съ ней, говорить съ ней. Одинъ прелестный ротикъ сказалъ мнѣ недавно, что у меня смѣлость граничитъ съ дерзостью. Я доведу эту дерзость до крайней наглости и, съ помощію своей молодости, дойду до той вѣры, которая двигаетъ горами.

— Если дѣло только въ томъ, чтобъ тебя представить, сказалъ маркизъ де Сент-Эллисъ, то объ этомъ нечего хлопотать: я къ твоимъ услугамъ.

— Ты, милый маркизъ?

— Я самъ. Вѣдь я говорилъ же тебѣ, что пріѣхалъ въ Парижъ именно для того, чтобъ выручать тебя, ночью на улицѣ, а днемъ во дворцѣ! Я помогъ тебѣ вырваться изъ когтей шайки бездѣльниковъ, а теперь я же берусь толкнуть тебя въ когти хорошенькой женщины,

— Да какъ же ты возмешься за это?

— Очень просто. Есть какое-то дальнее родство между нами и графомъ де Суассонъ, мужемъ прекрасной Олимпіи: тамъ какіе-то двоюродные или троюродные. Я никогда не пользовался этимъ родствомъ, а теперь отдаю его въ твое полное распоряженіе.

— Соглашайтесь, сказалъ Колиньи. Она — женщина, и хорошо это доказала!… Кто знзаетъ?…

— Отлично! вскричалъ маркизъ, сейчасъ же бѣгу къ кузинѣ, не знаю съ которой-то степени, и беру съ бою позволеніе представить тебя ей.

— Не думайте однакожь, чтобъ это было такъ легко… Войдти къ той, кто была, есть или будетъ фавориткой — труднѣй, чѣмъ къ самой королевѣ. Въ ея пріемныхъ залахъ всегда цѣлая толпа.

— Возьму приступомъ, говорю вамъ; но съ условіемъ, чтобы другъ мой Гуго и вашъ покорнѣйшій слуга тоже участвовали въ экспедиціи. Мы оба хотимъ отвѣдать Венгріи, и я надѣюсь покрыть себя тамъ лаврами на счетъ турокъ и отнять у нихъ съ полдюжины султаншъ, которыхъ подарю одной принцессѣ, не имѣющей соперницъ по красотѣ въ цѣломъ мірѣ!

— Будьте покойны!… хотя бы мнѣ досталось идти до Болгаріи, чтобъ истребить невѣрныхъ, я поведу васъ и туда.

Черезъ два дня послѣ этого разговора, Гуго былъ дежурнымъ въ Фонтенебло. Въ той галлереѣ, которая вела въ комнаты графини де Суассонъ, онъ вдругъ увидѣлъ фигурку, которая шла припрыгивая такъ проворно и такъ весело, что онъ невольно взглянулъ на этотъ вихрь изъ шелку, уносимый парой маленькихъ рѣзвыхъ ножекъ. Женщина, которой принадлежала эта фигурка, это личико, этотъ взглядъ, эта улыбка, въ платьѣ усѣянномъ развѣвающимся бантами и лентами, — обернулась инстинктивно.

Вдругъ она вскрикнула и бросилась къ гасконцу.

Другой крикъ раздался въ отвѣтъ и Монтестрюкь кинулся къ ней.

— Но, прости, Господи! это Брискетта, воскликнулъ онъ.