Хозяин теней. 3 (СИ) - Екатерина Насута

отправился Еремей, сказавши, что его знакомец обождёт. А вот детям в тепло надо. И тут я не стал спорить.

Пока Еремей ходил, я делом занялся. Отволок тела за сарайчик, чтоб глаза не мозолили. И в сарайчик заглянул. Во все. Осмотрел найденные машины, отметив, что, может, выглядят те развалинами, но вот изнутри ничего, вполне приличные. Грузовик с широкими колёсами так и вовсе глянулся. В кабину мы не влезем, но вот кузов просторный, и тент поверху имеется, который защитит, что от дождя, что от снега. Внутрь же одеял перетащить можно.

Подушек.

И в целом всякого-разного. В любом случае лучше, чем ногами.

Теперь ещё с документами решить бы… хотя если не соваться на главные дороги и как-нибудь местечковыми, просёлочными, то и без них сколько-то проедем.

— Савелий, — Михаил сам отыскал меня.

— Тут я, — я заглушил мотор. — Чего?

— Эта девушка… что мы с ней делать будем?

— Понятия не имею.

— Но… — братец нахмурился. — Мы её не можем оставить тут.

— Не можем, — согласился я. Оставлять полуобморочную девицу в доме, полном трупов, действительно не самая гуманная затея.

— Но и брать с собой тащить, в Петербург…

— Тоже фигня.

— Она пока она спит. И я сделаю, чтобы спала и дальше. К счастью, её душа не успела уйти далеко.

— Что там вообще было-то?

Я вышел из сарая и огляделся. Ага. Еремей в воротах. Танька, Тимоха и Метелька тут же. Метелька возится, толкает створки. Правильно, двери закрывать надо. А вот на охрану теней выпущу.

— Сложно сказать. Она истощена. Её энергетические контуры начали разрушаться, как и в целом тонкое ядро. Я никогда такого прежде не видел.

— Я тоже.

— Ты очень странный, — братец не сводил с меня взгляда. — Возможно, тебе пришлось рано повзрослеть. Но ты ведешь себя не так, как должен.

Ну да. Палюсь. И каюсь.

— Претензия?

— Нет. Скорее мне сложно привыкнуть к твоим манерам. Но я постараюсь. Что до девушки, то не могу пока объяснить. Шаманы видят мир иначе, чем обычные люди. Или дарники. Мой дед был тем, с кем говорили духи. Не только предков или ушедших, но и те, что живут на вершинах гор. Матушка говорила, что их крылья горят небесным огнём. Их дыхание рождает бури. Их сердца — зеленые камни, в которых сохраняется сама суть Вечной Зимы. И чем старше дух, тем больше его сердце. А ещё она сказала, что сильный шаман способен взять это сердце, если отдаст духам взамен что-то очень важное. Её отец собирался отдать её.

Вот чую эту семейную сказку мне сейчас не просто так рассказывают. А потому машу рукой Метельке, мол, в дом идите.

— Он сам отвёл её на вершину Белой горы. Он напоил её отваром из семи трав. Он смазал её лицо жиром, а в руки дал чашу со свежей кровью. И мать говорит, что сидела там, зная, что умирает. А когда спустился дух, она посмотрела в его глаза. И те были белы, как первый снег.

Нет, нам тут только духов не хватает.

— Она говорила, что её охватил и ужас, и восторг. И ещё она слышала его голос, и отвечала. Она не помнит, что именно дух говорил ей. И что она говорила ему. Но когда очнулась, в пустой чаше, где была кровь жертвенного оленя, лежал камень.

— Дай угадаю. Она отдала его?

— Она собиралась спуститься, но начался снегопад. Когда дух умирает, всегда идёт снег. Долго. В тот раз снегопад длился семь дней. Но она нашла путь. А ещё — чужаков, которые решили, что достаточно сильны, чтобы подняться на самую вершину. Многие из тех, кого занесло снегом, были уже мертвы.

Но не все.

И чудесное спасение состоялось. В результате, как понимаю, Илья Воротынцев преисполнился благодарности и назвал спасительницу сестрой. А она, прикинув, что возвращаться к папеньке-шаману не вариант — вдруг бы решил повторить удачный опыт? — сменила место жительства.

Почти хэппи-энд.

— Так а с камнем что?

— С камнем… не знаю.

— В смысле?

— В прямом.

— Ты не спрашивал?

— Матушка сказала, что это не то знание, которым она готова поделиться.

— И ты не настаивал?

На меня поглядели с печалью, как на человека, которому надо было объяснить некую важную вещь, однако вряд ли доступную его пониманию.

— Кто я, чтобы требовать ответа от своей матушки?[1]

Эм. Действительно.

Не понимаю.

— Не дело детей осуждать родителей.

— Слушай, Мишка, а тебе воспитание на мозги не давит?

Вспыхнул. Прям подобрался весь.

— Я в том смысле, что оно, конечно, хорошо, когда человек политесы знает, но иногда они лишние. Вот… камешек непростой, так? И байку ты мне эту рассказываешь не потому, что вдруг язык зачесался. А значит, понимаешь, что оно тут каким-то боком прикручено…

— Каким-то, — Мишка криво усмехнулся. — Именно, что каким-то. Я начал этот разговор, поскольку мои способности ничтожны. Я не шаман и не должен был бы вовсе наследовать сил. Однако или воздействие то, или дар духа, или камень…

То ли звезды встали в нужную позу, когда наш папенька с маменькой его сошёлся. То ли сам папенька. Но это я при себе оставил, потому как всё же не стоит лишний раз человеческое терпение испытывать.

— Я вижу кое-что. Ощущаю. Смутно. Поэтому я просто не уверен, насколько я могу доверять себе и этому дару.

— Да говори уже.

— Мне кажется, что девушка подверглась такому же воздействию, что и твой брат. Точнее весьма схожему.

Мой? Наш он. И это про Тимоху?

— Так…

— Я не могу аргументировать свои ощущения, поскольку это именно ощущения. Ничего конкретного, но…

— Что-то есть?

— Да. Именно, что-то… — он щёлкнул пальцами. — Тем более, что предыдущее… то есть изначальное или правильнее будет сказать первое воздействие случилось довольно давно. И Тимофея лечили. Целительская энергия, даже направленная просто наугад, заставила организм восстанавливаться. А значит, следы воздействия начали затираться. Или правильнее — размываться. Это как над раной нарастает кожа, мышцы. Или вот кость срастается, хотя составлена неправильно.

Доходчиво.

— А потом он попал под второй удар. Света.

— И кость не выдержала?

— Да. Но Свет не навредил. Я бы сказал, что он вскрыл рану, вот как ты Еремею. Вычистил. Выжег. И в то же время снова разрушил связь души и тела. И на сей раз куда глубже, сильнее, чем изначально. У этой же девушки изменения лишь начались. И это хорошо.

— Для кого?

— Для неё. Она сильно истощена, но в целом не стоит опасаться, что она погибнет или лишится дара. Отдых и целитель помогут. И для Тимофея хорошо.