Когда поёт Флейта Любви (СИ) - Анна Кривенко

все сильнее охватывало ее душу, заставляя допускать страшные мысли: умереть? Может смерть лучше жизни с этим человеком? Тряхнув головой, София постаралась прогнать этот адский мрак, но сил почти не было. Нет, убить себя — это большой грех! Лучше уж просто куда-то сбежать! Да, сбежать далеко-далеко, в самое сердце Великих Равнин…

Ей отчего-то вспомнился Хота и его прекрасный лик, олицетворяющий собою всю самую прекрасную и вожделенную свободу, о которой мечтало ее сердце. Зная, что Джейни не услышит ее, София поддалась сильному порыву и, устремив взгляд вдаль, крикнула:

— Хота! Хота! Спаси меня!!! Хота забери меня!!! Хота, где ты??? — София снова горько зарыдала, а потом уже более приглушенно проговорила. — Я скучаю по тебе…

Еще некоторое время ее рыдания разносились по лесу, пугая немногих малых птиц. Когда сумерки начали стремительно окутывать землю, София поднялась на ноги и обессиленно поплелась обратно в город, чтобы поскорее спрятаться в своей комнате и забыть хотя бы во сне свою великую скорбь.

***

Хота сидел в таверне, лениво ковыряясь вилкой в отвратительном на вид жарком, которое здесь гордо именовали «блюдом дня». Помещение было наполнено ковбоями и жителями городка, а в воздухе клубился дым от многочисленных сигар.

Хота не любил такие места, но ему уже много месяцев приходилось посещать их в каждом городе, потому что он страстно искал одного человека… В его памяти всплыло лицо, виденное всего лишь дважды в жизни: лицо убийцы его матери. При воспоминании о нем, его кулаки гневно сжались, а в ярко-зеленых глазах вспыхнул огонек жажды мести. Столь многое он принес в жертву ради поисков этого человека! Больше всего на свете он мечтал быть апачем, но сейчас… сейчас он стал бледнолицым, как те, кого он презирал всей душой. Он провел рукой по остриженным волосам, словно тоскуя о длинных индейских локонах, которые вынужден был потерять ради своей заветной цели. Сейчас в нем просто невозможно было узнать того индейского юношу, который гордился своим племенем и дорожил своими амулетами.

Но цель того стоила! Ведь он узнал тайну гибели своей семьи…

Около двух лет назад, когда он отправился искать Четана в один из городков бледнолицых людей, он впервые столкнулся с ужасной реальностью того, как легко белые люди обманывают друг друга. Благодаря одежде, которую дала ему благодетельница по имени София, он смог беспрепятственно путешествовать по городу, не привлекая к себе никакого внимания. Ночевал он в прерии, но каждое утро возвращался в город, где тщетно пытался найти гарнизон солдат, о котором упоминал Джордж Бернс. Но никаких солдат здесь и в помине не было. Расспросив людей, он понял, что дядя Софии попросту обманул ее. Но где же Четан? Что они с ним сделали? Он стал очень беспокоиться и уже было решил возвращаться в поместье Бернсов, как вдруг в таверне совершенно случайно услышал разговор двух ковбоев. Один из них довольно подробно рассказал другому всю историю пленения двух псевдо-команчей, побег одного и трагическую смерть другого от рук безжалостного Джона Бернса. Все внутри Хоты опустилось. Он вскочил на ноги и, подбежав к ковбоям, грозно переспросил:

— Вы уверены, что второй индеец мертв?

Те испуганно взглянули на него, и рассказчик усердно закивал:

— Это точно! Я сам видел, как его увозили полумертвого в прерию и вернулись через полчаса с докладом о его смерти!

Хота ничего не ответил, а лишь стремительно покинул таверну. Лишь выехав за пределы города, он позволил себе остановиться. Брат Четан мертв? Сердце парня дрогнуло…

Четан был для него не просто другом. Он был его настоящей семьей. Хота начал укорять себя, что не бросился его спасать, а провалялся несколько недель на койке. Его скорбь была так велика, что он не спал всю ночь и не мог унять дрожи в теле. «Четан! Брат Четан! Я виноват, что не спас тебя! Я должен был остаться с тобой и умереть рядом!».

Несколько дней он оставался в прерии, тоскуя о брате и все больше наполняясь ненавистью. Джордж Бернс и его брат Джон стали для него заклятыми врагами.

Он был готов тут же отправиться снова в поместье и жестоко отомстить, но неожиданная встреча полностью изменила все его планы.

Он снова заехал в городок, желая приобрести оружие, как вдруг один седовласый мужчина остановил его у входа в оружейный магазин и с трепетом обратился к нему:

— Лионнел? Не может быть!!!

Хота нахмурился и с подозрением взглянул на странного старика. Тот пытался неуклюже надеть круглые очки, и, когда ему это удалось, вновь устремил на юношу удивленный взгляд.

— Молодой человек! Скажите, вашего отца зовут Лионнел? Лионнел Хоффман?

Хота уж было решил грубо оттолкнуть придирчивого старикашку, но вдруг в его разуме помимо его воли громко зазвучали голоса, вынырнувшие из самых глубин его детской памяти: «Лионнел, дорогой, давай не паковать много вещей! В новом доме у нас совсем мало места!.. Лионнел! Подожди меня!.. Лионнел Хоффман!..»

Хота изумленно замер. Это имя!.. Он точно знает это имя!!!

Повернувшись к старику, он уже без агрессии спросил его:

— Вы знаете, кто мой отец?

Мужчина неожиданно прослезился и с какой-то особой любовью посмотрел на молодого ковбоя, поразительно напоминавшего его старого близкого друга.

— Я был близок с твоим отцом, когда мы были молоды, — печально проговорил он. — Когда же он погиб, я долгое время пытался найти его детей, но… не смог.

Старик опустил голову, но потом, встрепенувшись, с большой надеждой взглянул на Хоту и проговорил:

— Я так рад встретить тебя! Пойдем, пойдем ко мне в дом! Я хочу поговорить с тобой и отдать вещи, которые много лет храню в память о вашей семье…

Хота очень заволновался. Все эти новости сильно огорошили его и подняли с самого дна души массу старых детских переживаний. Он сможет узнать о своей настоящей семье? Он сможет услышать свое настоящее имя?..

Нервно сглотнув, он отправился вслед за стариком, чувствуя, что сердце стучит намного быстрее и громче обычного.

Миновав несколько домов, они вошли в просторный двор, обнесенный аккуратным забором, внутри которого высилось неброское здание с большим черным крестом на крыше. Хота задумался. Это же христианский знак! От него повеяло чем-то настолько родным, что Хота начал приходить все в больший трепет. Он чувствовал, что вот-вот разрушится мрачная тьма неведения, в которой он прожил многие годы, ведь тайна его прошлого наконец-то всплыла на поверхность.

Старик обернулся к Хоте и сказал:

— Зови меня пастор Моуди, я служу в этой церкви более тридцати лет. Мы с