Аэлита. Новая волна: Фантастические повести и рассказы - Иван Безродный

— Да, конечно, не Омейокан. Он там выступал в тотализаторе.

— Что?!

— Ну да. Какой-то местный спорт… Я поставил на него — и выиграл; вот тут мне ставку записал хозяин… ну да: Кватепаль. Пять кетцалей. Выиграл.

Я мгновенно перестал думать о невезении, рыбьем жире и гомосексуальных стихах. Имя… Имя!

— Кватепаль? — одним движением вскочил и встал между ними. — Ну, этот ваш вызыватель, скажу я… Так что вы там говорили насчет растереть краски?

Катерина терпеливо дожидалась на заднем сидении, пока я привинчивал стеклоочистители. Просто зло берет — на кой стеклоочистители в здешнем климате? А вот поди же появись без них…

Из «Опоссума» за нами следом выползло двое-трое совершенно сумчатых обитателей с пивом. Они прихлебывали из горла, толкали друг друга локтями и потихоньку приближались. Один нагнулся, рассматривая фирменную марку на радиаторе. Мотор, конечно же, с пол-оборота не заводился. Катерина занервничала.

— Что у тебя за рухлядь?!

— «Испано-сюиза». Тьфу, черт! В металлолом сдам проклятое железо! О! Наконец-то! По-е-ха-ли!

— Осторожней, не задави… Ну вот. Меня не изнасиловали. Ты доволен?

— Мне что, была бы ты довольна… Ты как?

— Буду очень признательна, если отвезешь в это место. Куда он сказал?

— В «Ягуар и Попугай»? Сейчас?

— Только не говори, что там тоже насилуют.

— Не всех и не всегда… Но местечко такого же пошиба. Скажи, почему тебя тянет по всяким свалкам?

— А тебя?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты даже не заметил. Нам нужен один и тот же человек. Этот, что на снимке.

Я не отвечал — что тут ответишь? Вырулил под арку, посмотрел в зеркальце — Катерина сердилась. Если бы еще знать, для чего он мне нужен. Кто прислал мне оригами? Спросить у Гнездовича… в порядке капитуляции?

— Ну? Я права.

— Н-нет. Люди, с которыми я хочу встретиться, — это мое дело. Между прочим, в «Ягуаре» я бываю часто. И что-то не помню там никакого Кватепаля.

— Вот видишь. Тянет тебя по свалкам, а на меня возводишь… Так ты отвезешь или мне брать такси?

Я затормозил и перегнулся через сиденье. Меня осенила внезапная мысль.

— Успокойся. Я тебя отвезу и даже оставлю одну на съедение тамошним двуногим койотам. Но только если ты мне все расскажешь. Кто он, что он — и вообще.

— Я ничего не буду тебе рассказывать. С какой стати? И что это ты взялся меня опекать?

— Потому что так надо. Ты женщина…

— А ты мужчина. Старая песня. Разве ты можешь от чего-то уберечь? Ты что, герой? Мастер единоборств? Волшебник, на худой конец? Нет. Вместо этого нагло, скажу тебе, просто нагло лезешь в мою жизнь, в то, что тебя не касается.

Это была маленькая истерика, провокация. Я отвечал в тон:

— А вдруг? Катерина, очень меня беспокоит, что ты интересуешься теми же людьми, что и я. Это ты верно заметила. Случайными такие вещи не бывают, учти — мы знакомы-то всего несколько дней. Так что я хочу знать, что тут к чему.

Она помолчала. Потом заговорила жестко, с расстановкой.

— Хорошо. Так и быть. Я тебе расскажу. Начнем с того, что полтора года назад он умер. Был убит…

Продолжение вышло под стать началу. Партия, безнадежная по определению: у нее — он, а у него — другой… Изматывающая, ей-богу, ни дружба, ни любовь, так у них все и тянулось несколько лет, пока не потеряли друг друга в нелепом трехдневном мятеже. В перестрелке достались ему шальная пуля и место в братской могиле. Так ей рассказали друзья, свидетели… Она уж было смирилась, а тут, в Теночтитлане, он вдруг стал ей показываться: раз, и снова… Я выслушал ее честно, дал выговориться, но сам не знал, что и сказать. Бедная… надо же так влипнуть. Я съехал с обочины и километров пять старательно следил за движением на почти пустом шоссе.

— Да-а… — язык мой не удержался за зубами. — Это же надо… Однако у художника нашего глаз алмаз! Как же все-таки тебя угораздило? Они же такие…

— Останови, я выйду.

— Нет! Нет, что ты. Я просто…

— И я просто.

— Да ладно тебе! Я нормальный мужик, я их совсем не понимаю, — пусть себе живут, конечно, но по-моему, это противно…

— По-моему тоже. Но и ты сейчас не блещешь. Не можешь понять — помалкивай. Сам же хотел все знать.

— Да… Любопытство губит кошку…

— Человека тоже. Артем, ты никогда не поймешь, даже не напрягайся. Может быть, именно потому что ты… нормальный.

— Конечно. А он — гей. А ты — мазохистка. Где уж мне понять таких продвинутых! Потерпи еще немного, мы уже подъезжаем.

Замелькали глинобитные хатки, огороды с кукурузой и подсолнухами, с чахлым амарантом. И повсюду красно-коричневые тагетес, приземистые, сильно пахнущие. Их резкий запах проникал даже в машину. В сумерках они медно отсвечивали вдоль дороги. Катерина не удержала ледяное молчание:

— Красивые цветы, но пахнут…

— А мне нравится. Это тебе не сонный кактус. Их, между прочим, едят.

— И что? Видят потом Кетцаля?

— Нет, — я засмеялся с облегчением, как будто неприятного разговора вовсе не было. — Их маринуют с разной зеленью. Просто пряная еда. Вкусно.

— Тебе все про еду…

— А что еще? В конце концов, развлечения надоедают. Работа нудная…

— Это твоя-то работа нудная?

— А разве нет? Чем я живу? Толпа абэвэгэдэйцев совершила попытку массового утопления в Реке. Утопление пресечено… Студенты Социальной Школы исполняют ежегодную пляску «На лезвии». Традиционно имеются жертвы среди зрителей. Студенты, ясное дело, невредимы. Некто Синоба показывает в Колодце говорящего кота… Все одно и то же, из года в год.

— Разве только из года в год… Я вот никогда не видела «На лезвии». И говорящих котов не встречала. Ты, Артем, вот что… забудь, что я тебе сейчас рассказывала. Это все… дело прошлое. И могильную плиту, знаешь, трудно отменить. Но мне, хочешь или нет, надо будет этого человека увидеть. Для спокойствия.

— Ну, глупо же, Катюша…

Она вскинулась:

— Как ты меня назвал?

— Катюша. Так у нас говорят. А что?

— Нет. Никаких «катюш». Только Катерина.

— Хорошо. Катерина так Катерина.

Про то, как отменить могильную плиту, я бы тебе мог рассказать. Но я, хочешь или нет, пойду с тобой… рожу бы ему набить, прилизанному…

— Как скажешь. Но… хочешь или нет, я пойду с тобой. Мне ведь нужен Кватепаль, забыла?

Тогда, в тот момент, я еще понятия не имел, зачем он мне нужен. Это меня мало заботило. После нескольких бессонных дней, среди ночей, наполненных черт-те чем, я уже снова чувствовал себя на связи. Или на привязи — называйте как хотите. Такое было ощущение, что любой мой шаг, даже самый дурацкий, ведет в нужном направлении — к разгадке. Не считая самого «взятия», больше всего я ценил именно эту восхитительную близость сути, безнаказанную изнанку судьбы.