Аэлита. Новая волна: Фантастические повести и рассказы - Иван Безродный

Все-таки мы вошли вместе. Если уж я не мог помешать ее поискам, хотя бы буду знать, куда ее заведет разговор с калекой. «Опоссум» был обыкновенная гнусная ночлежка, но Катерина держалась как ни в чем ни бывало. Неприятно, конечно, когда некто в рваных на попе джинсах чего-то там моет в ржавой раковине, а другому некту сил не хватило заползти в свою комнатенку, так на пороге и лежит, и приходится через него переступать. Но на нас, к счастью, внимания не обратили. Типчик в джинсах застегнулся и пошлепал на балкон — курить.

— Ну? Вот тридцатый…

Катерина постучала. Ойлянин отозвался рокочуще: «Входите, не заперто…»

— Это я, Катерина.

— Рад, рад! Сейчас выйду!

Оран возился за разделявшей его жилище занавеской. Ткань была испятнана явно им и явно в эстетических целях. Хотя левым нижним углом он, наверное, вытирал кисти… или руки. Катерина осторожно присела на безногий диванчик. Я прикрыл дверь и осмотрелся. Кроме занавески и диванчика, имел место плетеный столик из кафе, прожженый в трех местах, и полки с дешевыми книжками. Было очень тесно, так что позиция в углу, у полок, казалась для моих целей наилучшей. И не так заметен, и дверь контролирую. Туда я и отошел. Среди книг у хозяина был полный бардак, свешивались тут и там какие-то листы, а в простенке, под кучей журнальчиков и бумаги, что-то громоздилось. Вот и мне присесть… Я потянул листы, исписанные по-ойлянски, показалось что-то темное. Увы! Присесть на это я никак бы не смог. Из него торчали заостренные бамбуковые трубки — как раз прибавил бы себе отверстий. Предмет был необычный, я опустился на корточки, разглядывая повнимательнее. Где-то я подобное уже видел… Шотландская волынка? Но бамбук? И не похоже, чтобы в него дуть… Как и у волынки, имелся бурдюк, правда небесно-голубой с желтыми пятнышками. Сбоку стлался шнур, расписанный под змею сурукуку, на конце — электрическая вилка. Хм… забавно… чего только абстракционисты не придумают! Я подстелил что-то трехтомное и наконец уселся. И обнаружил, что вокруг распространяется удивительный запах. Удивительно противный запах. И надо сказать, смрад исходил от моих рук. Я вытер пальцы чем попало, и тут появился хозяин. Он тащил груду папок, картонок и сверху — кусок расписанного стекла.

— А! Ваш провожатый нашел его! А я уж обыскался. Спасибо, молодой человек…

— Его зовут Артем…

— Какой замечательный дар! Катерина… подержите, спасибо… но я хотел сказать, — не одолжите ли вы мне этого способного юношу на пару дней? Мне как раз нужно найти свой старый паспорт, и другое кое-что я засунул так, что не сыщу… И краски бы он мне помог растереть.

Я извел уже всю свободно валявшуюся бумагу, теперь вытирал руки о штаны.

— Ага… не забрасывайте его, прошу… третьего дня, правда, я и без него обошелся, но не хотелось бы, чтобы он снова запропал.

— А что за рухлядь? Чем это воняет, черт бы его побрал?

— Рыбий жир, — охотно отвечал художник. — Это настоящая кожа дикобраза. Иглы срезаны подчистую… или выщипаны, не стану врать. Но кожу надо смазывать раз в месяц, в первую четверть луны.

— Простите, Гутан, мое невежество, — вмешалась Катерина. У нее в зеленых глазах плясали дьявольские искры.

— О, что вы, и не думал… Это, Катерина, замечательный предмет. Шабудабуский вызыватель духов.

Я только фыркнул. Вызыватель? Что-то… где-то… а, ладно, не важно. Я поднял с пола самодельного вида книжицу. На обложке порхали раскрашенные вручную бабочки.

— Не вытирайте этим руки, — прокомментировал Оран. — Это гомосексуальные стихи… Мой бог, что ж я, совсем закопался… Чаю? Кофе?

— Не вздумай, — сказал я. — Брюшной тиф минимум.

— Помолчи, Артем. Нет, спасибо, Гутан, я не хочу. Меня ведь интересует…

— Я нашел. Я же говорил вчера, что видел его. Вот. Посмотрите.

Кажется, он немного обиделся из-за отказа выпить чаю. Катерина уже смотрела рисунки. Я потихоньку зашел сзади и посмотрел через плечо. Чудес все-таки не бывает, и разобрать что-нибудь в этих вихрях и полосах показалось сначала невозможно. Буря на Юпитере… Хазарский футбол (бьют судью и всех боковых)… Вдруг, правда, появилось знакомое: площадь Кетцаля, коричневая мостовая, фигурки, вызывающе перечеркнутые черными чубами…

— Но где он?

— Да вот же.

— О-о-о…

За ним дрожали пирамиды Неба и Бездны. Дрожали все линии рисунка — жесткий карандаш, наверное чертежный, и как же — двумя пальцами, что ли? Пышные растрепанные волосы, губы сложены дудочкой, смотрит куда-то вбок и вдаль — читает надпись или просто задумался.

— И вот эти два. Пожалуйста. Ведь я прав. Это он.

Пастельными мелками. Где-то в городе, среди его шоколадных и апельсиновых пятен, под небом, синим, как мешок с духами. Схвачено движение в расставленных, голых от колена ногах, остановлена рука козырьком над глазами.

Черной жирной тушью. Очень крупно, так, что даже не все лицо вмещается в бумажный лист. Словно художник сидел где-то глубоко внизу, а он наклонился, разглядывая…

— Ну? Что ж вы скажете?

— Может быть, Гутан… вы понимаете… — она положила листы на колени, отвела глаза. — Спасибо. Благодаря вам я знаю твердо, что он есть. Что это не моя выдумка…

Я деликатно отодвинулся к вызывателю. Катерина в раздумье снова перебирала рисунки. Оран почтительно наблюдал, скрестив ужасные пальцы. Безотчетно, из худших побуждений, чтобы прервать этот японский театр поз и тишины, я нащупал вилку на змеином шнуре и так же ощупью вставил его в расхлябанную розетку.

Они обернулись немедленно. Я скакал и тряс рукой, избавляясь от судороги. Меня ударило током, довольно прилично, аж в глазах заискрило. Вызыватель духов вонял так, будто из него выпустили разом всех шабудабуских джинов или кто там у них… Оран подбежал и ловко выдернул левым пальцем вилку из розетки.

— Это же декоративный элемент! Сами бы посудили — на что в сельве электроприбор? Ох, молодежь… Да уж ладно. Буду надеяться, что ваш друг, Катерина, не испортил ничего. Придется нам теперь открыть дверь, проветрить.

Я и не подумал открывать дверь — еще чего!. Сел на пол и раскрыл книжку с бабочками. Сборник начинался Шекспиром: «Оставь меня, но не в последний миг…» Катерина поправила прическу и сказала спокойно:

— Бог с ним, Гутан. Артем тут на свой страх и риск. Лучше скажите мне… вот это же в разных местах города? Значит, вы видели его…

— Трижды, как и нарисовал. Очень, очень интересное лицо. Да вы и сами видите… Последний раз — вот это, тушью, в «Ягуаре и Попугае».

— Гнусный кабак, — вставил я. Катерина сделала вид, что не слышит.

— Да, конечно, не Омейокан. Он там выступал в тотализаторе.