Рассказы о книгах - Николай Смирнов—Сокольский

Неоценимое достоинство книжечки, прежде всего, в том, что она — самостоятельно изданная книга, набранная и напечатанная в типографии, как любая обычная книга.

В этом отношении она вовсе не похожа на все эти «книжечки–малютки», о которых, с охотой возводя их в «уникумы», сообщают директора краеведческих музеев и библиотек.

То, что попадает им в руки, — это игрушки, не стоящие ни того, чтобы их хранили в музеях, ни того, чтобы о них сообщали в газетах и журналах.

Некий варшавский предприниматель в девяностых годах прошлого века широко рекламировал подобные «книги–брелоки», отличительным признаком которых был непременный серебряный или металлический футляр с маленьким увеличительным стеклом на верхней крышке.

Самые книжечки не набирались в типографиях, а печатались посредством снятия в уменьшенном размере с обыкновенных нормальных книг — цинкографических клише. Прочитать эти «малютки», даже и с лупой, почти не представлялось возможным.

Но главное не в этом. Главное, что они были не книгами, набранными специально, а уменьшенными, с помощью фотоцинкографии, копиями с таковых.

Идя таким путем можно было изготовить и не «книгу–малютку», а «книгу–великана», сделав фотокопию огромного размера с любой нормальной книги.

Это все — отнюдь не образцы типографского искусства, каким несомненно является упоминаемая выше книжечка басен Крылова.

В дни моей молодости этими «книгами–брелоками» были полны часовые и ювелирные магазины. Это были и «Евгений Онегин» Пушкина, и его же «Полтава», молитвенники, кораны, словари и так далее и так далее. Ценились они от рубля до трех за штуку, в зависимости, главным образом, от футляров, которые в некоторых случаях были и золотыми.

Много было и иностранных «книг–брелоков». В «Известиях книжных магазинов Вольфа» было напечатано объявление о вышедшем в Париже «словаре–крошке», изданном также в виде брелока и продававшемся по цене два франка (около восьмидесяти копеек) за штуку.

Никакого другого значения, кроме «подарочного», эти книги–брелоки не имели. Подарки эти, к тому же, считались дурного вкуса, и кроме замоскворецких купеческих щеголей, любивших обвешивать себя всякой мишурой, иных покупателей на них не было.

Резко отличен от этого недавний опыт типографии «Красный пролетарий», выпустившей к дням Всемирного фестиваля молодежи в Москве «Песню о соколе» и «Песню о буревестнике» Максима Горького, с его портретом. Эта книжечка, размером 45 на 30 миллиметров, издана фотолитографическим путем с обычного нормального тома собрания сочинений Горького. Книжечка очень изящна и, во всяком случае, возможна для чтения. Не нужно забывать, что размер ее больше чем вдвое и упоминаемых «Басен Крылова» и так называемых «книг–брелоков».

Вообще я не стремлюсь опорочить способ фотолитографического переиздания книг в уменьшенном, разумеется, не до абсурда, формате. Способ этот дает и значительную экономию бумаги и, вероятно, дешевле нового набора.

Вспоминается книга Ив. Лазаревского «Среди коллекционеров», которая в 1922 году была, таким образом, переиздана, причем, формат книги, против первого, нормального издания, был уменьшен почти вчетверо. Переиздание оказалось дешевле и даже приятнее в пользовании, сохранив при этом всю удобочитаемость 3.

Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина имеет специальное фотобюро, которое по заказу желающих (и очень недорого) может переснять любую нужную книгу на пленку. Получается так называемая «микрокнига», которую потом читают с помощью нехитрого проекционного аппарата.

Но копия — есть копия, каким бы способом и в каком бы размере, увеличенном или уменьшенном, она ни была сфабрикована. Принимать копию за самостоятельное издание, да еще «уникальное», — нет никаких оснований.

История русской книги отмечает периоды, когда те или иные размеры книг были продиктованы вкусом читателей.

В двадцатые и тридцатые годы прошлого столетия большое распространение получили альманахи удобного, «карманного» формата в 16‑ю долю листа, т. е. примерно 13x10 сантиметров.

Дошло до того, что когда первая книжка лучшего альманаха того времени, издававшегося будущими декабристами А. Бестужевым и К. Рылеевым — «Полярная звезда», — в 1823 году вышла на 3–4 сантиметра больше указанного формата, то в общем хоре похвал по ее адресу некоторые рецензенты писали в качестве единственного упрека: «формат велик, книжка толста».

Издатели были вынуждены внять этим указаниям, и следующие две книжки «Полярной звезды» на*1824 и 1825 годы вышли в уменьшенном формате.

Некоторые альманахи, особенно детские, стали издаваться в 32 и даже в 64 долю листа.

К началу сороковых годов увлечение «карманными» книжками ослабевает, и название «альманах» постепенно заменяется словом «сборник», формат и толщина которого становятся отнюдь не для «карманного» употребления.

Однако увлечение «миниатюрными изданиями» не пропадает вовсе. Появились любители–собиратели книг исключительно малого формата.

Дело идет, разумеется, не о книгах размером с почтовую марку, таковая, повторяю, была единственная — «Басни Крылова» 1856 года. Были кое–какие ей подражания, преимущественно, детские книги–игрушки, но печатались они уже не специальным шрифтом «Диамант», а петитом или нонпарелью и, кроме своего прямого дела — быть игрушкой для детей, другого значения не имели.

Об одной такой книжице — «Елка, альманах для детей на 1844 год» (Спб., 1844) — В. Г. Белинский писал: «Елка» недурно издана и хороша, как игрушка. Пусть дети играют ею, но с условием, чтоб, отнюдь, не читать ее» 4.

В моей коллекции есть забавное издание: «Краткая арифметика для детей» (Москва, 1844). Книжка размером 4x3 сантиметра. В ней изложены четыре основные правила арифметики. Набор осуществлен петитом. По всей вероятности, книжка эта чрезвычайно редка, да и как могло быть иначе, если она вкладывалась в елочные хлопушки и шоколадные «бомбы» в качестве «сюрприза»?5

Русские миниатюрные издания, которые служили предметом особого увлечения книголюбов, за некоторыми исключениями, все были размером ровно в половину обычного «карманного» альманаха, т. е. в 32‑ю долю листа. Классическим примером такого «миниатюрного издания» служит «Евгений Онегин» Пушкина, выпущенный в год его смерти. Это — последняя книга, которая готовилась еще при жизни великого поэта. Размер ее набора — 70 на 45 миллиметров. Издал ее Илья Глазунов, печатавший книгу в типографии Экспедиции заготовления государственных бумаг. Мелкий, но чрезвычайно четкий шрифт и очаровательные кружевные обложки делают эту книжечку выдающейся по изяществу исполнения.

Двумя годами раньше издатель Александр Смирдин, в той же типографии, таким же набором и в таких же кружевных обложках выпустил сборник басен И. А. Крылова с портретом автора. В 1837 году это издание потребовало повторения.

Появилась целая серия изданий в таком же излюбленном «миниатюрном» формате. От «Душеньки» Богдановича до «Карманного песенника» 1838 года, изданного Михаилом Сухановым. В 1839 году в таком же формате вышло второе издание комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума», напечатанное в петербургской Военной типографии.

В 1841 году библиофилам особенно полюбилась изящная книжечка «Райская птичка. Мечтание», напечатанная в Петербурге, в типографии А. Плюш ара. Размер книжечки был гораздо меньше: 47 на 33 миллиметра. В книжечке 117 страниц, и она украшена пятью чудесными иллюстрациями В. Тимма, резанными на дереве К. Клодтом, замечательным мастером своего дела 6.

Книжечку по традиции относят к альманахам, хотя в ней напечатано всего одно произведение — руссифицированная, т. е. «приспособленная к русским нравам» (так тогда называли), сентиментальнейшая легенда, явно западного происхождения, о птичке, пения которой не могли слышать «люди, если они не были чисты сердцем». Птичка попадает в Кронштадт и там играет роль в судьбе одной русской девушки.

Любители русских иллюстрированных изданий, давно и справедливо причислившие эту книжечку к числу редчайших книг, не всегда задумывались — кто же ее автор и издатель?

А между тем, узнать об этом оказалось не столь трудно. В воспоминаниях Д. Григоровича говорится: «Раз Плюшар (речь идет именно об А. Плюшаре, в чьей типографии печаталась «Райская птичка». — Н. С. — С.) вошел ко мне в комнату вместе с Неимоверно длинным и тощим господином. Это был Алексей Николаевич Греч — сын Н. И, Греча. Я потом несколько раз заходил к Алексею Николаевичу, и всегда поражала меня у этого рослого человека страсть ко всему крошечному, микроскопическому: его чернильница, письменные принадлежности, головная щетка, бритвенный нессесер имели вид совершенных игрушек. Он жил в доме отца, занимая отдельное помещение, которое делил с другом своим, художником В. Тиммом. Алексей Николаевич Греч занимался сочинением и изданием крошечных детских книжек…» 1.