Рассказы о книгах - Николай Смирнов—Сокольский

Она так и осталась единственной прижизненной книгой произведений А. Кольцова. Только после его смерти, уже в 1846 году (Кольцов умер в 1842 г.), Н. А. Некрасов и Н. Прокопович осуществили первое, более или менее полное, собрание его стихотворений. Сборнику предшествовала большая статья о творчестве А. Кольцова, написанная В. Г. Белинским.

Единственная прижизненная книжечка стихов А. Кольцова, напечатанная в 1835 году, как уже говорилось, стала очень редкой. Причиной, вероятно, служило то обстоятельство, что и напечатано было ее немного экземпляров, да и хранителей книжки малоизвестного еще в то время поэта тоже можно было бы сосчитать по пальцам.

Такие старые и знающие продавцы–антиквары, как А. Г. Миронов и покойный Д. С. Айзенштадт, говорили, что за сорокалетнюю их работу в книжном деле они впервые только у меня увидели эту книжечку Алексея Кольцова.

Всего по одной прижизненной книге своих стихотворений имели и такие крупные русские поэты, как Антон Дельвиг («Стихотворения барона Дельвига». Спб., 1829), Денис Давыдов («Стихотворения Дениса Давыдова». Москва, 1832). Друг А. С. Пушкина Петр Андреевич Вяземский только семидесяти лет от роду увидел в печати первое и единственное свое собрание стихотворений «В дороге и дома» (Москва, 1862)12.

Если не считать раннюю прозаическую книжку «Упырь», изданную в 1841 году, пьес и романа «Князь Серебряный», всего одну книжку своих стихов видел в печати и Алексей Константинович Толстой. Книжка вышла в Петербурге в 1867 году 13.

Только один сборник стихотворений «Думы» и поэму «Войнаровский» удалось напечатать при своей жизни отдельными книжками в 1825 году пламенному поэту–декабристу Кондратию Рылееву. После декабрьских событий имя казненного поэта было запрещено даже упоминать в печати.

Эти две прижизненные книги К. Ф. Рылеева — памятные реликвии и о нем, и о событиях 14 декабря 1825 года. Обе книги давно уже ненаходимы 14.

Две прижизненных книги своих стихов увидел и поэт Ф. И. Тютчев, хотя он вовсе и не хотел их видеть. Первую значительную попытку ознакомить читателей с творчеством этого поэта сделал А. С. Пушкин в 1836 году. В своем журнале «Современник» он напечатал за подписью «Ф. Т.» 24 «Стихотворения, присланные из Германии». Эти же стихотворения в 1850 году, тоже в «Современнике», еще раз перепечатал Н. А. Некрасов, с восторженной оценкой.

В 1854 году Н. А. Некрасов печатает стихотворения Ф. И. Тютчева отдельной книжкой, под редакцией И. С. Тургенева. Сам поэт не принимает в издании никакого участия. Й. С. Тургенев, считавший большой своей заслугой, что он сумел уговорить Ф. Тютчева на напечатание книжки, в шутливом экспромте писал: «Я Тютчева заставил расстегнуться…» 15.

Никакого участия не принимает Ф. Тютчев и в выпуске второй книжки своих стихов, дополненной 74 новыми произведениями.

Книжку эту издает в 1868 году сын поэта при участии И. С. Аксакова. Ф. Тютчев решительно отказывается даже перечитать книжку. М. П. Погодину он делает на книжке такую дарственную надпись: «Стихов моих вот список безобразный, не заглянув в него, ларю им Вас…»16.

Всего двумя книжками, объединяющими четырнадцать его рассказов, полюбовался при жизни Всеволод Гаршин: первая издана в 1882 году, вторая в 1885, одновременно со вторым изданием первой.

Только одну свою книгу — «Картины прошедшего», напечатанную в 1869 году, видел автор «Свадьбы Кречинского» А. Сухово—Кобылин. У меня есть, правда, еще отдельный оттиск «Свадьбы Кречинского», напечатанный Н. А. Некрасовым в количестве тысячи экземпляров, выданных автору в виде гонорара за помещение пьесы в 1856 году в журнале «Современник». Оттиск датирован тем же годом, имеет отдельный выходной лист и отдельное цензурное разрешение. Такое издание — большая редкость на книжном рынке 17.

Любопытно, должен ли быть при книге «Картины прошедшего» портрет А. Сухово—Кобылина? Кроме каталога В. В. Протопопова, портрет этот нигде не указывается. Я видел несколько экземпляров без портрета и без следов его пребывания в книгах.

Однако недавно ко мне попал экземпляр с портретом и даже дарственной надписью на нем автора. Можно предположить, что портрет вкладывался только в подносные экземпляры. Но у И. С. Зильберштейна я видел тоже подносной экземпляр не только с дарственной надписью автора, а и с многочисленными пометками, сокращениями и дополнениями, сделанными А. Сухово—Кобылиным собственноручно. Однако портрета в этом экземпляре нет. Может быть, кто–нибудь знает о портрете точно?

Не одну, не две, а целых три книги (последняя даже в двух изданиях) увидел при жизни поэт Александр Полежаев. Но жизнь его нельзя назвать жизнью.

Стоит припомнить вкратце биографию этого талантливейшего поэта и несчастнейшего из людей.

Полежаев был внуком своеобразной «знаменитости» екатериненского времени — полусумасшедшего поэта–графомана Николая Струйского, прославившегося своими виршами, которые он печатал в собственной типографии. Вирши его были бездарны, но с точки зрения типографского искусства, эти так называемые «рузаевские издания» были образцово–художественными. Это была, конечно, работа крепостных типографов, и слава изданий Струйского — их слава. Печатались вирши, разумеется, не для продажи и все издания их крайне редки 18.

Сыновья Н. Струйского имели детей: Юрий — Дмитрия Юрьевича, известного в литературе под псевдонимом «Трилунный», а Леонтий, от связи с крепостной девушкой, — Александра, ставшего впоследствии поэтом Полежаевым. Фамилию эту поэт получил от саранского мещанина Ивана Полежаева, которого позвали «прикрыть грех» сынка рузаевского графомана–типографщика.

Отец поэта Полежаева Леонтий Струйский даже в то рабское время за жестокое обращение с крепостными был сослан в Сибирь.

Перед ссылкой беспутный Леонтий Струйский как–то побеспокоился о судьбе своего незаконного детища и определил будущего поэта в московский пансион Визара, откуда после молодой Полежаев поступил вольнослушателем в Московский университет. Здесь он сошелся с группой студентов, настроенных демократически–оппозиционно. В эту же группу входили братья Критские, а позднее А. Герцен и Н. Огарев. Тяжело переживал свою «незаконнорожденность» Полежаев. В ранних своих стихотворениях он выражал протест против того социально–бытового уклада, который тяготел над отпрыском «дворянского баловства с крепостной девкой». На эту тему он написал поэму «Сашка». Поэма мгновенно разошлась во множестве списков. Нашелся, однако, какой–то подлый «доброхот», который в своем доносе на Полежаева писал, что эта поэма наполнена «развратными картинами и самыми пагубными для юношества мыслями». Донос и поэма Полежаева попали к Николаю I, только что пережившему события 14 декабря. Автор–студент был вызван лично к царю и тот, лицемерно соболезнуя, сослал его в солдаты унтер–офицером.

«В случае чего — обращайся немедленно ко мне — помогу», — говорил при этом царь, любивший принимать картинные позы перед жертвами своего произвола.

Это, конечно, было обманом. Когда изнывавший под тяжестью военной муштры Полежаев пробовал писать царю, письма его оставались без ответа.

Думая, что письма его не доходят до Николая I, Полежаев бежал, решив добиться личного свидания с ним. Дорогой он изменил свое решение, вернулся, был разжалован в рядовые и приговорен к «прогнатию сквозь строй». Началось существование еще более тяжкое. За «оскорбление» фельдфебеля он опять был отдан под суд.

В это время началось «дело» о тайном обществе братьев Критских, в принадлежности к которому был заподозрен и Полежаев. Год он просидел в кандалах в «яме» при Спасских казармах в Москве. В 1829 году «преступник» был отправлен на Кавказ в действующий полк. С отчаянием бросался Полежаев в первые ряды храбрецов, надеясь завоевать более или менее человеческое существование. Все тщетно! В 1833 году, обойденный производством в чины и наградами, он возвращается в Москву по–прежнему рядовым.

Тяжелая жизнь подорвала его здоровье. У Полежаева развивается чахотка. Одинокий поэт умирает на койке солдатского госпиталя, в страшной нищете, всеми забытый.

Тело Полежаева валялось в морге. Крысы изувечили труп…

Хоронили его, по приказу Николая I в офицерском мундире. Царь очень заботился о внешнем декоруме. Учитывая литературную известность поэта, он приказал в находившихся в цензуре сборниках стихов Полежаева, с портретом автора в солдатской форме, пририсовать на этом портрете офицерские погоны.

А поэт Полежаев был в это время уже, действительно, достаточно известен. В походах, в тюрьме, в «яме» он не бросал пера, и стихотворения его, полные ненависти к самодержавию, ходили по рукам в многочисленных списках, а кое–какие были и напечатаны.

Поэт и царь смертельно ненавидели друг друга. Николай Огарев впоследствии метко сказал, что «Полежаев заканчивает в поэзии первую, неудавшуюся битву свободы с самодержавием» 19.