Венгерские повести - Андраш Беркеши

узнал человека, вышедшего из лифта. Но когда тот произнес первые слова, Грона словно пригвоздило к креслу.

— Я знаю, Грон, ты не поверил, что я убил Арро. Но теперь я докажу, что ты ошибся. Да, я убийца и пришел убить вас всех.

Наступившая расплата приносит облегчение даже тем, кто готовился стать ее жертвой и ее страшился. Если по праву победителя лишить их жизни или подвергнуть наказанию, сами мятежники воспримут возмездие как должное. Но Мат не сделал ничего и тем самым вверг их в муки ада, имя которому неизвестность будущего. Все, что он делал, служило наказанием лишь косвенно, да и то помимо его прямого желания. Муки ожидания, пронизывавшие каждую минуту их существования, были, так сказать, лишь побочным продуктом нового порядка, установленного на «Галатее», поскольку сам новый порядок преследовал ту же цель, что и старый: обеспечить полет корабля к Земле.

Отдыхать и спать Мат ходил теперь в восьмой отсек, где хранились роботы. Здесь же в одной из камер он собрал и запер на ключ все оружие, имевшееся на борту, за исключением одного инфрапистолета, постоянно висевшего у него на шее. Посмеиваясь, он объяснил, что не расстается с ним не потому, что боится остальных, а из опасения, что ими вновь овладеет приступ ностальгии и призрачных видений. Сказал и о том, что его спальню и кабину, где сложено оружие, неусыпно охраняют два робота, получивших специальную программу с особым кодом.

— Задача у них тоже особая, — добавил он с улыбкой. — Если пожелаете, можете убедиться.

Ни один из членов экипажа не посмел спуститься не то что на восьмой, а даже на шестой уровень. Они несли вахту, ели, отдыхали, всячески избегая смотреть друг другу в глаза. После отмены возмездия вторым событием, повергшим их в изумление, был новый распорядок дежурств. Мат сохранил длительность смены двенадцать часов, но отменил шестичасовые ступеньки, так что двух братьев сменяли Грон и Дие, а одновременно с ними на вахту заступал Мат. Таким образом, в то время, когда Мат спал, в командирском салоне находились всегда только Опэ и Эви. Первый, кто решился сцепиться с Матом по этому поводу, была, разумеется, Дие.

— Ты недооцениваешь братьев, Мат! Пока ты спишь, они остаются вдвоем. Ведь они могут делать все, что захотят!

— Ошибаешься, Дие. Это не недооценка, а доверие. Только им я могу доверить корабль и командирский пульт. Не обижайся, но они знают дело лучше, чем вы с Гроном.

— А ты не боишься, что они из мести что-нибудь сделают не так?

— Из мести? — Мат покачал головой. — Дие, ты сегодня явно не в форме. Кто же станет приговаривать к смерти сам себя?

— Как это — к смерти?

— При расчетах братья чуть-чуть ошиблись. Не рассчитали потребность в горючем. Дело в том, что «Галатея» уже давно прошла критическую точку.

— Критическую?

— Ту, на которой корабль мог бы еще повернуть. — Мат пожевал губами. — Чтобы вернуться домой. Правильно я говорю, Эви?

— Правильно, Мат.

Эви, как и прежде, говорил мало, предпочитая смотреть в пол. Дие насмешливо хохотнула:

— Слава великому Гиллу и его коллективу дрессированных животных!

— Вот на эту тему я тебе не позволяю шутить, Дие.

— Это не мои слова.

— Не понимаю. Чьи же?

— Они принадлежат тому же автору: великому Гиллу. Откуда мне, девушке с берега лагуны, знать такие выражения?

— Все равно оскорблять коллег я тебе не позволю.

— Не мог бы ты сказать об этом ему, Гиллу? Тому, что сидит в нас и все время вмешивается. Поверь, мне самой это надоело.

— Ты не понимаешь, что играешь с огнем.

— Ну накажи меня, Мат. Я только того и жду.

— Я мог бы наказать тебя, Дие. Но боюсь, это будет слишком жестокое наказание для любого из вас.

— А ты не бойся, давай, Мат!

Величайшим наслаждением для Дие было бы увидеть, что она вывела Мата из равновесия. Чего бы это ни стоило, все равно.

— Ты хотела бы научиться забывать, Дие? — негромко спросил Мат.

— Конечно, Мат. Уметь забывать хорошо!

Высказав это в запальчивости, Дие спохватилась, почувствовав какой-то подвох.

— Но ты забудешь все, Дие, — Мат перешел на шепот. — Забудешь лагуну, берег и море, свою хижину и годы, проведенные с Гроном. Все, абсолютно все. Жизнь будет начинаться для тебя каждую новую минуту. Не останется ничего, только эти стены, «Галатея» и то, что там… За ее бортом. Ты согласна?

Он указал на место в потолке, где перед стартом висел колпак консоциатора.

— Если в тебе действительно сидит Гилл, он-то отлично поймет, о чем я говорю.

Грон напряженно вслушивался в слова Мата, но не понимал их смысла. В нем тоже сидела частичка Гилла, он чувствовал его присутствие. Но мысль о нем тотчас трансформировалась в мысль о сверхзадаче, крепло стремление достигнуть Земли во что бы то ни стало. Мат прав, а Дие лжет и притворяется. Дойдя до этой мысли, Грон струхнул, словно высказал ее вслух, но тут же взял себя в руки. Да, Дие лжет. Он был счастлив, что с помощью Гилла осмелился хотя бы думать об этом. Дие, конечно, бесподобна, но настало время ее одернуть, слишком уж задрала нос. Нельзя же допускать, чтобы женщина…

— Прекратите сейчас же!

Все обернулись в сторону двери. На пороге стоял Опэ. Из-под свежей повязки на лбу сверкали глаза, полные презрения. Мат, ударив его тогда только один раз, да и то легонько, тут же сделал перевязку. К сожалению, край массивного щитка оказался острее, чем он предполагал.

— Прекратите, спорить бессмысленно, — продолжал Опэ. — Мы выполним сверхзадачу, другого выхода у нас просто нет. После этого…

— Нет, не после, а до! — прервал его Эви.

— Я сказал, после, — упрямо повторил Опэ.

Дие с недоумением переводила взгляд с одного на другого.

— О чем вы? Извольте объясниться!

— О том же, что и ты, Дие, — пояснил Мат, все так же холодно и спокойно. — Они будут выполнять сверхзадачу до тех пор, пока не выполнят ее. А уж потом меня привлекут к ответственности.

— Прекрасно, но поговорить о наших делах не мешает заранее, парировала Дие.

— Замолчи, сорока! — Опэ взорвался не на шутку. — Зачем болтать без умолку? Благодарю тебя, Мат, что ты не назначил меня в одну смену с этой трещоткой. Мы готовы заступить. Ты не возражаешь?

— Справишься?

— Да. Вы можете идти.

Никто не считал, сколько дней и ночей прошло с тех пор, как умер Арро. Время тянулось незаметно, сопровождая их незримо на вахте в командном салоне и так же незримо обрываясь в никуда, когда после смены