Бич Божий - Сергей Шведов

– Надо подумать, патрикии, – надрывался Эмилий. – Надо обсудить создавшееся положение и лишь потом принимать решение. Пусть сиятельная Евпраксия хотя бы назовет имя будущего мужа, тогда Римский Сенат может оценить достоинства и недостатки претендента.

На первый взгляд предложение Эмилия было здравым, но это только на первый взгляд. Все отлично понимали, что стоит только прозвучать имени претендента, как тут же у него найдутся противники. Спор может выплеснуться за стены Капитолия на улицы города, и вся империя содрогнется от новой усобицы, способной окончательно погубить Великий Рим. Эту разумную во всех отношениях мысль высказал комит финансов Веспасиан, человек сдержанный, немногословный и многими уважаемый. Кроме всего прочего, он был горячим сторонником сиятельного Петрония, к которому все больше склонялись сердца и помыслы многих почтенных мужей Рима. Веспасиана поддержал и префект анноны светлейший Афраний, про которого каждая собака в Риме знала, что он пьет и ест с рук Петрония Максима. Многие ждали, что скажет дукс Ратмир, но тот промолчал. Зато соловьем засвистал комит свиты Дидий, тучный мужчина невысокого роста с писклявым, как у евнуха, голосом. Ссылался он на Византию, где императором стал никому неведомый Маркиан, выбранный не столько патрикиями, сколько сестрой божественного Феодосия сиятельной Пелагеей. И выбор ее оказался удачным. Маркиан вернул под свое начало провинции, утерянные предшественником в ходе войны с гуннами Аттилы.

– Петроний не Маркиан, – попробовал ему возразить сенатор Эмилий, но вызвал лишь смех в зале.

Имя претендента наконец-то прозвучало, хотя и не из уст вдовой императрицы. И пусть сиятельная Евпраксия не подтвердила вслух предположение сенатора, улыбка, промелькнувшая на ее лице, была красноречивее любых слов. Пожалуй, эта улыбка и решила исход дела. Высокий Сенат пошел навстречу вдовой императрице и подтвердил право ее будущего мужа на высшую власть в империи. Петроний Максим выслушал решение почтенных мужей Великого Рима, не дрогнув ликом. А по губам дукса Ратмира промелькнула брезгливая усмешка. К сожалению, заметили ее немногие, но среди этих немногих были сенатор Эмилий и сам Петроний Максим. Сиятельная Евпраксия, ссылаясь на траур по убитому мужу, публично пообещала, что назовет имя жениха через месяц, ибо слишком раннее оглашение грядущего брака вызовет смущение в душах, преданных Христу.

Сенатор Эмилий, донельзя огорченный принятым решением, прямо из Капитолия направил свои стопы во дворец своего нового друга высокородного Туррибия. Туррибий, не имевший доступа в императорский дворец и не получивший никакого чина взамен давно утраченного, тем не менее был очень осведомленным человеком. Кроме того, он славился среди римских патрикиев хлебосольством. В этом не было бы ничего удивительного, если бы не одно печальное для Туррибия обстоятельство. В свое время он принял участие в заговоре префекта Иовия и был лишен Галлой Плацидией всех прав и состояния. Каким образом этот человек вновь всплыл на поверхность и почему покойная императрица, славившаяся мстительностью, позволила бывшему комиту агентов вернуться в Рим и безбедно здесь существовать, можно было только догадываться. Поговаривали, что Туррибий связан с рексом вандалов Вереном, но сам он никогда эти слухи не подтверждал. В любом случае в гостях у Туррибия можно было излить душу, не опасаясь, что они достигнут чужих ушей.

– Но ведь Петроний убийца! – горячо заговорил Эмилий, размахивая в волнении руками. – Именно он устранил со своего пути божественного Валентиниана. В этом не сомневается почти никто. Разве что кроме императрицы Евпраксии.

– А ты уверен, что она сомневается? – лениво протянул Туррибий, с интересом разглядывая дно опустевшего кубка.

– То есть? – Сенатор Эмилий, расхаживающий по залу, замер на месте и с удивлением уставился на бывшего комита.

– По моим сведениям, флот вандалов в количестве пятисот галер покинул порт Карфагена и вышел в море.

– Быть того не может! – ахнул Эмилий.

– Но почему же? – пожал плечами Туррибий. – Разве не письмо Гонории к Аттиле послужило началом самой кровопролитной в истории Римской империи войны?

– Ты хочешь сказать, что Евпраксия…

– Такими сведениями я не располагаю, высокородный Эмилий, – оборвал гостя на полуслове хозяин. – Но если ты хочешь сохранить свое добро в целости и сохранности, то спрячь его подальше от Рима.

– Какое коварство!

– Ты же сам сказал, Эмилий, что именно Петроний убил ее мужа. И ничто не может помешать ему, став императором, расправиться с Евпраксией и ее дочерьми. Вот императрица и обратилась за помощью к своему бывшему любовнику рексу Яну, наследнику и внуку князя Верена.

– Ты хочешь сказать, что именно его имя она произнесет через месяц?! Но он же варвар!

– Зато хорошего рода, – усмехнулся Туррибий. – Вы ведь сами, уважаемые сенаторы, предоставили Евпраксии право избрать нового императора.

Эмилий даже не сел, а упал на стул. Руки его тряслись, когда он наполнял кубок вином из позолоченного кувшина. Туррибий наблюдал за ним с интересом, и по его губам блуждала загадочная улыбка. Бывший комит отлично знал, что Евпраксия, очарованная Петронием, не писала и не собиралась писать писем своему бывшему любовнику. Но знал он и другое – Гусирекс никогда не откажется от похода на Рим, ставшего целью его жизни. Вопрос был в том, падет ли Вечный Город после затяжного штурма или сам распахнет ворота перед полчищами вандалов. Гусирекс, надо отдать ему должное, долго и упорно готовил свой беспримерный поход. У империи просто не было сил противостоять вандалам. И не было человека, способного эти силы собрать. За исключением разве что Петрония Максима. И именно этого человека Туррибию было поручено нейтрализовать. Конечно, он мог бы уклониться от этой чести, если бы у него была хотя бы капля сомнений в победе князя Верена. Но старый хрыч своего добьется. А потому будет лучше и для города, и для самого Туррибия, если вандалы войдут в город не как победители, а как освободители от кровавого диктатора Петрония Максима. Конечно, империя падет, ибо хитроумный Верен наверняка заручился поддержкой готов и франков, зато у Рима будет шанс уцелеть, потеряв при этом значительную часть накопленных за века богатств.

– Это рок, Эмилий, – вздохнул Туррибий. – Сначала Рим разрушил Карфаген, теперь Карфаген угрожает нам тем же.

– Но ведь надо что-то делать, – растерянно произнес сенатор.

– Попробуй обратиться к Петронию или к одному из близких к нему людей, – предложил бывший комит. – Ибо когда имя Янрекса будет произнесено, у нас не останется времени на то, чтобы оказать сопротивление вандалам.