Крещение огнем - Гарольд Койл

Но если поначалу американцы и добьются перевеса, это не значит, что они сумеют его сохранить. Пока министр иностран­ных дел полковник Барреда обивал пороги международных орга­низаций, выражая свое праведное возмущение и требуя заста­вить американские войска покинуть Мексику, министр внутрен­них дел полковник Завала поднимал народ на великую патрио­тическую борьбу с агрессором. Имея под своим началом те во­оруженные силы, которые уже были в его распоряжении — те, которые Барреда собрал в соседних латиноамериканских го­сударствах, и те, которые Завала смог мобилизовать внутри страны — Гуахардо предстояло начать затяжную кампанию с одной-единственной целью: наполнить побольше фобов трупа­ми американских солдат. Он знал, что, в конце концов, Америка устанет хоронить своих сыновей: Пусть многие из его людей тоже погибнут, они-то, по крайней мере, знают, за что сражают­ся. В стане же американцев уже начали звучать голоса, сомнева­ющиеся в правильности этой войны и методах военачальников. Что ж, полковник подбросит им пищу для раздумий. Он знал, что споры разгорятся с новой силой, когда в каждый американ­ский город — большой и малый, от Западного побережья до Восточного — начнут прибывать фобы, накрытые звездно-по­лосатыми флагами.

Хотя министр юстиции полковник Руис предупреждал, что Саддам Хусейн надеялся добиться такого же исхода в Кувейте и потерпел поражение, Гуахардо напомнил ему, что мексиканцы — не арабы. Вместо того, чтобы чертить линии на песке и бросать пустые уфозы, они будут биться не на жизнь, а на смерть, как это делали их деды.

— Наше дело правое, — заявил он своим товарищам по Сове­ту тринадцати. — Мы защищаем свой дом и свою честь от наше­ствия северного колосса. И пока мы не смиримся с возмож­ностью поражения, победить нас невозможно. Помните: нашему народу, как и нам с вами, нечего терять, кроме своей гордости. А ее у нас не сможет отнять ни самая современная ракета, ни самый большой танк. Только мы сами сможем втоптать ее в фязь. И я скорее умру, ведя людей в бой, чем допущу, чтобы это случилось.

Гуахардо не собирался произносить перед Советом столь ме­лодраматическую речь, и все же не жалел, что так получилось. Он не отказался бы ни от единого сказанного слова. В конце концов, мексиканцы — темпераментный народ, привыкший да­вать волю чувствам. Зато теперь его собратья знают, что он ду­мает. Скоро об этом узнают и американцы. Если они решили прийти, то придут обязательно. Поначалу их встретят только опустевшие деревни, старики и старухи, да нищета. Поначалу американские средства массовой информации и военные горе- специалисты наверняка станут сравнивать вторжение в Север­ную Мексику с почти бескровной победой в Ираке. Альфредо приложил много усилий, чтобы на первых порах это именно так и выглядело. Его войска будут выжидать. Как африканские львы выслеживают свою жертву, так и его войска будут наблюдать за продвижением американцев. Пусть противник расслабится, и эйфория от легкого успеха достигнет апогея — тогда и появятся его солдаты, преследуя дичь, которая отбилась слишком далеко от стада.

Конечно, со временем американцы все равно возьмут свое, как делали это всегда. Они приходили и раньше, но каждый раз, насытившись Мексикой по горло, уходили восвояси. И на этот раз будет точно так же. Враг уйдет, а Мексика останется — и ее народ тоже. Так было, и так будет всегда.

Глава 18

Ура, ребята, наша взяла!

Джордж Армстронг Кастер перед битвой при Литтл Биг Хорн (в передаче Джованни Мартини)

Аманда Льюис несколько мгновений тщетно шарила рукой по постели, пока, наконец, не убедилась, что Эда рядом нет. Затуманенный сном разум не смог разгадать тайну отсутствия мужа, и она, перевернувшись на другой бок, уже начала снова проваливаться в сон, коїда донесшийся снизу приглушенный голос привлек ее внимание. Открыв глаза — можно было подумать, что так она лучше расслышит, — Аманда напрягла слух. По тому, откуда доносился голос, и по тону разговора она поняла, что Эд говорит с кем-то по телефону, причем на повышенных тонах. Послушав еще минуту и не уловив в голосе мужа никаких изменений, она решила спуститься. Нужно его успокоить, хотя вряд ли из этого что-нибудь получится. Уж если Эд Льюис начал сражаться с ветряными мельницами, остановить его может толь­ко удар по голове или приступ гипертонии. И если она не в силах помешать первому, то можно хотя бы попытаться предот­вратить второе. Накинув халат, Аманда бесшумно спустилась в кухню, чтобы сварить Эду кофе без кофеина. Несмотря на плот­но прикрытую дверь в кабинет, и в коридоре, и в кухне все было прекрасно слышно. Не обращая внимания на грозный рык мужа, Аманда принялась сервировать кофейный поднос. К кабинету мужа она подошла как раз в тот момент, когда Эд швырнул трубку на рычаг. Аманда приникла к двери — тишина. Решив, что разговор с неизвестным собеседником закончен, она, осто­рожно держа поднос одной рукой, другой открыла дверь.

Как ни в чем не бывало войдя в кабинет, Аманда останови­лась в поисках какой-нибудь не занятой стопками книг и папок поверхности, на которую можно было бы поставить поднос. Обнаружив, наконец, маленький столик, на котором лежала сравнительно небольшая стопка книг, она направилась к нему, пере­шагивая через предметы, валяющиеся на полу: портфель, раз­бросанные бумаги, ботинок Эда. Двигаясь по комнате, Аманда краем глаза наблюдала за мужем.

Он сидел за столом, глядя на телефон, и все еще не замечал ее присутствия. Машинально взяв чашку, он медленно поднес ее к губам и застыл, все еще глядя на телефон.

И это вовсе не свидетельствовало о его грубости или неблаго­дарности. Не было более любящего мужа и заботливого отца, чем Эд. После двадцати двух лет замужества Амацца жалела лишь об одном: что уступила его желанию выставить свою кандидату­ру на выборах в Конгресс. Даже когда он участвовал в боевых действиях в Персидском заливе, она не испытывала столько бес­покойства, как за последние пять лет его работы в Конгрессе. За эти годы человек, которого она любила, на ее глазах превращал­ся в мрачного циника. И хотя сам Эд всячески отрицал, что изменился, Аманда считала, что ей виднее. Все это, вместе с растущей опасностью гипертонии, только усугубляемой часты­ми ночными бдениями, ірозило отнять у нее единственного че­ловека, которого она любила и которому посвятила всю свою жизнь. Тихонько взяв свою чашку, Амацца села на стул у противо­положной стены, предварительно переложив с него несколько па­пок, и, потягивая кофе, стала терпеливо ждать, когда конфессмен Лыоис очнется от своих раздумий.

Телефон зазвонил так внезапно, что она невольно вздрогнула. Эд резко потянулся вперед и снял трубку. Одновременно он, не глядя, поставил чашку кофе, которую держал в левой руке, на стопку книг слева от себя. Аманда как раз собиралась выска­заться по этому поводу, когда Льюис произнес в трубку:

—      Да, я жду.

Сидя на стуле, Амацца наблюдала за мужем, то и дело погля­дывая на чашку кофе, фозившую свалиться с сомнительной опо­ры. И только когда Эд начал говорить, она поняла причину его рассеянности:

—      Да, господин президент, это Эд Льюис. Мне очень жаль беспокоить вас в такой час. но я хотел бы попросить вас еще раз обдумать свое решение.

Аманда прищурилась. "Как бы не так! — подумала она. — Черта с два ему жаль беспокоить президента".

—      Да, сэр. Я понимаю ваше положение. Понимаю и то, что необходимо предпринять какие-то меры, чтобы прекратить на­беги в прифаничных районах. Черт возьми, господин презццёнт, я бы гораздо охотнее оказался сейчас там, на переднем крае, чем здесь, в Вашингтоне.

Аманда чуть не крикнула: "Ну, так давай, поедем, сегодня же, и черт с ней, с этой карьерой!" — но вовремя сдержалась. А Льюис тем временем продолжал:

—     Нет, сэр, моя точка зрения не изменилась. Я считаю ошиб­кой начинать военные действия против правительства Мексики, потому что уверен: они не меньше нас заинтересованы в прекра­щении этих набегов.

Аманда покачала головой и опустила чашку на колено: "Ты никогда не исправишься, — подумала она. — Никогда не пере­станешь сражаться с ветряными мельницами, старый ты дура- леи .

—      Нет, сэр, я не верю тому, что говорят ЦРУ, ВРУ, УНБ и ФБР. Они сидят по уши в дерьме, и вы сами это знаете.

Взглянув на часы, висящие за спиной у мужа, Аманда поняла, что разговор скоро кончится. В конце концов, президенты не обязаны выслушивать ругань конгрессменов, тем более — в час ночи. Наверняка президент за день наслушался подобных речей.

—      Прежде всего, у них — прескверная репутация, начиная с того времени, как Фидель обосновался в Гаване, и до сих пор. А потом — и это куда более важно, — мексиканцы будут драться. Мы с вами оба знаем, что нам никогда не удастся свалить Совет тринадцати. Ведь не удалось же нам, черт побери, избавиться от Саддама, хотя весь мир бьці на нашей стороне, а его армия по­терпела поражение. Что же заставляет вас думать, что на этот раз будет по-другому?