Крещение огнем - Гарольд Койл

Откинувшись на спинку стула, капитан скрестил ноги и сло­жил сцепленные руки на животе. На лице его мелькнула легкая усмешка, и он проговорил:

—     А знаете, мы с подполковником Диксоном как раз говори­ли об этом перед тем, как я пришел к вам. Мой первый бой... — Гарольд поднял взгляд на Нэнси, и улыбка его стала шире. — Мне повезло, что он случился в разгар войны, а не был одиноч­ным событием, которое, к тому же, телевидение разнесло по всей стране, — он помолчал. — Даже сегодня, спустя столько лет, вспоминая об этом, я не перестаю удивляться, как мне уда­лось остаться живым самому и не угробить весь взвод.

Улыбка на лице капитана внезапно погасла. Встретившись с ним взглядом, девушка уловила в его глазах холодную пустоту. А когда Керро заговорил, голос его звучал ровно и монотонно, не выдавая ни чувств, ни переживаний:

—       Это был ночной парашютный десант. Нам предстояло захватить аэродром. Прыгать пришлось с высоты ста пятидесяти метров. Я находился в воздухе меньше двух минут, но они пока­зались мне вечностью. Я со всего размаха рухнул на бетонную полосу и здорово ушибся. Несколько минут мне даже не удава­лось отстегнуть лямки парашюта. Представьте: лежишь в самой гуще перестрелки, вокруг — грохот взрывов, вспышки трасси­рующих пуль, крики офицеров и сержантов, стоны раненых. Твой взвод где-то, во тьме и хаосе, ведет бой. А ты валяешься на земле не в силах ни сесть, ни встать, потому что дал маху, вы­полняя простейший элемент десантной подготовки — неправиль­но приземлился.

Гарольд снова замолчал, глядя в потолок, и несколько раз глубоко вздохнул:

—     В эти секунды я чувствовал себя самым безмозглым, самым неумелым, самым бездарным куском дерьма из тех, что по воле Всевышнего оказались на земле, — он покачал головой. — Ни до, ни после того боя я не ощущал ничего подобного.

Когда он снова взглянул на девушку, она заметила, что глаза капитана влажно блестят, будто в них стоят непролитые слезы. Но она знала, что он сейчас далеко и не видит ее. Перед его мысленным взором встают совсем другие образы, навечно высе­ченные в его памяти страхом и отчаянием.

Так же медленно и размеренно Керро продолжал свой рас­сказ, тщательно подбирая слова, — не для того, чтобы произве­сти впечатление, а стараясь воздать должное тем давним собы­тиям:

—     Той ночью мы потеряли своего командира. У него не рас­крылся парашют, и он разбился насмерть, упав на бетонную по­лосу. Его тело нашли только утром. А я потерял своего первого солдата, чернокожего парнишку из Джерси. Он пошел в армию, чтобы вырваться из трущобной жизни и преступной среды. Эл- лис Джонстон не отличался особым умом и не был образцовым солдатом. По правде сказать, порой он становился просто невы­носимым. И все равно это был мой солдат, а я его потерял. Его разнесло на части из двадцатитрехмиллиметрового зенитного орудия, пока я корчился от боли на взлетной полосе, пытаясь прийти в себя.

Упираясь локтями в колени, Керро выставил вперед указа­тельный палец и наставил его на лейтенанта. Продолжая гово­рить, он будто расстреливал ее в упор автоматными очередями:

—     Сегодня, задним числом, я знаю, что никак не мог предот­вратить смерть Джонстона. Он приземлился в трехстах метрах от меня и еще не успел освободиться от парашюта, как его уже убило снарядом. Будь я рядом с ним, меня убило бы тоже. Так уж случилось. Но такая логика для меня не стоила гроша лома­ного, когда на следующий день я смотрел, как командир взвода собирает то, что осталось от Джонстона, в пластиковый мешок. Мне понадобилось три года, чтобы окончательно понять: в том, что с ним случилось, моей вины не было.

Неожиданно капитан подобрал с пола папку и встал:

—     Джонстон был солдатом, и знал, что под этим подразуме­вается. И то, что случилось с ним на войне, случалось со многими — и до, и после него. И я тоже об этом знал. Виргин­ский военный институт, Форт-Беннинг и все обучавшие меня офицеры и сержанты вдолбили мне это в голову. Я знал, что люди умирают, знал, что сам могу умереть. Все это я понимал. Но тогда, глядя на останки человека, который доверился моему умению повести его в бой, я чуть не плакал от отчаяния. Все лекции по принципам командования, все известные примеры зна­менитых "героев", которые одерживали великие победы, вся боевая подготовка не смогли помочь ни мне, ни рядовому Элли- су Джонстону. Только он был мертв, а я — нет.

Внезапно Гарольд замолчал: он вдруг осознал, что стоит не над останками Джонстона, а рядом с лейтенантом Козак, и рас­сказывает ей о теперь уже далеком прошлом. Она слушала с бесстрастным выражением, за которым скрывалось с трудом сдер­живаемое волнение. Только он пришел сюда не для того, чтобы читать ей лекции и рассказывать истории из прошлого. Его един­ственная задача — убедить ее переписать рапорт. Керро не знал, удалось ли ему убедить лейтенанта. Впрочем, это не так уж важ­но. Ему удалось другое — извлечь из своего прошлого воспоми­нания, которые он считал навеки погребенными. Не имея ни сил, ни желания продолжать разговор, капитан бросил папку с рапортом Нэнси на стул, на мгновение задержал на ней взгляд, потом обернулся к девушке:

—     Лейтенант Козак, принимая во внимание ситуацию, в ко­торой вы оказались, вы справились отлично. Вам нечего сты­диться и не о чем сожалеть. Я бы посоветовал вам сделать так, как предлагает подполковник: переписать показания, убрав из них все слюни, сопли и прочий вздор, придерживаясь только фактов.

Керро подошел к двери, открыл ее и остановился, оглянув­шись на лейтенанта:

—        Если вы хотя бы наполовину тот офицер, каким я вас считаю, вы перепишете рапорт. — С этими словами он вышел, а лейтенант Козак осталась сидеть на смотровом столе. Слезы сте­кали по ее щекам и впитывались в торчащие из ноздрей ватные тампоны.

Стоя на южном берегу реки, Гуахардо наблюдал, как саперы, повисшие на веревках на опасной высоте, готовят мост к взры­ву. Один из них, вынимая из заплечного мешка подрывные снаря­ды, прикреплял цх к перекрестным балкам и прогонам, которые поддерживали идущее поверху моста железнодорожное полот­но. Покончив со взрывчаткой, он осторожно доставал из отдель­ного мешка капсюли-детонаторы и укладывал их поверх заря­дов. Идущий следом напарник соединял капсюли проводами. Это была нелегкая задача. Ответвления проводов, отходящие от глав­ной лиЬии и ведущие к детонаторам, должны быть одинаковой длины, чтобы заряды по всему пролету взорвались одновремен­но. Предстояло разрушить несколько пролетов, и было необхо­димо, чтобы первым взорвался дальний от взрывателя пролет, а за ним, — все остальные, по очереди. Иначе сотрясение от взры­ва и летящие обломки могут повредить провода и снаряды не сработают.

Но мало точно разместить взрывчатку, верно выбрать размер зарядов и правильно соединить провода — необходимо пред­усмотреть дублирующие системы и мины-ловушки на случай са­ботажа. Не прошло и часа с тех пор, а саперы начали работу, как на северном берегу собралась группа американских офице­ров, которые пристально следили за каждым их движением. На голове одного из них — в чине подполковника — Гуахардо за­метил зеленый берет. Появление офицера в зеленом берете по­лковник Гуахардо воспринял как наглый вызов. Он знал, что для предотвращения взрыва моста американцы наверняка привлекут отряд особого назначения, но все же не ожидал, что это будет выставлено напоказ. Однако американский подполковник даже не старался скрыть свое присутствие. Стоя на противоположном берегу реки в своем зеленом берете, он словно дразнил Альфре­до: "Вот он я! Я не позволю вам взорвать мост, и точка".

Если у американца и было такое намерение, то Гуахардо с саперами не собирался легко сдаваться. Чтобы помешать про­тивнику перерезать провода и тем самым предотвратить взрыв, была смонтирована дублирующая система взрыва двумя детона­торами — электрическим и неэлектрическим. Вдобавок, саперы установили множество мин-ловушек — одиночных и группо­вых, — замаскировав их так, что они казались частью общей подрывной системы. Гуахардо понимал, что американские отря­ды особого назначения знают свое дело и им, вероятнее всего, удастся предотвратить взрыв, но понимал он и другое: им это дорого обойдется.

Именно такую цель преследовала акция — заставить амери­канцев заплатить. Тот же принцип лежал в основе всей страте­гии мексиканцев. Ни у кого из членов Совета тринадцати не было никаких иллюзий относительно исхода первого столкнове­ния между Соединенными Штатами и Мексикой. На этом этапе сухопутные, военно-воздушные и военно-морские силы США сумеют добиться перевеса на всех фронтах. Войска Гуахардо просто не смогут с ними тягаться, поскольку уступают и в тех­нике, и в вооружении. И даже при наличии обещанной военной помощи никарагуанцев и кубинцев по количеству оружия армия США все равно оставит их далеко позади.