Избранное - Борис Сергеевич Гусев

во всеуслышание органы СД и гестапо о гибели Кима, и много раз он будет воскресать.

Готовя книгу ко второму изданию, я нашел в архиве документальное свидетельство того же П. Тимошенко о походах Клары в Киев:

«Несмотря на сравнительно короткое пребывание в тылу врага, комсомолка Давидюк К. Т. не испугалась находиться среди фашистов в городе Киеве. В Киев она была послана во время подготовки взрыва Дарницкого моста. Четко в установленные сроки передавала она материалы о готовности задания и получала дальнейшие указания».

…Потом к Александре Тимофеевне пришел какой-то знакомый и, не желая мешать, скромно присел в стороне. И все время молчал, пока хозяйка вдруг не обратилась к нему со словами:

— Александр Дмитриевич, да ведь ты это можешь рассказать лучше меня. Ты же работал от Кима в Чернигове.

И затем мне:

— Это товарищ Михайленко, может быть, слышали…

Мы познакомились. Михайленко сказал:

— Я только что от пионеров. Так все сначала?

— Что делал центр — об этом я уже много слышал, а вот как все это делалось… Здесь пробелы, — отвечал я.

Он задумался, а затем начал рассказ:

— Что ж… так и делалось. Я жил в Чернигове, ходил по городу, запоминал то, что видел: расположение войск, виды оружия… А каждую неделю ко мне являлись связные от Кима. Чаще всего Любовь Степановна Валюшкевич, работавшая до войны учительницей. Но кроме меня в Чернигове были еще его люди. Любовь Степановна обходила всех нас и возвращалась в центр. Так что информация была всесторонней. Однако в начале сорок третьего года Ким вызвал меня к себе и сказал, что хождение отнимает очень много времени, а ему нужно все быстро, то есть не ему, а… словом, понятно кому. Я пожал плечами, а что можно сделать? Но у него уже был свой план.

«Квартира конспиративная есть на примете?» — спросил он.

«Есть, и даже не одна», — говорю.

«Тогда я вам даю радиста, рацию ставьте — и на прямую. А копии — мне».

В тот же день мне сделали документ, что я староста… Да. А радист Панфилов получил удостоверение полицая. Подводу дали, погрузили мы рацию, сели, поехали.

— Так прямо, открыто? — спросил я.

— Прикрыли брезентом на случай дождя… Расчет был на психологию. Если, скажем, сеном закрыть или еще чем, это скорее наводит на подозрение. И мы открыто… Едет телега, какой-то ящик везет — подходи, смотри… Конечно, риск был, никто не отрицает. И к нам подошел полицай у самого Чернигова… Мы ему документы, а он даже не посмотрел. Попросил закурить, мы ему дали, конечно… И так, без особых происшествий, добрались до места.

Глава XI

В НЕДОСТРОЕННОЙ ДАЧЕ

Из Белоруссии я почти не имел писем от людей, близко знавших Кузьму Гнедаша. Центр Гнедаша занимался там исключительно разведывательной работой. С партизанами был связан мало — да такая задача перед ним и не ставилась. К тому времени, как Ким прибыл на Слонимщину (декабрь 1943 года), пламя партизанской войны уже бушевало. Здесь и природные условия для партизан были полегче, чем в Междуречье: дремучие леса на сотни километров, с далеко отстоящими друг от друга поселками, отсутствие степного ландшафта. Партизаны, с которыми я встречался, отвечали: «Слышали, видели», но конкретно никто ничего мне не мог сказать. Один мой корреспондент даже писал, что видел, как подполковник Шевченко в форме советского офицера при немцах ехал по Слониму на белом коне. И будто даже не торопился. В Белоруссии, и верно, Кима больше знали как подполковника Шевченко. Но зачем ему было так рисковать? Да еще на белом коне… Легенда.

Но вот уже не легенда. В Западной Белоруссии я встретил Волчиновича Александра Иосифовича. Он стар, но все еще работает в мастерских слонимской телебашни. Во время оккупации Александр Иосифович жил на хуторе Полотницы — тоже в этих местах, и хотя партизаном не был, но доверием партизан пользовался как человек надежный и преданный.

…Александр Иосифович столярничал. На нем были спецовка и фартук. Стружка из-под рубанка шла прозрачная, тонкая. Мастер занимался филигранной работой. Вот он отложил рубанок, присел на табуретку, задумался. Сказал с сомнением:

— Я ведь подполковника всего-то один раз и видел… то было уже в сорок четвертом, весной…

— Подполковник — это Ким, то есть Гнедаш?

— Да… Подполковник Шевченко.

— Где же вы его видели?

— Дома у себя, в Полотницах… Под вечер то было. Бежит мальчонка… Наш, хуторский. «Дяденька, велено дома быть вам». Ну, я чую, откуда это. «Буду», — говорю. «И свету не зажигать в избе». Исполнил я все. Сидим в потемках… Часов в десять стук. Отворил… Немчинов пришел, этот часто бывал.

«Чужих нет?» — спрашивает.

«Никого. Смотри сам».

Вошел, осмотрел избу и говорит:

«Сейчас подполковник будет. Свету не зажигать».

Ушел. Опять сидим. Гарнизона их у нас на хуторе не было. Одни полицаи, и те пуганые. Доносами промышляли. Сидим. Ждем. Еще часа половина прошла. Опять стук. Отворяю: Немчинов и с ним еще человек, пониже и пополней… Прошли вовнутрь. Я своих отослал в кухню. Подполковник с Немчиновым к столу сели… Пошел разговор. Говорил-то один подполковник.

— О чем он говорил? — спросил я.

— Всякое, что дела касается. Спрашивал меня…

— О чем?

Старик задумался.

— Вот уж и не помню… Побольше четверти века прошло… Про все спрашивал. Кто из наших людей есть на хуторе, кто чем владеет… А больше — не помню.

— Владеет — это в смысле имущества?