Похититель невест - Сьюзен Поль

— Да! — Ответ сэра Кристиана прозвучал словно удар кнута. — И кто же может стать его верной сообщницей, если не его родная дочь? Чью еще душу сжигает большее стремление отомстить, что предпочли не ее, а другую? — Он шагнул вперед, в гневе размахивая обтянутой перчаткой рукой. — Как только ты мог принять под свой кров эту коварную распутницу? Как ты мог вообще поверить ее словам после всего, что нам стало известно о ней еще в Лондоне?

— Да, это было ошибкой, — согласился Джастин. — С тех пор как Эвелина приехала к нам, с того дня, когда я впервые увидел эту проклятую женщину, я совершил не один промах и теперь намереваюсь все исправить как можно быстрее. — Упрямо сжав губы, он направился к лестнице. — Гайза, нагрей и принеси в мою комнату побольше горячей воды. Я должен вымыться после того, как закончу разговор с леди Эвелиной. Хьюго, а ты напиши еще раз Алексу и Хью и сообщи им, что я надеюсь на их помощь и прошу предоставить в мое распоряжение их войско. Пусть немедленно выступают, захватив всех воинов, что им удастся собрать. Я устал, стараясь вести себя с сэром Майлзом, как подобает благородному рыцарю. Это продолжалось слишком долго, — произнес он, поднимаясь по лестнице. — Теперь я готов начать войну.

Эвелина стояла у окна, выжидательно глядя на дверь. Когда Джастин вошел в комнату, он понял, что женщина, скорее всего, слышала, как он отпирал замок.

— Джастин! — воскликнула она, и лицо ее озарилось приветливой улыбкой. — Наконец-то!

В ту же секунду она бросилась к нему, крепко обняла и уткнулась лицом в его грудь.

— О, как же я рада видеть тебя! Ты не поверишь, что мне пришлось вынести за эти несколько дней от твоего брата и сэра Кристиана. Я молилась, чтобы ты поскорее вернулся, и была уверена, что только ты сможешь все исправить.

Крепко схватив ее за руки, Джастин резко оттолкнул Эвелину от себя.

— Я не желаю ни слышать ваши лживые ласковые речи, ни видеть ваши притворные радостные взоры, миледи. Я хочу знать только одно: где моя жена?

Эвелина вперила свой взор в его лицо, явно ошеломленная таким началом разговора, но через несколько секунд, овладев собой, сумела издать веселый смешок.

— Ах, Джастин! Да ты, верно, просто поддразниваешь меня! Не может быть, что ты поверил всему, что наговорили тебе они! Неужели за прошедшие месяцы ты так плохо узнал меня, что поверил этим бредням?

— Я начинаю думать, что вовсе не знаю вас, леди Эвелина Херселл.

Улыбка медленно сползла с ее лица.

— Но мы же были друзьями, — сказала она. — И хорошими друзьями. Я научилась во всем доверять тебе, теперь же вижу, ты не желаешь одарить меня своим полным доверием. Да, я признаюсь, что помогла Изабель покинуть Тальвар, но только потому, что она умолила меня сделать это, и потому, что я не хотела, чтобы она отправилась в путь одна, да еще среди ночи. Но я отказываюсь признать себя виновной во всем остальном, в чем меня обвиняют. Если Эрику вздумалось сбежать, никого не предупредив, ни с кем из друзей не попрощавшись, разве я могла этому, помешать? И если Кейн напился и заснул мертвецким сном, при чем тут я? — Она умоляюще заглянула ему в глаза. — Как только ты можешь верить им и не верить мне, Джастин?

— А разве может быть иначе? — ядовито возразил он ей. — Вы солгали Изабель. Вы сказали ей, что несчастный ребенок, которого вы носите, — от меня. За одно это мне следует свернуть вам шею, миледи.

— Я ничего такого ей не говорила! — горячо воскликнула Эвелина, с трудом вырывая руку из сильных рук Джастина. — Оделин возненавидела меня с самого начала, и вам это отлично известно, милорд. — На губах ее играла злобная ухмылка. — Эта маленькая потаскушка оболгала меня, чтобы ее не слишком-то расспрашивали, чем это они с Сенетом занимались ночью в конюшне. Держу пари, вам это и в голову не приходило, верно, милорд?

— Оделин незачем выдумывать и лгать или даже смущаться, — спокойно ответил ей Джастин. — Она помолвлена с Сенетом, и вам известно так же, как и мне, что, если по закону они обручены, это означает, что они, считай, обвенчаны, хотя еще и не обменялись свадебными подарками. Даже если бы они открыто пожелали поселиться вместе, никто не посмел бы даже косо взглянуть на них.

— Значит, Оделин ошибается, и ей все это послышалось, — упрямо настаивала Эвелина. — Я никогда не говорила Изабель, что ребенок, которого я жду, — от вас, милорд. Она узнала; правду и вознамерилась покинуть Тальвар независимо от того, останусь я тут или же нет. Она захотела уехать, сама захотела покинуть вас, милорд, и все из-за своей любви к этим проклятым цифрам и подсчетам.

Джастин покачал головой, не давая Эвелине закончить.

— Я не верю вам, Эвелина. Когда я видел свою жену в последний раз, она была явно убита мыслью о том, что мы с вами — любовники. Она просила не отсылать вас из Тальвара и сказала, что лучше уедет сама. Тогда я не понял, почему она решилась на такое, теперь-то мне ясно, что она поступила так лишь потому, что вы наговорили ей, будто ваш ребенок — от меня. Изабель не хотела покидать меня. Она сделала это лишь ради того, чтобы вы, я и ребенок могли быть вместе, а я, как последний дурак, сам подтолкнул ее к такому решению.

— В таком случае, быть может, вам следует благодарить Изабель за то, что она оказалась столь прозорливой и мудрой. Может быть, ей лучше, чем кому-либо из нас, известно, что лучше для всех.

Джастин открыл, было, рот, намереваясь что-то сказать, но, не произнеся ни слова, нахмурился и задумчиво уставился на Эвелину. Она ошибочно истолковала его реакцию и, медленно подойдя поближе, положила руку на его рукав и заговорила более мягким тоном, тщательно подбирая слова:

— Подумай сам, Джастин, ведь Изабель тебе больше не жена. По своей доброй воле она ни за что не уехала бы с тобой, но ты захватил ее силой, да и осталась она в Тальваре лишь из благодарности. Ведь ты обращался с ней намного лучше, чем мой отец. Вам известно, милорд, что я говорю чистую правду. Разве ее готовность покинуть вас, поверив в вашу измену, не подтверждает истинности моих слов? Но теперь она уехала, уехала сама, добровольно, и мы с вами можем быть вместе, как и предполагалось с самого начала.

Густые ресницы Джастина опустились, когда он устремил взгляд на руку Эвелины, касавшуюся его рукава.

— Так вот чего вы добиваетесь, Эвелина? Вы думаете, что будете счастливы со мной, счастливы здесь?

— О да! — Она крепче прижалась к нему, касаясь кончиками пальцев его холодной щеки, покрытой жесткой темной щетиной. — Я хочу этого больше всего на свете. Я люблю тебя, Джастин, и знаю, что и ты любишь меня. Мы можем быть счастливы, если только ты этого пожелаешь…