Птица-жар и проклятый волк - Полина Бронзова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ёрш поглядел на Невзора, тот на Пчелу, Пчела на Добряка. Пожали плечами.
— Сам-то языком трепать не станешь? — спросил Добряк.
— Да чтоб мне дня не пережить! — с жаром поклялся Карп и, подавшись к брату, нетерпеливо добавил: — Ну?
— Да вот… — прошептал Ёрш неохотно, замялся и докончил совсем уж тихо: — Добыть разве птицу-жар…
Карп так и подскочил, округлив глаза, и повторил тоже шёпотом, однако ж довольно громко:
— Развести пожар⁈
На него зашипели, замахали руками.
— Сядь, сядь! — потянул его Ёрш за рукав.
Не слушает Карп, шумит:
— Да что «сядь», что «сядь»? Вы-то, поди, из этих, из тех, кто подменыша…
Тут опомнился он, увидал, что народ оглядывается. Опустился на лавку и шепчет сердито:
— Подменыша извести задумали?
Насилу ему растолковали, чего хотят. Да только Карп и не вздумал помогать, забоялся.
— Ишь, — сказал сердито, — вам помоги, а сам головой отвечай! С кого, думаете, за птицу-то спросят? Ежели за вас поручусь, так с меня и спрос. Ну, брат, едва не удружил ты мне!
Поднялся он тут, с грохотом отодвинув лавку, да и ушёл. Ёрш только крякнул огорчённо.
— Эх ты, — укоризненно сказал ему Добряк. — Бестолкова ты, возьми тя короста! Чё обещался-то, будто он поможет? Делать-то чего теперь?
Ёрш виновато отвёл глаза.
Мужики примолкли и только почёсывали в затылках да глядели в кружки, вздыхая, будто думали сыскать там ответ. Корчмарь, до этой поры не сводивший с них глаз из опасения, что выйдет ссора, теперь продолжил крутить веник из полыни. Докончив, подвесил его над окном, где за полынью уж и стены было не видать. Да поди знай, отпугнёт ли это нечисть, если нынче она ничего не боится.
— А вот… — начал Пчела. Все поглядели на него с надеждой, но он осёкся, хмурясь, и покачал головой.
Тут человек, сидевший в самом тёмном углу, оставил своё место да к ним подсел.
— Я кое-что услыхал, — говорит. — Видите ли, как складывается: вам помощь нужна, и мне помощь нужна. Я в царский терем вхож и вас проведу, только окажите мне услугу.
Сам-то, видно, не из простых — кафтан на нём расшитый, рубаха шелковая. В чёрных волосах ни сединки, лицо молодое, а глаза престранные: запали, как у старика. Всё же глядят живо, с блеском.
— О какой услуге просишь? — спрашивает Невзор, хмуря брови.
— В ином бы месте потолковать, — отвечает человек, а сам усмехается. — Здесь ни к чему вести такой разговор, услышат. Вот что: завтра, как стемнеет, приходите к старому мосту за мельницей, там и поговорим.
Сказал этак, поднялся и ушёл, только они его и видали.
— Вишь ты, — с досадой сказал Невзор, — небось уж всё Белополье знает, куда мы собрались. Как бы поутру сам царь не пожаловал! Явится да скажет: слыхал, вы…
— Ну, ну! — зашипел на него Пчела. — Язык-то прикуси! Будто и не шибко худо вышло. Что ж, пойдём, послушаем, что у него к нам за дело?
Тут они поспорили, потому как Добряк не спешил доверять невесть кому.
— Подведёт он нас под беду! — всё повторял он. — Чё за дела, о которых открыто не скажешь?
— И у нас, положим, такое дело, — возражал ему Пчела. — Пойдём да узнаем, чего он хотел. Отказаться-то всегда можно.
Спросили они у хозяина, ведом ли ему гость, сидевший за их столом, но тот лишь пожал плечами.
— Дивно, — пробормотал Дарко, пощипывая жидкую бородёнку. — Ежели тот человек не соврал и взаправду к царю вхож, так он, значит, состоит у него на службе. Нешто бы такого здесь не знали?
Поразмыслив, решили всё же идти. Их-то шестеро, а тот человек один — встретиться да выслушать будто и не страшно.
Пока мужики говорили да спорили, Завид молчал. Неловко ему: им-то птица не нужна, всё за-ради него одного. Вот умом пораскинут и поймут, что впутываться не хотят. Ещё ведь и сразу всё не так пошло.
Молчит, губы кусает и кисти своего пояса в ладони сжимает. Пояс тот Умила шила-вышивала, сама повязала, да с приговором, с добрым словом. Тронешь, и будто силы прибывает.
Дождался Завид, пока мужики примолкнут, откашлялся, да и говорит:
— Езжайте домой, а я уж сам управлюсь. Сам к тому человеку пойду, не то и придумаю, как наняться к царю. Я, было дело…
Хотел он сказать о том, как Тихомиру, царёву побратиму, жизнь спас. Если примыслит, как подойти, может, и через Тихомира узнает о птице. Да хоть к нему на работу наймётся, а там, слово за слово, всё и выпытает. Отыщет способ выкрасть птицу-жар, сам управится.
Хотел сказать, да сомнения взяли. Поди ещё узнай, обрадуются ли мужики. Может, скажут, напрасно его пожалел, царского-то советника, а может, станут пенять, что зря им головы морочил, ведь без их помощи мог обойтись.
— Я сам эту птицу добуду, — сказал тогда Завид. — А ежели что, сам и отвечу.
— Ишь, каков гордец! — говорит ему на это Дарко. — Уж дело заделано, надо доделывать. Вместе взялись, значит, вместе и закончим.
— Верно, — говорит и Пчела, — неча нос драть! Тебе-то, положим, одна птица надобна, а мы себе что иное найдём. Небось дураками будем, ежели в терем-то проберёмся да выйдем с пустыми руками!
Тут ему насовали локтей под рёбра — нашёл о чём толковать посередь корчмы! Хоть и таятся, шепчутся, да их уже один человек услыхал. За такие речи могут и к ответу призвать, вот и попадут они тогда на царский двор, да не так, как думали-гадали.
Пошли они спать. Место им отвели где поплоше: в хлеву на сене. От сена дух сладкий, от сруба сосной пахнет, внизу свинки возятся, от них тоже дух. Темно, тесно да тепло, уж сон подступает.
— А ведь это мы чёрта видели, — сказал вдруг Пчела. — Как есть чёрт к нам подсел! У него-то глаза черны да этак глядят, будто он сотню лет прожил. Кафтан-то на ём богатый, сам и к царю, говорит, пробраться может. Ежели б он человеком был, нешто ему бы нужна была наша помощь? Небось на любое дело, какое ни есть, своих работников мог послать…
— Ты уж молчи, — проворчал Невзор.
— Да чёрт, чёрт! — не унимается Пчела. — Вот поглядите, что у него за дело будет. Это он вокруг пальца нас решил обвести, наши души сгубить, для того заманивает. На ноги, на ноги надо было глядеть: небось копыта!
— Да уймись, чё верещишь! — прикрикнул тут Добряк. — Завтра ввечеру и
