Мать Вода и Чёрный Владыка - Лариса Кольцова

Перед ней стоял ангел и, несмотря на потерянный вид, он обладал без преувеличения нездешним великолепием. И всё же в его внешности уже замечалось преобладание мужественных черт над подростковыми и, возможно, с подспудно начинающейся борьбой между мужественностью и ангельской гармонией. Но пока что ангельская белоснежная скорлупа не имела на себе ни малейшей трещинки, а глубинное, всегда мучительное, шевеление вызревающей мужской самости зримо не проявляло себя ничем. Он воспринимал её речь, как болезненную и бессвязную, а не как нескромное зазывание к неким отношениям. Да ведь так и было в действительности!

Благословенен тот отдалённый мир, где возможно произрастание таких вот мальчиков. Наверное, Рудольф был таким же когда-то… Если бы она встретила его в таком же возрасте, в такой же безупречной целостности, не повреждённой всей его последующей жизнью. И сама была бы тою, какой он увидел её в первый день их встречи… но где бы могло такое произойти, каким образом? Появившись в разных мирах, но встретившись, они несколько разминулись во временах…

Её световое отражение в бирюзовом купальном платье унесла бирюзовая река за недостижимые пределы горизонта…

Мальчик был удивительно пригож, он сочетал в себе пока ещё не изжитую полудетскую расплывчатость черт и проблески будущей победоносной мужской красоты. Его подбородок, обещающий также будущую сильную волю, высокий чистый лоб, в меру крупный и в меру утончённый ровный нос, идеальный овал лица, припухлые губы всё это напомнило юного Нэиля, да так нестерпимо остро, что она произнесла, как вчера в холле, — Нэиль! Брат мой… — и уткнулась ему в грудь совсем уж некрасивым после пролитых слёз и последующего болезненного сна лицом. Артур растерянно и участливо обнял её, не понимая, что ему делать. Он стал нажимать свой браслет и от волнения перешёл на неизвестную певучую речь. Инструкция Рудольфа в ответ, который Нэя не услышала, так как воспринимающее устройство было где-то спрятано в ушной раковине землянина, была, видимо, предельно ему понятна.

Выход из «Зеркального Лабиринта»

Артур подвел её к выходу. Прозрачная панель отъехала в сторону, и Нэя очутилась снаружи «Зеркального Лабиринта» одна.

Разгорающийся день обещал быть настолько чудесным, что всё вокруг светилось и будто бы готовилось к празднику. Подъезжали машины, люди выходили также из внутригородского общественного транспорта, а те, кто жили поблизости, пешком спешили на свои рабочие места. Она впервые очутилась здесь в такое время, когда народ заполнил едва ли не всю площадь, раскинувшуюся перед комплексом зданий «Зеркального Лабиринта». Укрыться от любопытных взглядов не представлялось возможным.

Нэя, странная, непривычная, как зыбкий призрак той, кто была здесь олицетворением столичного блеска, вкуса и безупречных поведенческих манер, шлёпала босая, почти неузнаваемая, — а её тут знали и замечали практически все. Пошатываясь от лекарств, пережитого, голодная, в надетом наизнанку платье она побрела вдоль дороги в сторону своей «Мечты», попутно даже размышляя, какое же дурацкое название придумала она своему предприятию по пошиву одежды. Сменить? И как назвать? «Разочарование»? Или «Очарование для дураков»? Или, чтобы не было никому обидно, «Очарование для…». Многоточие будет давать всякому простор для личного уже творчества. Она же будет знать, что «для дур кромешных». И уже не будет уподобляться одушевлённой ходячей витрине. Только скромные, неброские костюмы, хотя из дорогой ткани, строгое, почти суровое достоинство облика, дежурная улыбка для значимых заказчиков…

Поток сознания стремился унести её как можно дальше от того, что произошло, а ноги как на автопилоте несли её в сторону дома, ставшего из лучшего худшим, но оставшегося единственным. Рудольф почему-то не поправил её платье и ничуть не озаботился её видом, явно болезненным и скандальным для аккуратной всегда красотки Нэи. На неё не просто обращали внимание, а кое-кто даже останавливался, пропуская её и глядя вслед. Это был скандал, вызов их местному упорядоченному быту, их идеальному внешнему порядку. Они решили, что она пьяна! А что ещё могло прийти им в голову? И хотя встречные люди молчали, голова Нэи наполнилась гулом, как будто она сунула её в осиное гнездо, и воображаемый яростный рой жалил её и без того травмированную психику.

— Тварь со звёзд! — ругалась вслух Нэя, всё понимая ясным уже рассудком. Но не могла идти ровно, её заносило куда-то вбок. От собственной неадекватности, что ли, он дал ей избыточную дозу лекарств для того, чтобы нейтрализовать воздействие эликсира Ласкиры. «Опозорил, как последнюю падшую, что теперь все будут говорить обо мне? Как я его прощу? Ненавижу»!

Остановилась встречная машина и из неё вышел Рэд-Лок. Какое-то время он раздумывал, подвезти или же проводить? Но большая часть пути уже пройдена, и среди деревьев мерцал на холме зелёный с отливом в лиловый, — или же лиловый с переходом в зелёный, — кристалл здания «Мечта». Он бережно взял её под руку, чтобы проводить до «Мечты», не говоря при этом ни слова. Не затаскивать же её в машину на виду у спешащей или же праздно шатающейся, — и чем одно отличается от другого? — публики. Она даже не придала значения, кто идёт рядом, но была благодарна и такой поддержке. Лица провожатого она не видела. Рэд-Лок был сосредоточен и хмур, стараясь не глядеть на неё. У ступеней, ведущих к входу в кристалл, Нэю взял под руку уже охранник Ихэ-Эл, «Утренний Луч», и сопроводил в само здание. А уж там, потребовав у озадаченного Ихэ-Эла оставить её одну, она и сама доплелась до собственной двери, удивляясь при этом, что сознание по-прежнему было ясным в отличие от заплетающихся ног. Внутри живота будто дикие кошки дрались друг с другом, заодно царапая и её.

— Вы-то как туда попали? — спросила она вполне себе здраво, согнувшись пополам. И подумала, что хорошо бы умереть тихо и незаметно для всех…

Рудольф вернулся в отсек и завалился на ложе, ставшее сценой для спектакля с одним единственным зрителем, что пребывал заточенным в инопланетном Кристалле.

Она ушла, будто волоча на своей спине незримые помятые крылья, на которые наступил тяжелый башмак…

Мысли одновременно требовали осмысления произошедшего и отключения от всякой рефлексии. Осмысливать было тяжко, отключиться не получалось. Об укушенной собственным же смертоносным жалом Азире, думать было невозможно, и он не думал. Та пришла как враг, как наёмная убийца, и он ещё разберётся с тёмным всегда, но определённо недалёким Чапосом. Если это Чапос. Но мог быть и другой заказчик. Он хватался за любые другие размышления, чтобы не думать о Нэе, но они оттеснялись её обликом за край сознания. Внутри застрял мерзкий сваленный ком впечатлений вчерашнего дня,