Дева Баттермира - Мелвин Брэгг

— Благодарю вас, сэр… а как ваш брат, сэр? Судья Хардинг спустит меня с лестницы, если я не разузнаю все про него.

— Последний раз, когда я получал сообщение от Александра, он был в Вене. Полагаю, он предпочитает заграницу родному дому. Но в нашем семействе эпистолярный жанр не в фаворе: катастрофически не хватает времени писать письма, Дженкинс. Во всяком случае, родственникам.

— Эпистолярный жанр, это мне знакомо, — заметил Дженкинс. — Из судьи латынь так и лезет.

— Несомненно. Всего тебе хорошего.

— Я отвезу письмо обратно?

— В том нет никакой необходимости.

«Так я его и оставил, на берегу озера, с двумя письмами, — докладывал Дженкинс своей внимательной аудитории, о которой долгое время только мечтал, — в каждой руке по письму, смекаешь? Точно статуя правосудия с весами. И еще я знал, — Господь мне свидетель, — что довелось мне встретить человека, душа которого бродит во тьме».

Письмо Ньютона не оставило ему ни малейшего выбора. Ему придется вернуться в Кесвик. У него не было никакого намерения наносить визит судье Хардингу и ввязываться в рискованное противостояние с Ньютоном, откладывая свою поездку хотя бы на день, чтобы дать Хардингу возможность сделать дальнейший ход.

У него оставался еще один день с Мэри.

И все же он провел день, избегая ее, а она — его. Прослышав об их возвращении, явился преподобный Николсон и тут же был приглашен на рыбалку, на которой они провели вторую половину дня, не без успеха наловив форели. Кроме того, полковник пригласил его съездить за компанию в Кесвик следующим утром…

Мэри обнаружила некоторые погрешности в управлении гостиницей, допущенные в ее отсутствие. И она с воодушевлением занялась устранением недостатков, а затем, словно войдя в азарт, принялась чистить и мыть весь дом и гостиницу, несмотря на все протесты миссис Робинсон, которая недвусмысленно заявила, что такими вещами не подобает заниматься истинной леди… так что время, когда ей приходилось мыть и убирать, миновало. Однако стоило Мэри лишь на минутку остановиться, как страх и ужас захлестывал ее, грозя перерасти в панику…

На радость миссис Робинсон, посетителей в тот вечер в гостинице не было. Мать боялась, что Мэри по старой привычке примется прислуживать им. Она и ее муж испытывали нечто вроде благоговейного восторга и в то же время были немало смущены озабоченным видом зятя. Они, как и сама Мэри, как и Хоуп, находились в тревожном ожидании.

Мэри легла спать рано, однако Хоуп не намеревался провести оставшийся вечер на пару с бутылкой или со своим тестем. Когда сгустились сумерки, он принялся бесцельно слоняться по дворовым пристройкам, загружая карету и готовясь к отъезду следующим утром, и так тщательно проследил за упаковкой вещей, что Мальчишка-мартышка забеспокоился, будто его подозревают в небрежности.

Хоуп совсем уж было вознамерился вернуться в гостиницу, в свою комнату, когда им неожиданно овладело желание снова повторить прогулку, которая когда-то завела его далеко на склоны крутых холмов и подарила ему ощущение неодолимой силы.

Он шел быстро, наслаждаясь напряжением в ногах, прохладным вечером, спокойствием, легким плеском воды в озере. Появилась луна, становившаяся все ярче и ярче по мере того, как он шел через лес, так что в конце концов ему стало казаться, будто он гуляет при свете дня. Лунная тень задрапировывала гигантские склоны холма. В спокойной глади озера луна отражалась холодным алмазом.

— Должно быть, это просто чудеса, — пробормотал Хоуп, — одни лишь чудеса. Но и раньше чудеса тоже случались. Ты заставил Красное море расступиться, а затем снова сойтись, Ты наслал саранчу, Ты превратил воду в вино и осенил Савла покровом веры, и он стал святым Павлом. И сейчас происходят удивительные, чудесные вещи… Путешествуя по Италии, я много слышал о чудесах. Дева Мария, пречистая Богородица явилась всей деревне, через которую я однажды проезжал, а в Толедо жил человек со стигматами, и мы сами видели их.

Китти Доусон, которая все это время следила за ним, прячась в лесу, двигалась по склонам холмов и не спускала с него глаз, пока добиралась до конца долины, с трех сторон закрытой высокими скалистыми утесами.

— Что мне делать? Ты так и не подал мне никакого знака. Ты не даровал мне своей помощи. Если Ты покинешь меня, то я погрязну в грехах, Ты знаешь это. Почему Ты не внимаешь

мне? Ты был послан в мир, чтобы спасти грешников, тех, что истинно раскаялись в деяниях своих. Посмотри на меня. Я тот самый грешник, и я на самом деле истинно раскаялся. Почему же ты покинул меня?

Но слова, что он шептал, так и не нашли отзвука, даже среди камней. Он развернулся и посмотрел вниз, на долину, что раскинулась перед ним, залитую лунным светом, брызги звезд на черном небосклоне, видневшиеся вдали редкие тусклые огоньки, прислушался к лаю собаки и непрерывному плеску воды.

Все было кончено.

Он знал, что она только притворяется спящей, однако не стал ее трогать. Ему хотелось с ней поговорить, но о чем? Ему вдруг подумалось, что даже в ее обмане кроется интуитивная деликатность.

Он быстро разделся и задул свечу. Лунный свет просочился в комнату и осветил несессер, который он, уходя, оставил открытым и который теперь переливался всеми оттенками серебра. Он вдруг осознал, что должен просто оставить его. Если он заберет его с собой, как забрал белье и посуду, он тем самым нанесет Мэри дополнительный и жестокий удар. А если оставит его, Ньютон будет вне себя от ярости. Эта извращенная мысль неожиданно успокоила его и помогла обрести — ни на чем не основанное — чувство уверенности в себе.

И тогда он повернулся к Мэри, нерешительно прикоснулся к ее плечу, к бедру, скользнул рукой по груди, затем поцеловал волосы и, осторожно отодвинув прядь, коснулся губами ее шеи. Она повернулась к нему, и в этой тишине ночной комнаты, пронизанной свечением серебра от несессера, они вновь обрели друг друга.

— Надо заметить, вы совершенно не похожи на своего брата. Я имею в виду внешне, — сказал Хардинг.

— Вы не первый, кто отмечает это.

— Мог бы поклясться, что сегодня утром слышал разговор о заметке, которая вот-вот появится в «Пост», где идет речь о некоем члене парламента от Линлитгошира, женившимся на дочери хозяина одной из местных гостиниц.

— Вы ведете речь о моей жене, сэр. — Спина Хоупа напряглась, его глаза смотрели прямо и с вызовом на багровое, с двойным подбородком и нависшими бровями лицо Хардинга. Такое заявление требовало извинений.

— Прошу прощения, сэр.

— Я не читал этого сообщения, — заметил Хоуп, лихорадочно перебиравший в уме все неизбежные последствия такой публикации. — Без сомнения… если все так, как вы говорите… то это просто ошибка, которую впоследствии станут повторять. Мое место в парламенте от Дамфрисшира.

— Я пробуду в городе несколько дней. Возможно, вы пообедаете со мной этим вечером?

— Возможно, мне придется уехать раньше, но если я все же вернусь, то приму ваше предложение с большим удовольствием.

Произнес он это холодно. Хардинга нельзя было спускать с крючка.

— В таком случае прощайте, сэр. И всего вам хорошего.

После кивка в сторону Николсона Хардинг тяжело развернул свое грузное тело и глянул на Дженкинса так, точно тот был приговорен к повешенью. Хоуп заметил, что как только они оба вышли из комнаты, то принялись оживленно перешептываться. Хоуп и преподобный Николсон остались в одиночестве в гостиной «Головы королевы».

Хоуп взглянул на преподобного и любезно улыбнулся ему.

— Весьма трудно найти управу на подобных надоед, которые так и навязывают вам свое общество, — заметил он.

Николсон несколько неловко кивнул.

— Ах, вот вы где, полковник.

Преподобный так и подпрыгнул на месте, когда прозвучал чин Хоупа.

— Благодарю вас. Итак, мистер Вуд, не окажете ли вы мне еще одну любезность?

Вуд благодарно кивнул в ответ на этот дружеский тон.

— Я ожидаю друга, мистера Ньютона. Он значительно ниже среднего роста, сухощав, у него весьма худое лицо, он носит темную одежду…

— Я помню мистера Ньютона, — прервал его Вуд вежливо. — Совсем недавно он останавливался здесь переночевать. Адвокат, мне помнится, из Честера и, как вы уже упоминали, носит темную одежду.

— Именно так. Когда он прибудет, не могли бы вы отвести его в вашу личную гостиную и сообщить ему, что я приду буквально через несколько минут.

— Да, сэр, непременно, и вот еще. — Все время разговора Вуд держал одну руку за спиной, теперь же он протянул ее вперед, зажимая в пальцах лист бумаги, свернутый в трубочку. — «Романтический брак», — сообщил Вуд, одновременно светясь от радости и смущаясь. — Я слыхал, это отослали в «Пост», так я успел сделать себе копию.