Солнечные стрелы - Джудит Тарр

до локтя, переместились на брюшной пресс, помяли, словно массируя, бедра мужчины, потом поднялись выше на грудь, и еще выше к самому горлу. Помедлили деликатно, как пальчики опытной соблазнительницы, и зарылись в мокрый шелк бороды. Эсториан опустил взгляд. Золотые пылающие глаза метнулись ему навстречу. Лицо мальчишки сейчас казалось мертвенно-белым, и шрамы, рассекающие его щеки, приобрели багрово-красный оттенок. Эсториан кончиком пальцев провел по ним.

Меч? полуутверждающе спросил он.

Нож, сказал Корусан. Его голос вновь стал холодным и спокойным. Один след в знак посвящения, другой за мою вспыльчивость. Я вел себя плохо, когда меня принимали в братство. Он сражался за свою вуаль и мечи? Конечно. Тут не о чем было спрашивать. Все ясно и понятно без слов.

Скажи, ты с самого детства такой красавчик? Корусан растерянно захлопал ресницами. Редкое и весьма отрадное зрелище. Эсториан позволил себе улыбнуться. Мальчишка нахмурил брови.

Разве красота так уж важна?

Конечно. Особенно если ее закрывают вуалью. Скажи, зачем тебе это надо? Чтобы люди не говорили, вон пошел хорошенький дурачок? Глаза Корусана посуровели.

Ты, медленно, чуть задыхаясь, сказал он, ты, мужественный и сильный мужчина, ты отвергающий свою собственную красоту, ты вздумал судить меня?! Мальчишка оскалил зубы.

Яне... Эсториан не успел договорить и взвыл от резкого укуса в плечо.

О, бог и богиня! Мальчишка откинул голову и, кажется, собирался повторить свой маневр. С ужасающим спокойствием Эсториан наблюдал за ним, ощущая холодок в позвоночнике. И вновь между ними пролетела искра и принесла мгновенную боль, словно тысячи крохотных раскаленных шпаг разом вонзились в его тело. Он не знал, чего теперь ждать от маленького безумца. Лунатик опять оскалил ровные белые зубы, как будто собирался откусить собственный язык или сожрать заживо стоящего рядом с ним человека. Он начал с губ, потом перешел к подбородку, потом стал вгрызаться в горло, потом укусил сосок. Однако яростные укусы его были бескровны. Хищно урча, как голодный пес, он глодал его руки и кисти, потом вцепился зубами в бедро, потом... Эсториан, тяжело дыша, выбрался из бассейна. Безумный мальчишка тащился за ним, подобно огромному морскому крабу, оставляя на полу блестящие лужи. Он явно не желал стоять на своих собственных ногах. Он обхватил руками колени Эсториана, обжигая горячим дыханием его бедра. Эсториан ощутил тяжелый толчок в паху. Он смутился. В бронзовой коленопреклоненной фигурке, склонившейся перед ним, не было ничего женского. Его обнимал полумальчик-полумужчина, безумец, маленький негодяй, наглец. Он заслуживал примерного наказания. Эсториан опустился на колени. Поцелуй был быстрым и острым как лезвие бритвы. Зубы их стукнулись друг о друга, дыхания пресеклись. Они зашатались и опрокинулись на груду одежд.

Бархат, сказал Корусан. Бархат и сталь.

Сталь, вторил Эсториан. Сталь и слоновая кость.

Помни, твоя жизнь принадлежит мне.

А твоя мне. Слова эти легко слетели с его губ, но он знал, что это правда. Корусан bqr`k. В нем не было ни сомнений, ни колебаний. Он протянул императору руку и потянул за собой. Эсториан повиновался. Он молча шагал за своим слугой, изумляясь все больше и больше. Он мог сейчас, сию же минуту прекратить весь этот бред одним жестом, одним словом, но воля его словно уснула. Мальчишка, таща его за руку, вышагивал впереди, в нем не было ничего жеманного или порочного. И все же его с неодолимой силой влекло к нему. Он знал, что мужчины порой увлекаются мальчиками, но никогда не понимал их. Он всегда считал себя мужчиной, рожденным для женщин, с тех пор как начал себе кое-что позволять. Но то, что происходило сейчас, было далеким и от мужчин и мальчиков, и от мужчин и женщин, и даже, если говорить честно, от мужчин и мужчин. Тут намечался роман между императором и гвардейцем. Глупый, дурацкий, неосмотрительный, смертельно опасный роман. Корусан пылал, словно лихорадка опять охватила его тело. Глаза его плавились и блуждали, но он точно знал, чего хочет, он умел добиваться своего. Эсториан, Солнцерожденный, сильный мужчина, щенок степного кота, вынужден был признать, что у него появился достойный противник. Это не шло ни в какое сравнение с женской лаской. Жгучая страсть Вэньи, вкрадчивость Зианы, пламенность Галии все было отброшено и забыто. Так или иначе, тем или иным способом они отдавали ему себя. Этот мальчишка нападал. Он любил сражаться и брать и сам подчинялся только насилию. Они сошлись в битве, как два равных друг другу воина. Бойня началась в постели и закончилась на полу среди скомканных подушек и одеял. Эсториан, как подрубленный дуб, опрокинулся на спину, широко разбросав руки. Корусан, часто и тяжело дыша, вытянулся рядом. Неожиданно он засмеялся. Его прерывистый смех можно было принять за истерику, если бы в нем не звучали нотки искреннего веселья. Он приподнялся на локте, продолжая смеяться. Эсториан отшвырнул его руку и, вскочив на одно колено, придавил другим узкую полудетскую грудь. Мальчишка бестрепетно встретил его взгляд.

Я подхожу тебе? быстро спросил он.

Мне кажется, да. Поцелуй был коротким и мирным. В нем сочетались пряные отголоски недавней оргии с целомудренными нотками подступающей дремы. Битва закончилась, пришел приказ отдыхать. Щека Корусана была мокрой. И не только от покрывавшей ус талое тело испарины. Кажется, мальчик беззвучно плакал, но Эсториан счел за лучшее промолчать. Любое его слово сейчас привело бы подростка в ярость. Он просто тихо лежал рядом, пока дурачок не уснул. Даже во сне его мускулы подергивались и содрогались от напряжения, словно он все еще продолжал вое вать. Но лицо было спокойно и безмятежно. Лицо юноши, лицо слуги, который на миг показался своему господину прекраснее всех женщин на свете. Эсториан осторожно высвободился из объятий. Корусан шевельнулся и что-то пробормотал во сне. Темные тонкие брови были недвижны, лихорадка прошла. Но она не ушла совсем. Она переселилась в Эсториана. Быстро, почти бегом добрался он до купальни и омылся в остывшей воде. Его туника была порвана, но в шкафу на распялках висели другие, он схватил первую попавшуюся и набросил на себя. Он перетянул волосы широкой лентой, надвинув ее на лоб. Его плечи болели, под ребрами покалывало, но худшая боль рождалась в душе. Он порочен и был изначально порочен, прежде чем его вовлекли в грех. И что же ему делать теперь? Он быстро шагал по спящему лабиринту комнат и коридоров. Туника его развевалась, ему хотелось бежать. Только глаза гвардейцев удерживали его в рамках минимальной пристойности. Опущенное копье преградило путь. Он фыркнул и зашипел, но охранник грубо сколоченный коричневорожий житель равнин, узнав императора, отвел древко в сторону и широко улыбнулся. Эсториан даже не повернул головы. Не принесла успокоения и прогулка по крыше. Звезд не было, резкий холодный ветер забирался под тонкую ткань, начиналась асанианская зима. Однако жизненно важные точки его тела пылали, реагируя на восход солнца, оно уже поднималось над горизонтом, где-то там в заоблачной мгле. Ему следовало бы пропеть утренний гимн, но звенящая в нем пустота отвергала молитву.