Имперская гвардия: Омнибус - Стив Лайонс

Банник с Ганликом увязли уже по колени, колебания песка, вызываемые медленно утопающей БМП, затягивали и их вместе с ней.

Банник с трудом протолкнулся сквозь песок к Ганлику и схватил его за плечо.

— У нас мало времени, Ганлик, они не могут закрыть люк, — лейтенант взглянул на потоки пыли, сыпавшиеся в десантное отделение «Химеры».

— Куда нам прицепить трос? — крикнул в ответ Ганлик. — Их буксирные крюки ушли слишком глубоко в песок, я не докопаюсь до них.

Банник окинул быстрым взглядом погружавшуюся все глубже «Химеру». Антенны на башне уже скрывались из виду под гладкой поверхностью песка. Скоро в песок уйдет вся машина.

Он повернулся к Ганлику.

— Цепляй за поручни! — приказал он.

— Они не удержат крюк.

— Должны. Дай сюда.

Ганлик неохотно передал ему крюк.

— Помоги забраться на крышу, один я с крюком не заберусь.

Они увязли уже почти по пояс. Ганлик с трудом подтолкнул Банника, помогая ему влезть на «Химеру». Банник сбросил пескоступы и, кажется, это помогло.

Спустя минуту изнуряющих усилий Банник, наконец, оказался на крыше десантного отделения БМП. Свернув трос в петлю, лейтенант продел его в один из четырех поручней, еще не погрузившихся в песок, на бортах «Химеры», и изо всех сил продернул, чему мешала и толщина самого троса, и трение, создаваемое песком. Продернув трос, Банник зацепил крюк за поручень, потом передумал и обернул вокруг крюка свободную петлю троса. Вытянув провисший трос как можно больше, лейтенант протянул петлю над верхним люком и продел ее в другой поручень, а потом обратно. Чтобы добраться до третьего поручня, уже погрузившегося, пришлось раскапывать красно-серый песок.

К тому времени, когда Банник добрался до последнего поручня и привязал трос к нему, над поверхностью песка виднелся только верхний люк и край кормы «Химеры». Банник оглянулся. Ганлик уже увяз по шею, было свободно только одно плечо, рука вцепилась в край кормового люка.

Как можно быстрее Банник схватил крюк с остатком свободного троса и продел его вокруг уже привязанного троса, сходившегося крест-накрест над верхним люком. Он прицепил крюк в середину перекрещенного троса и зафиксировал его. После этого лейтенант оглянулся на Ганлика. Второй наводчик кивнул.

Банник отошел как можно дальше, в его ботинки насыпался песок и пыль. Сигнал — три всплеска статических помех по воксу. Секунда тишины. Потом трос, лежавший на песке, с гудением натянулся, вибрируя в воздухе и заставив ветер взвизгнуть. Банник расслышал в отдалении рев включившегося мощного двигателя.

«Химера» перестала погружаться в песок. «Атлант» взревел еще громче, и БМП начала подниматься на поверхность.

Банник ощутил невероятное облегчение, видя, как антенны командирской БМП появляются из песка.

Он обернулся к Ганлику, и его сердце застыло.

Движение «Химеры» затянуло второго наводчика еще глубже в песок. Банник спрыгнул с башни «Химеры» на крышу десантного отделения.

— Ганлик! Лик! Держись за руку! — Банник протянул руку. Мускулистый кулак второго наводчика попытался схватиться за нее — раз, другой. Не вышло. Голова Ганлика исчезала в песке.

Банник, выругавшись, протянул руку еще глубже в песок, напоминавший жидкость, и нащупал руку Ганлика в перчатке. Потянув изо всех сил, он подтянул руку Ганлика к тросу и помог ухватиться за него. Но они оба ослабели от усталости, и Банник не знал, сколько Ганлик еще сможет продержаться, и с какой силой начнет затягивать его песок, когда будут вытаскивать «Химеру».

В воксе раздалось какое-то неразборчивое бормотание, что-то зашипело.

— Режь трос, — вдруг сказал Ганлик, отрешенно, словно был уже мертв, и его душа уносилась в варп.

— Нет, — ответил Банник.

Он осторожно подполз вперед, держась одной рукой за трос, а другой вцепившись в руку Ганлика, и надеясь, что сможет продержаться достаточно долго, а респиратор позволит второму наводчику дышать и сохранять сознание, пока их не вытащат. Но по мере того, как «Химеру» вытаскивали из песка, Ганлика все больше затягивало под нее.

Мучительно медленно «Химера» выбиралась на твердую землю, а Ганлик все еще держался.

— Коларон.

Его имя, произнесенное ясным голосом, заглушившим даже яростный рев калидарской бури, заставило Банника вздрогнуть так, что он едва не выпустил руку Ганлика.

Он резко повернул голову. Там, прямо в воздухе, будто не замечая бури, стоял Тупариллио, не изменившийся с того самого дня, когда Банник видел его в последний раз — когда Банник убил его.

Призрак исчез, когда скрежет раздираемого металла разорвал воздух. Один из поручней внезапно не выдержал и оторвался. «Химера» резко дернулась, трос натянулся. Оторвавшийся кусок металла пролетел мимо, едва не попав в лицо Баннику, которого сбросило с «Химеры». Лейтенант упал в пыль, и его немедленно начало затягивать. Ощущение было такое, будто ноги увязли в застывающем камнебетоне.

Рука Ганлика соскользнула с троса.

Банник решил разрезать трос, связывавший их.

Он потянулся за ножом на поясе, но сейчас зыбучие пески стали затягивать особенно сильно, стремясь заполнить пустоту, оставшуюся после вытащенной БМП, и Банник провалился уже по грудь. Добраться до ножа он уже не мог. Тщетно он пытался дотянуться до «Химеры», но его пальцы соскользнули с борта БМП.

Он провалился еще глубже.

Руки уже затянуло, песок доходил до самого подбородка.

Песчинки мелькали перед его очками, словно спеша наперегонки убить его. В конце концов, Банник, не в силах выбраться из зыбучих песков, поддался панике. В вокс-наушнике не было слышно ничего кроме злобного рева магнитосферы Калидара.

Зыбучие пески затянули его во тьму.

Эппералиант спрыгнул с центрального трапа на командную палубу, с его защитного снаряжения сыпался песок. Связист развернул шарф, защищавший лицо, снял защитные очки и респиратор, и вдохнул спертую душную атмосферу внутри танка, словно это был свежий горный воздух.

— Экзертраксис в безопасности, сэр, — доложил он. — Валле помог ему, теперь капитан распевает молитвы, как священник.

— А «Леман Русс»?

— Его вытащили, сэр. Едва успели, но, к счастью, обошлось без новых потерь.

— Если не считать Ганлика и Банника, — сказал Кортейн.

— Боюсь, что они пропали без вести, сэр, — ответил Эппералиант.

Кортейн выпрямился на своем сиденье. Экипаж «Марса Победоносного» потерял уже трех человек, а Форкосиген на грани безумия. Скверно. Совсем скверно.

Он нажал кнопку на трубке вокс-передатчика.

— Внимание! — закричал он, надеясь пробиться сквозь рев бури. — Говорит Кортейн. Я принимаю командование. Приказываю каждой машине регулярно выходить на связь каждые десять минут, пока мы не выйдем из котловины. Всем следить за своими товарищами по экипажу или отделению. Если кто-то начнет вести себя странно, немедленно связать его, невзирая на звание. Водителям сменяться каждые три часа. Эти меры выполнять неукоснительно, пока я их не отменю. Приготовиться двигаться дальше.

Кортейн отпустил кнопку.

— Эппералиант, повтори передачу этих приказов лазерными импульсами и сигнальными фонарями. Я хочу, чтобы они дошли до всех машин колонны.

— Да, сэр.

Пока Эппералиант передавал приказы, Кортейн смотрел на приборы, глубоко задумавшись. Ганлика и Банника больше нет. Глубоко вздохнув, он выпрямился на сиденье. Скорбь по погибшим подождет. Надо выполнять задачу.

— Аутленнер, — приказал он, — выводи нас отсюда.

ВСТАВКА

Император не прощает грехи легко. Милосердие — не Его сфера. Те, кто лишился милости Его, должны долго и тяжко трудиться, чтобы вернуть ее…

Есть один грех, который оскорбляет Императора больше прочих, и это — нарушение долга. Отказываться исполнять долг, который Император назначает нам всем, есть самое вопиющее из всех греховных деяний. Поступать так означает не только вечное проклятие для самого грешника, но из-за каждого человека, уклонившегося от назначенного ему долга, этот долг падает более тяжким бременем на тех верных, что внимают зову Императора. А из-за этого возрастает опасность для всех. Для одного отдельно взятого человека она, возможно, будет возрастать не сразу и понемногу, капля за каплей, но помните — однажды эти капли наполнят океан!

Да будет вам известно, что Император бесконечно любит тех, кто служит Ему, что всецело следовать путем Императора и довериться Его божественной воле в том, какой долг вам надлежит исполнять — есть величайший акт веры, который только может совершить человек. Нет греха столь тяжкого, нет преступления столь непростительного, чтобы нельзя было стереть это пятно, трудясь во имя вящей славы Повелителя Человечества. Для вас, вырванных из тьмы усилиями лорда Соляра, вас, столь долго лишенных света нашего Господина и Спасителя, есть лишь один выбор: