Эволюция бога: Бог глазами Библии, Корана и науки - Райт Роберт

Почему именно Павел стал уполномоченным Бога, любовь которого не знает этнических границ? Потому, что он от природы был любящим и терпимым, человеком, без труда способным вызывать у каждого чувство причастности? Едва ли. Даже в его переписке, которая, вероятно, отражает отфильтрованный вариант внутреннего мира Павла, мы видим, как он заявляет, что последователей Иисуса, не согласных с ним по вопросам Благой вести, следует предать «анафеме», то есть именем Бога обречь на вечные муки[779]. Исследователь Джон Гейджер описывал Павла как «склочного проповедника-организатора, яростно нападавшего на других апостолов движения Иисуса и ненавидимого ими»[780].

Нет, истоки учения Павла о межнациональной любви кроются отнюдь не в его доброте и способности любить, хотя, насколько нам известно, за свою жизнь он обрел ее немало. Это учение не проистекает естественным образом из его глубокой веры в Иисуса. Благую весть Павла можно разделить на четыре части: Иисус — долгожданный Мессия, Христос; Мессия умер, в некотором роде расплатившись за грехи человечества; люди, которые верят в это, признают, что Христос ради них совершил акт искупления, обретут вечную жизнь; однако чем быстрее они продемонстрируют эту веру, тем лучше, ибо судный день уже близок.

Возможно, в этой вести и подразумевается любящий Бог, однако она ничего не говорит напрямую о значимости любви людей друг к другу, а тем более о том, как важно распространять эту любовь, невзирая на межнациональные границы. Так откуда же взялось учение, которое теперь считают проповедью «христианской любови»? Оно возникает из взаимодействия амбиций, которые движут Павлом, с социальным окружением. В итоге эту честь следует приписать не только Павлу, но и Римской империи.

Дефицит любви

Столетие после казни на кресте стало для Римской империи периодом упадка. Из деревень и мелких городов люди потоком хлынули в большие города, сталкивались с чуждыми культурами и народами, зачастую справлялись с этим приливом без помощи родичей. Знаток античности Э. Р. Доддс писал о «лишенных корней обитателях больших городов» империи: «Урбанизированный член племени, земледелец, пришедший в город в поисках работы, демобилизованный солдат, рантье, разоренный инфляцией, и отпущенный на волю раб»[781].

Происходящее чем-то напоминало события рубежа XX века в США, когда индустриализация повлекла американцев в шумные города, прочь от разветвленных семейных кланов. В то время, как отмечал социолог Роберт Патнам, неприкаянные горожане прибивались к перспективным социальным организациям — таким, как «Клуб лосей» или Ротари-клуб. Можно предположить, что и в древней Римской империи сложились сопоставимые условия, способствующие росту подобных организаций. И действительно, римские города увидели рост добровольных объединений[782]. Одни представляли собой профессиональные гильдии, другие скорее походили на клубы, третьи — на религиозные культы (в древнем понимании, как группы людей, объединенных поклонением одному и более богам, а не в современном, как сборища эксцентричных маргиналов). Но какой бы ни была форма этих организаций, они зачастую становились тем, что один исследователь назвал «фиктивными семьями» для людей, настоящие семьи которых остались в какой-нибудь далекой деревушке или провинциальном городке[783].

Услуги по замене близких, предлагаемые этими группами, варьировались от материальных, например похорон умерших, до психологических, — так они создавали у людей ощущение, что о них есть кому позаботиться. В обоих случаях раннехристианские церкви соответствовали потребностям времени. И в материальном отношении: церковь, как писал Доддс, «обеспечивала элементарную социальную защиту», заботилась о «вдовах и сиротах, стариках, безработных и немощных; финансировала похороны бедных и ухаживала за больными во времена эпидемий»[784]. И в психологическом: в текстах Павла «братья» — синоним «последователей Иисуса». Церковь была одной большой семьей.

В ТЕКСТАХ АПОСТОЛА ПАВЛА «БРАТЬЯ» — СИНОНИМ «ПОСЛЕДОВАТЕЛЕЙ ИИСУСА». ЦЕРКОВЬ БЫЛА ОДНОЙ БОЛЬШОЙ СЕМЬЕЙ

Значит, в каком-то смысле «братолюбие» Павла было всего лишь продуктом его времени. Христианская церковь предлагала тот же дух родства, в котором нуждались люди и который обеспечивали другие организации. Чаще всего такие организации именовали thiasos — «сотоварищества»; язык братства сам по себе новшеством не был[785]. Тем не менее в ранних христианских текстах «использовался лексикон родственных связей — настолько широко, что это нельзя сравнить с современными социальными организациями», как отмечал один исследователь[786]. В Первом послании к Коринфянам, которое так часто выбирают для свадебных церемоний, Павел упоминает о «братьях» более двадцати раз.

Нетрудно понять, по каким причинам ощущение семьи у ранних христиан превосходило среднестатистическое. Например: они были монотеистами. Если язычники, составлявшие большую часть населения, могли делить свою преданность между несколькими религиозными культами, то христиане поклонялись в одном и только в одном собрании. Отношения с товарищами по собранию были столь же тесными. Но в некотором смысле это лишь запутывает загадку Павловой преданности теме любви. Если братолюбие было таким естественным для монотеистических собраний Римской империи, зачем же тогда Павлу понадобилось тратить столько времени на его проповеди?

Ключ к пониманию того, почему именно Павел стал «апостолом любви» и символом всеобщего братства, — тот факт, что он был не просто преданным последователем Иисуса, но и весьма честолюбивым человеком. Его амбиции носили, по-видимому, исключительно духовный характер, были поставлены на службу вести, которую Павел считал верным путем к спасению. Тем не менее полезно сравнить Павла с современными предпринимателями с более приземленной мотивацией. Павел хотел распространить свой бренд, бренд Иисуса, хотел основать франшизы — собрания последователей Иисуса — в крупных городах всей Римской империи. Как ни странно, эти имперские стремления наполнили проповеди Павла упоминаниями о братской любви, которая могла бы никогда не появиться в них, если бы Павел довольствовался возможностью торговать в единственном семейном магазине.

Павел как топ-менеджер

Каждый желающий основать разветвленную организацию в Древнем мире сталкивался с двумя серьезными проблемами: несовершенством транспортных и информационных технологий. В те дни информация распространялась со скоростью человека, знающего ее, а он, в свою очередь, путешествовал со скоростью животных, которые его везли. После того как Павел, основав одну церковь, отправлялся в далекий город создавать новую, он попадал в другой мир, был не в состоянии часто возвращаться и следить за ходом работ, не мог сбрасывать по электронной почте письма, чтобы подхлестывать глав церкви.

Вынужденный мириться с этим дефицитом технологий, который кажется нам вопиющим, Павел воспользовался единственным средством, имеющимся у него в распоряжении: посланиями. Он отправлял письма далеким собраниям в попытке держать их в курсе его общей миссии. Результаты дошли до нас в виде новозаветных посланий Павла (по крайней мере, семь из тринадцати большинство библеистов считают подлинными). Эти послания — не просто вдохновляющие духовные размышления: они также представляют собой инструменты для решения административных проблем.