Предел прочности. Книга четвертая (СИ) - Углов Артем

- Чего нет, курсант? - разозлился Мо. – Ты хоть знаешь, на кого Старик работал, тот самый, с которым в одной камере сидел?

- На Конкасан.

- Гораздо хуже, курсант. Он работал на местный аналог Аненербе. Чего глаза вытаращил?

- Удивляюсь, откуда такие познания по дикому миру?

- Оттуда, курсант. История у вас уж больно интересная. У нас тысячу лет ничего не происходило, а у вас сплошные войны, да революции… Ладно, не о том речь - помнишь, кому Старик подчинялся?

Такого не забудешь. Вечно спешащий тонкобровый Марат, отдавший приказ поджарить мои мозги. Жаль, что не задержался тогда, не дождался прихода брата.

- Марат Саллей аль Фархуни, он же Генрих Гиммлер преступного синдиката, занимающийся всяческой оккультной хренью. Судя по всему, достиг немалых успехов на поприще изучения симбионтов. Представляешь, что будет, если он сумеет взять под контроль и подчинить хотя бы одну Тварь? Мы брата твоего десятки лет поймать не можем, а тут крупнейшая в мирах криминальная организация, обладающая финансовой и научной мощью! Мать его, Конкасан! Да с таким оружием, как Палач и Марионетка, мы им точно войну проиграем. И тогда одной Вселенной ведомо, во что превратиться Шестимирье. Понимаешь?

Нет, не понимаю. Я даже не думал в этом направлении, рассчитывая вернуть брата домой, а тут вон оно как все завертелось, бездна…

Мо любил рассказывать истории… истории своих болезней. Так я узнал, что помимо геморроя напарника одолевала опрелость подмышкой - красное пятно размером с целую ладонь. О нем он поведал, сидя за столиком «Мамы Чали», подгадав время под сырный пирог. После таких рассказов самый вкусный обед вставал поперек горла, а Мо словно нечисть распирала.

- Выход есть всегда, курсант, даже в сложных ситуациях. Знаешь, как я три ребра сломал?

Я не знал, но на всякий случай удвоил скорость поедания блинчиков с джемом.

- Прыгнул с сотого этажа небоскреба прямиком в открытый кузов грузовика, который пролетал тремя этажами ниже. Заперли меня тогда конкретно: двери заблокировали, а на лифте головорезы Туарто поднимались. Куда деваться, а деваться-то некуда. Ну я и вышел через окно… Повезло мне тогда, что в кузове не железки перевозили - всего лишь комбикорм для домашней птицы. Эх и воняет эта пакость, скажу тебе. Когда-нибудь бывал на скотобойне, где говядину потрошат?

Рука замерла, так и не успев поднести ко рту некогда аппетитный блинчик. Умел Мо описывать запахи, особенно неприятные. Чувствовалась рука опытного мастера или скорее ноздри.

- Чего морщишься, курсант?

- Да все в толк взять не могу, к чему такие истории за обедом?

Мо довольно улыбнулся, потому как за едой он всегда был счастлив.

- Это тебе не пустые байки, курсант, это школа жизни. Никогда не знаешь, что пригодиться в будущем. Потом сто раз спасибо скажешь за науку, которую в академиях не преподают. Ты блинчики-то будешь доедать?

И не дожидаясь ответа, подвинул к себе тарелку.

Неделя удивительных историй от Мо подошла к концу, и я вернулся в особняк госпожи Виласко. Ранним утром понедельника или как принято говорить «ни свет ни заря». Послонялся по сонному дому, пообщался с мужиками на наличие новостей.

Таковых оказалось ровно две. Первая и самая важная, о которой судачили все вокруг, заключалась в очередном залете одной из молоденьких служанок. Вроде бы взрослые мужики, а порою сплетничают хуже старых бабок.

Другая новость была не лучше и касалась фурункула, выскочившего у бедняги Секача. Казалось бы, какая чепуха, но вскочил и вскочил, мало ли у кого какой прыщик появится. Ан нет, имелись и здесь свои обстоятельства. Во-первых, вскочил он не в самом удобном месте, а именно на левом яичке, а во-вторых… а во-вторых Секач всех достал своими жалобами. Очень уж переживал за собственное здоровье. Все выспрашивал про лечебные травы, да настои целебные, а то дескать прописанная врачом мазь не помогала: от нее хозяйство распухло и мешало нормально ходить.

В жизни всякое случается, только зачем об этом трезвонить на каждом углу? Вот и послужила неприятная болезнь Секача поводом для насмешек. Особенно усердствовал старина Поппи, выставлявший теперь на стол вторую кружку: ароматную, исходящую паром.

- Для Секача это, - отвечал он на расспросы любопытствующих мужиков. – Настой женьшеня, круто заваренный - любой прыщик на раз убирает. Опускаешь внутрь поврежденный участок кожи и ждешь пять минут. Оно и понятно, что горячо, но если вытерпишь на следующее утро никакого фурункула не будет, обещаю.

Мужики в ответ ржали, а грозный охранник лишь матерился, и грозился залить ароматный кипяток весельчакам в глотку. Так и жил народ, обыкновенные рабочие будни.

Меня вся эта местная Санта-Барбара вкупе с хозяйством Секача мало интересовали. Очень хотелось узнать, как дела у Юкивай. Напрямки к Майеру с таким вопросом не подойдешь, потому как пошлет сразу. Да и среди охраны было непринято обсуждать дела молодой Хозяйки. Не то чтобы совсем, но после ночи, проведенной в покоях Юкивай, разговаривать со мною на подобные темы перестали.

- Ну что ты пристал ко мне, - не выдержал расспросов Поппи, – иди и сам у нее спроси.

- Как же спрошу, если красная зона.

- Как-как… каком к верху (в оригинале фразеологизм звучал куда в более грубой форме). Уйди, Малыш, не раздражай. Не до тебя сейчас, работы туева куча.

Ага, как же, так и поверил… работы у него полно. Когда зашел, Поппи как раз вторую кружку настоя заваривал. И ладно бы для себя или для человека другого… Стыдно сказать, Секача он ждал в дежурке.

- Без вас разберусь, - буркнул я обиженно и вышел.

Целый день слонялся без толку, делая вид, что слушаю интуицию, а самого так и подмывало подняться наверх по крутой лестнице, схватить вздорную девчонку за плечи и потрясти как следует, чтобы в чувства пришла. Чтобы перестала заниматься ерундой и снова взялась за музыку, чтобы бросила своего наркоманистого придурка Франсуа, чтобы… чтобы… Да кого я обманываю, просто хотелось увидеться.

«Окстись, Воронов, какой увидеться, - голоском Альсон пропел внутренний голос. – Ты ей не родственник, не парень, и даже не друг. Ты наемный работник, принятый по контракту и не более того. А то, что между вами было… Иногда секс это просто секс и ничего более. Или думаешь, только одни мужики на такое способны: трахнули и забыли?

Я не думал, я в принципе старался не думать, потому как мозги закипали. Просто секс… Обыкновенный перепихон у нас был с Валицкой, заметно отдающий сеансом терапии, впрочем, как и все остальное, за что бы госпожа психолог не взялась. С Юлией же все было иначе: я чувствовал, я прочитал это в ее глаза.

Прочитал в глазах… Бездна, стал мыслить категориями женских романов.

- Человеческий глаз сам по себе не выражает никаких эмоций, - утверждала на одной из лекций Анастасия Львовна. – Все что считывает наш мозг – это мимика лица, остальное дорабатывает богатая фантазия. Поверьте опыту специалистов, невозможно распознать даже ярко выраженные эмоции, такие как радость или страх. Положи я прямо сейчас перед вами глазные яблоки, и что скажете? Грустит человек или смеется?

В аудитории воцарилась гробовая тишина, только пискнула от страха малышка Альсон, тогда еще малышка.

- Но не все так плохо, - Валицкая улыбнулась и вышла за кафедры, демонстрируя курсантам волнующие изгибы тела. Госпожа преподаватель предпочитала носить обтягивающие элементы одежды, благо имелось что обтягивать. – Существует целый ряд заболеваний, которые мы можем определить по состоянию глаз. Например?

- Гепатит, - бойким голосом отрапортовала Ли, у которой с медициной всегда был порядок. – Вызывает пожелтение белков.

- В том числе, - согласилась Валицкая. – Хотя в первую очередь это свидетельствует о нарушениях работы печени, а о каких конкретно, помогут установить дополнительные анализы. Будут еще предположения? Рандольф, может быть ты? Нет? Тогда даю подсказку: подсыхание роговицы, помутнение зрачка, выцветание радужной оболочки – свидетельством чего это может быть? Соми?