Чаша ярости: Мой престол - Небо - Артем Абрамов

– Именно поэтому, брат, я и вернулся.

Внутренняя буря издевательского негодования разом куда-то пропала, едва Иешуа произнес эти слова. Произнес тихо, почти просительно.

– Я думал над тем, что ты сейчас сказал, - продолжил Иешуа. - Я пытался разобраться с каждой болячкой по отдельности. Но у вашего мира их слишком много, да и не они - главное: с каждой конкретной можно бороться, это лишь вопрос сил и времени. Я попробовал... - Он замолчал, что-то вспоминая. Но Петр не услышал воспоминаний: видимо, Иешуа просто понадобилась пауза. - Я попробовал и понял: основная беда состоит в том, что мир... не хочет лечиться. Более того: сопротивляется. Я, наивный галилейский юноша, как ты сказал, обращался и в ООН, и к самьм сильным людям на планете, полагая, что меня должны воспринять с радостью, как спасение. Но они даже не слушали меня. Я им не нужен, не интересен. Я - иллюзион, развлечение, радость масс-медиа. Кто всерьез воспринимает, например, фокусника?.. Никто никогда. Им выгодно и легко жить в больном мире.

– Что же ты тогда хочешь от моего времени?

– Я не собираюсь заниматься, как ты выразился, десятью миллиардами человек. Это бессмысленно и невозможно, ты прав. И не буду никому ничего предлагать. Если захотят - придут и сами попросят.

– Ты о чем? - не понял Иоанн. Да и Петр смотрел на Иешуа вопросительно. А тот откинулся на спинку стула и торжественно взглянул на глаза собеседников.

– Мы создадим страну Храм.

– Храм? - удивился Петр. - А как же сакраментальное: сруби ветку - и я там? Какой храм, Иешуа? Ты - ненавистник всякого рода капищ...

– Рассматривай слово "храм" как термин. Как фигуру речи. Как, наконец, по сути - место, где человеку, ищущему душевного спокойствия, будет жить с Верой своею комфортно и радостно. Смотри: рядовой гражданин любой страны, устав ото лжи и ненависти, ежечасно, ежеминутно его преследующих, идет в храм, - какой ни выбрал, в капище, как ты точно подметил, - идет туда, но невольно, на уровне подсознания окружает себя той обстановкой, которая ему по душе, в которой ему спокойно. Он беседует с Богом - сам беседует, не ищет посредника, а по идее, беседует сам с собой, наводит порядок в голове и с новыми силами отправляется на свою ежедневную войну - за двери храма, в обычную жизнь. Если не хочешь уходить - сиди сколько угодно, никто не гонит, верно, но долго ли проторчишь в ваших холодных каменных саркофагах, именуемых храмами?.. Вот именно. Но зачем так-то? Вот тебе целая страна, в которой неизмеримо более уютно душе и телу, нежели в барабанно-пустом здании с массой архитектурных излишеств и непременным крестом на макушке. И так же, как и Храм в Иершалаиме, - без Бога... Но в страну эту-в отличие от ваших храмов - никто никого насильно тащить не будет. Хочешь - приходи, живи, будь полезным. Не хочешь - смотри по телесети репортаж об очередной войне или о новом наркотике и жди, пока все это докатится до тебя. Или ты до этого.

– Страна Храм. Интересно... - Записной скептик Петр, как ни странно, не стал обличать идею Иешуа в утопичности. Покатал на языке фразу:

– Страна Храм... страна Храм... И где же она?

– Ее пока нет. Но мы ее создадим.

– Мы?

– Мы. Ты, Иоанн и я. Плюс еще несколько моих последователей, которые ждут меня там, в двадцать втором веке, и готовы помогать.

– Иешуа, - сказал Петр осторожно, - а тебе не кажется, что это... м-м...

– Утопия? Нет, не кажется. Я, Кифа, не зря в ООН время провел. Оказывается, в вашем мире есть достаточное количество стран, которые тяготятся своими обширными территориями. И немало людей, готовых просто из любви к христианству - прости меня, Господи, не я придумал сей термин! - готовых щедро профинансировать приобретение значительных площадей земли.

– Настолько значительных, чтобы разместить там целую страну? Или это будет второй Ватикан? - Петр-скептик таки проснулся.

– Ватикан? Нет, Кифа, намного больше.

– Дай-ка угадаю! - продолжал скептик. - Это не Сибирь. Россия так просто ничего не отдаст. Как сидела, например, на Курилах, так и сидит... Но это и не Америка, там и без нас тесно. Это не Гренландия и не Антарктида, там слишком холодно ддд тебя, выросшего в теплой стране. Где же тогда? Африка? Южная Америка?

– Африка. Центральная ее часть. - Иешуа не пробивал ернический скептицизм Петра.

– Погоди, Петр. - Иоанн все слушал серьезно, в отличие от Петра, он вообще не умел шутить там, где не видел повода для шуток. И на всякий случай не любил шутящих не к месту и не к теме. - Иешуа, ты ведь над нами не смеешься?

– А я когда-нибудь над вами смеялся?

Иоанн встал, обошел вокруг стола, привычно гладя бороду. Думал. Петр наблюдал за друзьями. Один ходит кругами, загружен и напряжен, другой сидит ровно, с достоинством, лицо просветленное - как обычно, как раньше... И только начальник общины Кифа не слишком натурально весел и беззаботен, не проникнут высокой пафосностыо момента.

А на самом деле - куда как проникнут. И все прекрасно понял. И принял все. И счастлив, как дурак последний. А что до шуток - так это ж вечный конфликт с Иоанном, как без него?..

– Итак, опять - мы? Три мушкетера. Три поросенка. Трое в лодке, не считая собаки...

– Я слыхал про эти книги, Кифа, но прочесть не довелось. Однако из того, что слыхал о них, хотелось бы сделать выбор: все-таки три мушкетера. И мне требуется ваша помощь, господа мушкетеры. Как никогда. Или как всегда.

Пауза.

– Я готов.

Голос Иоанна из темного угла кабинета, куда он забрел в своих размышлениях, прозвучал как гром. И попал в Петра, если гром может в кого-нибудь попасть. Петр, Дружище, опомнись! Перед . тобой сидит человек, которого ты ждал последние десять лет, как не ждал никого и ничего в жизни, и теперь, когда он предлагает тебе пусть безумную, пусть авантюрную, но такую интересную затею, ты позволяешь себе ерничать, при родном и легкоранимом Иоанне - Арамисе, если три мушкетера, так? - позволяешь смеяться в глаза Иешуа, который тоже в серьезные моменты не склонен к шутке?.. Это же практически твой сын, который пошел существенно дальше отца, но теперь просит помощи, потому что столкнулся с непреодолимыми проблемами ему требуется твой опыт, твое умение жить в незнакомом для него времени, твое плечо, наконец...

Нет, плечо ему точно не требуется...

– Так ты заберешь меня домой?

И вот тут голос предательски дрогнул... Надо же было ждать десять лет, сидеть в Иудее, притворяться, что тебе такая жизнь страсть как нравится, чтобы в один прекрасный вечер признаться самому себе во вранье. Самому же себе! Домой-то хочется...

– Так и не стала экологически чистая Иудея для тебя домом да, Кифа? - На лице Иешуа - самая добрая из его добрых улыбок.